Загнанная в угол - Марина Серова

— Спасибо, Сережа. Не волнуйся, все будет нормально. Я тебе потом подам это блюдо на тарелочке с каемочкой, можешь не сомневаться, — поспешила я заверить его.

— Да я в тебе никогда не сомневался. Эх, Татьяна, погубила ты мою голову забубенную! — засмеялся он и удалился.

«Вот вам и помощь компетентных органов, — горько подумала я про себя. — А не лучше ли обратиться за помощью к моим верным советчикам? Кажется, самое время».

Я достала из сумочки заветный замшевый мешочек и высыпала кости на ладонь. «Ну, что вы посоветуете мне делать? С чего начать?» — мысленно обратилась я к ним и бросила их на стол. 14+25+29 — ответили мне они, а на их языке это означало:

«Чтобы помочь голодному, лучше не давать ему рыбу, а научить ловить ее». Так, а кто же тут голодный? Елизавета Андреевна или я? Поскольку голодной я себя не считала, так как козырных карт в моих руках было больше, чем у кого бы то ни было, то подумала, что речь все-таки идет о Тимофеевской. Что ж, поможем голодающим Нижнего Поволжья.

Глава 7 Откровенный разговор

Было только шесть часов утра, но, следуя совету капитана, я решила не терять времени даром и отправилась с визитом к Елизавете Андреевне, которая, кстати сказать, так и не явилась ко мне за ключами.

После двух нажатий кнопки ее звонка я услышала искаженный селекторной связью голос Тимофеевской.

— Кто там?

— Иванова, — лаконично представилась я.

Через несколько секунд замок щелкнул, и я направилась к лифту. Елизавета Андреевна, вся трясущаяся, уже поджидала меня на своей лестничной площадке. При виде меня она ничего не сказала, а лишь сделала мне приглашающий жест рукой.

Я очутилась в четырехкомнатной квартире, описание роскоши которой едва поддалось бы перу классика или кисти художника. Мы прошли в огромную гостиную, которую я невольно сравнила с «гостиной» Степана Игнатьевича.

— Разговор у нас с вами будет не из легких, Елизавета Андреевна, — начала я, глядя в потускневшие глаза Тимофеевской.

— Да, я догадываюсь. Вениамин Михайлович рассказал мне о том, что был у вас и…

Честно признаться, я сейчас об этом даже и не думала, собираясь затронуть более серьезную тему. Но раз уж она начала, я решила не прерывать ее. В конце концов, к делу это тоже относится.

— Так что же вы замолчали, Елизавета Андреевна?

— Нет, знаете, Танечка, пожалуй, нужно начать с самого начала, — тихо произнесла она и затеребила пуговицу своего длинного халата. — Я еще в прошлый раз, когда вы неожиданно появились у меня, хотела все рассказать.

— И что же вас остановило?

— Страх, — призналась Тимофеевская, и, глядя на нее, я поверила в то, что она на самом деле ужасно боится.

— Значит, сейчас все прошло, и вы желаете исповедаться?

— Нет. Кажется, все только начинается, — еще тише пролепетала она и оглянулась на дверь, словно боясь, что ее может кто-то услышать. — И вы совершенно точно дали определение: «исповедаться». Просто я совсем запуталась и не знаю, что мне делать дальше. Последнее время я постоянно живу в страхе. Чтобы вам это стало понятно, я должна открыть все свои тайны. Я понимаю, что сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. Вы — мое единственное спасение. Я верю в вас и в то, что вы поможете мне во всем правильно разобраться. Как вы скажете, так я и поступлю.

— Ну что ж, я вас внимательно слушаю, — проронила я, утомленная этой затянувшейся вступительной частью.

— Если позволите, я сделаю небольшое лирическое отступление.

Я кивнула в знак согласия и машинально взглянула на часы. «По всей вероятности, ее монолог будет долгим», — подумала я.

Я всегда предпочитаю изложение дела с максимумом фактов и минимумом эмоций, но в случае с Елизаветой Андреевной это было невозможно. Что ж, придется набраться терпения и не перебивать ее, а иначе она собьется, и я рискую просидеть здесь до самого вечера.

— Так вот, — продолжала она, — познакомились мы с Тимофеевским, как я уже и говорила, полтора года назад. Он приезжал к нам в Астахов в командировку. Я работала бухгалтером на мукомольном заводе… Ах, ну да, я это тоже уже говорила. А он приезжал, чтобы договориться о поставках муки в Тарасов. Так мы и познакомились. Он был тогда очень мил. Галантный такой, знаете ли, кавалер, — вздохнула она и мечтательно подняла глаза к потолку. — Так обхаживал меня! В общем, я влюбилась в него сразу. До этого за мной тоже, конечно, ухаживали мужчины, но я всегда видела, что им нужно только одно. Вы понимаете, о чем я? Но он — совсем другое дело. Никаких даже и намеков на это.

