Двое (рассказы, эссе, интервью) - Татьяна Толстая

Поехать на конференцию хотелось, а времени писать доклад оставалось мало. С другой стороны, и тема — женское движение — безразмерная. Пиши, о чем хочешь. Я села за стол, взяла лист бумаги и написала черновое название доклада: «Феминистское самосознание как полоролевой стереотип в современном социуме». Может быть, взять исторический аспект вопроса?

После войны многие семьи держали домработниц, молодых девушек, сбежавших из колхоза. И мы, когда переезжали летом на дачу, нанимали домработницу. Каждый раз это была новая девушка, почему-то всегда Нина или Валя. В чемоданчике у нее лежало зеркальце, толстая книга без первых страниц и письма солдата срочной службы. Один раз я увидела на нашей кухне человека, одетого, как крепостной крестьянин из школьного учебника. Это был отец нашей домработницы. Он о чем-то просил маму и даже встал на колени.

После ужина домработницы ходили друг к другу в гости. Шептались, рассматривали фотографии: солдат у развернутого знамени части, матрос с товарищем. Иногда они показывали эти фотографии мне, первокласснице, и спрашивали: нравится? Боясь их обидеть, я говорила: да, а сама думала: господи, как можно полюбить такого?

Этим девушкам, как и всем на свете, хотелось счастья, и поэтому вечерами они уходили в темноту. Дружба с солдатом или матросом часто заканчивалась беременностью и слезами. «С Ниной пришлось расстаться по той же причине, что и с Валей», — долетали до меня разговоры взрослых. Одна из Валь устроилась в милицию, там давали койку в общежитии. Про нее говорили, что она «пошла по рукам». Другая, Нина, стала каменщицей на стройке. После пяти лет работы давали комнату, а парень, с которым Нина гуляла, обещал жениться, если будет жилье. Но комнату все не давали и не давали. И жених не стал ждать, ушел к другой, с жилплощадью. Все домработницы уходили от нас на тяжелые работы, мечтая о прописке и о собственном угле. Где они теперь, эти деревенские девушки? Небось, нянчат внуков, рожденных свободными. Ничего не знаю об их судьбе: они никогда не возвращались назад, к бывшим хозяевам. Нет, лучше взять сегодняшний день, что-нибудь попроще. Например, роль женщины в семье накануне нового тысячелетия.

Прошлой весной родительский комитет поручил мне обойти несколько домов микрорайона, уточнить количество будущих первоклассников.

Апрельское воскресенье. Пятиэтажный блочный дом. Тесные, но отдельные квартиры. Перед тем как позвонить в очередную дверь, я загадывала: какая хозяйка мне откроет? Злая на весь белый свет или добродушная?

На звонок открывал всегда мужчина в тренировочных штанах и шлепанцах. Жена кричала из кухни: «Валера, кто там?» Валера отвечал: «Молодая, интересная», или: «Ко мне пришли, не ори!» Появлялась жена: бигуди под газовой косынкой, руки в муке или мыльной пене, и приглашала зайти в комнату. Был полдень, но телевизор уже работал на полную мощь. Через открытую дверь была видна маленькая смежная комната с неприбранной детской постелью.

Усадив меня к столу, женщина принималась выпроваживать мужа: «Сдай посуду, скоро на обед закроют». «Сходи, Валерик, за сметаной. Дай нам спокойно поговорить». Муж, не отрываясь, смотрел мультфильм «Мышонок и его друзья», а когда жена совсем доставала, переходил, захватив бутылку пива, в лоджию и долго курил там, глядя в одну точку. Так было на третьем этаже, и на пятом, и на девятом. Всюду женщины были активны. Их энергия была то остервенелая, то веселая, но она была. А мужья… Мне было их жалко.

В последней квартире дверь открыла старушка.

— Здравствуйте. Здесь живет Вова Козлов?

— Здесь, мой хороший. Что, натворил чего-нибудь?

— Нет, я списки первоклассников уточняю.

В большой комнате спиной ко мне сидели двое. Она в кофте из ангоры, с широкой спиной, немолодая, он — на вид лет восемнадцати. Рукав его пиджака был надорван, и было видно, что пиджак надет на голое тело. Женщина обнимала парня за шею. На столе стоял эмалированный тазик с винегретом и бутылка. Пока я разговаривала с бабушкой, женщина и парень ни разу не обернулись и не посмотрели, кто пришел.

Она его не удержит, думала я, спускаясь по лестнице.

Во дворе, навстречу мне, из большой лужи вышла девочка. На ее пальто не было ни одной пуговицы.

— Вы по квартирам ходили, а почему к нам не зашли?

— Я ходила к первоклассникам.

— А я в музыкальной школе училась. Но меня выгнали.

— Почему?

— Оказалась вертушкой. Угадайте, как мою маму все называют? На букву «п». Сдаетесь? Пьяница!