Я понимала. Я понимала, что у этой женщины были проблемы с отношением к сексу. Кто ее этим так напугал? Родители своим неправильным воспитанием? Подруги? А может быть, слащавые романы о любви, которых она слишком много начиталась в детстве? Ясно мне было другое: Тимофеевский наверняка от кого-то узнал, что бухгалтерша — старая дева и, женившись на ней, он обеспечит себе приличную репутацию, которая при его работе особенно необходима. Браки же с нормальными женщинами оказались для него неприемлемыми, и он разводился три раза — это я помнила.

— Почти сразу же он предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась, хотя была знакома с ним только месяц. Бросила работу и переехала в Тарасов. Первое время мы жили замечательно. Правда, в постели… Ну, в общем, он так и не проявил ко мне интереса. Я не особо переживала по этому поводу. Единственное, о чем я мечтала, — это о ребенке. Завела как-то с ним разговор об этом, а он рассказал мне о существовании дочери, о том, что очень переживает на этот счет и не хочет еще одной такой травмы. Я жалела его, уверяла, что на этот раз все будет замечательно. Но он… — тут моя собеседница замолчала и опустила глаза.

— И что же он, — спросила я, нарушив двухминутную паузу.

— Стыдно сказать, — горько улыбнулась она и посмотрела в окно, — но он назвал меня, — снова пауза, — он назвал меня похотливой самкой.

Я заметила, что начинаю проникаться некоторым сочувствием к моей собеседнице.

— Вот с этого случая все пошло кувырком, — вздохнула она, продолжая смотреть в окно. — Он стал груб, постоянно кричал на меня. И если раньше просто задерживался на работе, то теперь уже открыто мог не прийти домой ночевать. А я, я не требовала от него никаких объяснений, не устраивала сцен. Просто продолжала жить своей прежней жизнью, полностью смирившись с судьбой, предназначенной мне богом.

И вот как-то раз, когда уже минул год нашей совместной жизни, он принес домой путевки в санаторий и сказал, что через три дня мы едем отдыхать в Крым. У меня появилась надежда, что он наконец остепенился, оценил мое терпение и хочет пойти на сближение. Ну, я имею в виду духовное. Ведь последнее время мы с ним почти не разговаривали. Я очень обрадовалась и ждала этой поездки с нетерпением. Но в последний момент, когда вещи были уже собраны, он пришел домой и сказал, что его не отпускают с работы, что он очень сожалеет и мне придется поехать одной. Он был и добр, и ласков в этот день, обещал, что, как только освободится, сразу приедет ко мне. Я поверила, тоже выразила свое сожаление и поехала одна.

В санатории я пробыла всего четыре дня, за которые успела навыдумывать себе всевозможные радужные картины. Я представляла, что он тоскует по мне, жаждет встречи. Сердце мое надрывалось от жалости к нему, и я решила вернуться домой. Купила обратный билет и к вечеру была уже дома. Когда я вошла в квартиру… — снова запнулась Елизавета Андреевна и посмотрела на меня в упор.

В ее взгляде я прочитала глубокую муку и сомнения.

— Что же вы увидели? — поторопила я ее, понимая, что сейчас наконец наступает момент настоящих откровений.

— Знаете, Танечка, теперь я скажу вам то, что, по идее, ни в коем случае не должна бы говорить. Но мне не с кем больше поделиться, не у кого спросить совета. Нет, вру, я делилась этим с моим братом, но он, как мне кажется, еще больше загнал меня в тупик. Да и вам доставил немало хлопот, потому что я последовала его совету обратиться к вам со столь унизительной просьбой. В общем, моя судьба в ваших руках, Танечка.

Тут я вспомнила о предсказании магических костей и окончательно уверилась в том, что правильно их поняла.

— Вы не волнуйтесь, Елизавета Андреевна. Будьте убеждены, что я дам вам правильный совет, — поспешила я ее успокоить, но почему-то невольно сравнила себя с лисой из сказки, где эта хитрая бестия делит сыр между двумя глупыми медвежатами, а в итоге сама съедает его без остатка. Но что поделаешь, если из-за вранья Тимофеевской я и сама оказалась не в лучшем положении. Ведь в милиции имелось мое, а не ее описание, и следы обнаружились от моей машины, а не от «Нивы». Попробуй-ка тут докажи, что ты не верблюд. Одних моих слов будет мало, если Тимофеевская не решится на явку с повинной.