— А папа у тебя есть?

— Папа все врет и с нами не живет.

— С кем же ты живешь?

— С дедушкой. Ой, Джека вывели!

Из парадной вышел мужчина с пуделем, и девочка побежала к ним.

Глаза стали слипаться, и в голову полезла какая-то чушь. Я открыла окно и легла на постель. Мне приснилось, что я дома, на Васильевском острове. Мне нужно спуститься на первый этаж к почтовому ящику. Я открываю дверь, но не могу выйти из квартиры: дворник Тоня моет тряпкой бетонный пол как раз перед моей дверью. Раньше она всегда здоровалась со мной и часто занимала у нас деньги, но с тех пор, как умер муж, больше не приходила: теперь денег хватало. Один раз я подарила ей что-то заграничное, и с тех пор она невзлюбила меня. Я понимаю Тонину ненависть и не сержусь.

Я проснулась от сквозняка, за окном была ночь. Голова была ясная, и я опять села к письменному столу.

Что я знаю о женщине из типовой квартиры? Она вьет и украшает свое гнездо, как умеет. Вешает пестрые картины на пестрые обои, и ей уютно. Муж не ушел, значит, и ему с ней хорошо.

И девочке-вертушке не вечно стоять в луже. Вырастет, станет красавицей и разобьет не одно сердце, но сама никого не полюбит.

А дворник Тоня будет яростно колоть лед у нашей парадной, испепеляя взглядом каждого жильца. Но и ее душа скоро успокоится: сына вот-вот выпустят из тюрьмы, и невестка придет в разум — заберет дочку из Дома ребенка.

Писать доклад уже не хотелось. За окном опять пошел тихий снег.

1996 год

Иностранец без питания

Поступить на восточный факультет было трудно, а учиться — еще трудней. Лера попала на кафедру, где студентов набирали раз в три года, по пять человек, кафедру истории Таиланда. Да, да. Тайский массаж и сиамские близнецы. Лерина специальность не сулила командировки в столицы миpa. Реально было рассчитывать на место младшего научного сотрудника в Институте Востоковедения, окнами на Неву.

Лера как раз заканчивала дипломную работу — «Экономические отношения в средневековом Сиаме», — когда советская власть, почти родная, ушла не попрощавшись. Ни инструкции не оставила, ни тезисов. «Живите как хотите. Нянек больше нет: рынок».

Институт Востоковедения задышал на ладан, и сектор Юго-Восточной Азии предупредили: научные темы закрываются… Сушите сухари. Лера устроилась в детский центр «Живулька» — вести исторический кружок. Дети были маленькие, кружок платный. Чтобы сохранить контингент, Лера рассказывала детям сказки. Занятия проходили так: Лера садилась на ковер, открывала книгу, принесенную из дому, дети ложились рядом, замирали.

«Аладдина отвели в баню. Там его вымыли и размяли ему суставы, потом ему обрили голову, надушили и напоили розовой водой с сахаром».

Некоторые куски, знакомые с детства, поражали Леру новым смыслом.

«— Знаешь ли ты какое-нибудь ремесло, юноша? — спросил старик.

— Я знаю счет, письмо, читаю по звездам. Я знаю все науки, — ответил принц.

— На твое ремесло нет спроса в наших землях. Жители нашего города не знают ничего, кроме торговли. Возьми топор и веревку, иди в лес и руби дрова. Продавай их и кормись этим. В день ты можешь заработать полдинара».

Дети со здоровой психикой засыпали, не дослушав сюжета. А самые впечатлительные слушали, затаив дыхание: «Я Дахнаш, сын Кашкаша, — вскричал старший джинн…»

Через два месяца «Живульку» закрыли. Некоторые педагоги устроились в школу раннего развития «Взмах», а Лера замешкалась. Потом немного подождала, не позовут ли ее. Никто не позвал. «Ну и черт с вами и вашим ранним развитием, — подумала она. — Посижу дома, займусь своими детьми».

С мужем Лера разъехалась. Почему — никому не рассказывала. Жила с дочкой и мамой. Выйти снова замуж хотелось, хоть за эллина, хоть за иудея. Были бы общие интересы и немного чувств. Много чувств не надо, плохо кончается. Но где Его взять-то? Раньше знакомились на конференциях, симпозиумах. Делаешь доклад. «Есть ли вопросы к докладчику?» Встает мужчина во втором ряду. «Вы разделяете гипотезу Сингл-Дуббеля, что славяне позаимствовали хомут и дугу у китайцев?» Отвечаешь, а потом он, задавший вопрос, подходит в перерыве, хочет продолжить дискуссию. Ты ему о межплеменных распрях домонгольского периода, а он приглашает в ресторан. Оказывается, это была судьба. В общем, теперь оба живут зимой в Принстоне, летом на Гавайях.