21.12 - Дастин Томасон

Чель и Роландо принялись бережно доставать содержимое из полученной от Гутьерреса коробки. Каждый фрагмент они отделяли от других с помощью набора, состоявшего из длинного пинцета и металлического зажима, и укладывали затем на стеклянные пластины поверх подсвеченных столов. Некоторые обрывки были размером с небольшую почтовую марку, но и они оказывались достаточно тяжелыми, потому что бумага из коры дерева фиги впитала в себя пыль и влагу склепа.

Спустя четыре часа они успели справиться только с верхней частью одной страницы, и, глядя на этот первый собранный воедино лист, Чель ощущала соприкосновение с былым величием своих древних соплеменников. Какие-то слова уже начали обретать смысл. Было похоже, что в них заключались заклинания к дождю и звездам — то есть молитва, магическая дверь в непознанный мир.

— Как я понял, мы сможем работать с этим материалом только по ночам? — спросил Роландо. Лучший реставратор в команде Чель был огромного роста, весил под 150 фунтов, а его шея и нижняя половина лица были густо покрыты щетиной недельной давности.

— Поспишь днем, — отозвалась Чель. — Заранее прошу прощения у твоей подружки.

— Надеюсь, она вообще не заметит мои ночные отлучки. Быть может, они даже добавят свежую долю загадки в наши слишком ровные в последнее время отношения. А ты сама? Когда будешь отсыпаться ты?

— Когда угодно. Меня едва ли кто-то хватится в офисе.

Роландо аккуратно распрямил на стекле очередной фрагмент. Чель не знала другого эксперта, который так осторожно и умело обращался бы с хрупкими объектами или обладал настолько тонким творческим чутьем, когда приходилось реконструировать предметы старины по мельчайшим осколкам. И главное — она безотчетно чувствовала полное доверие к нему. Ей не хотелось подвергать и его риску, но помощь была ей совершенно необходима.

— Ты предпочел бы, чтобы я обратилась к кому-нибудь другому? — спросила она прямо.

— Черт! Нет, конечно же, — отозвался Роландо. — Я твой единственный и неповторимый ладино и не позволю устранить меня от работы с этой находкой, которая, чувствую, станет сенсацией, подобной взрыву мощной бомбы.

«Ладинос»[15] на сленге стало собирательным именем для семи миллионов потомков испанцев, живших в Гватемале. Всю свою жизнь Чель приходилось выслушивать жалобы матери на то, как ладиносы вместе с армией проводили геноцид в отношении майя, как сваливали на аборигенов ответственность за все экономические проблемы страны. Но вопреки напряженности, которая все еще существовала между этими двумя этническими группами, совместная длительная работа бок о бок с Роландо и общение с ним изменили взгляды Чель. Например, во время гражданской войны члены его семьи участвовали в демонстрациях в поддержку интересов коренного населения. Его отца даже арестовали однажды за это, после чего он перевез всю родню в США.

— Вот только я не верю, что такое могло сохраниться в недрах одной из крупнейших городских руин, — сказал он, подыскивая место на странице для очередного фрагмента, подобно тому как складывают мозаику.

И действительно: более шестидесяти известных памятников архитектуры майя классического периода в Гватемале, Гондурасе, Мексике, Белизе и Сальвадоре круглый год полнились толпами туристов, археологов и просто местных жителей. Ни один даже самый умудренный опытом мародер не смог бы ничего предпринять в подобных условиях. А потому Чель была согласна — рукопись действительно могли обнаружить только в одном из мест, пока неизвестных ученым. Каждый год джунгли прочесывали камеры спутников, вертолеты с туристическими группами, бригады вальщиков леса, и периодически кто-то находил до сей поры неведомые следы архитектурных памятников. Логично предположить, что мародер (он мог быть, например, профессиональным экскурсоводом) случайно наткнулся на древний памятник, а потом тайно вернулся к нему с группой сообщников.

— Думаешь, какой-то расхититель гробниц обнаружил новый затерянный в джунглях город? — спросил Роландо.

Чель пожала плечами:

— Публике понравилась бы такая история.

— А потом каждый туземец в Гватемале заявит, что именно оттуда ведет свое происхождение его семья, — сказал Роландо с улыбкой.

Доля правды в его шутке была. Практически в каждой деревне майя из уст в уста передавалось предание о неком затерянном городе, в котором когда-то жили их предки. Во время революции двоюродный брат отца Чель даже заявил однажды, что нашел забытый ныне город, откуда бежало знаменитое трио основателей Киакикса. Реальность, конечно же, никак не соответствовала этим сказкам. Большинство майя всегда обитали в небольших деревнях посреди джунглей, а потому заявления некоторых из них о связях с крупными городами были сродни бахвальству белых американцев о том, что их предки прибыли в Америку на борту «Мэйфлауэра»[16]: легко утверждать, но невозможно доказать документально.

— Стало быть, бесполезно продолжать допытываться, где ты это добыла, — сказал Роландо, найдя подходящее место для еще одного фрагмента, — но, если судить по иконографии, вещь действительно можно датировать концом классической эры. Вероятно, где-то между 800 и 925 годами, а? В это просто невозможно поверить.

— Надеюсь, углеродный анализ это подтвердит, — сказала Чель.

Роландо отложил пинцет в сторону.

— Понимаю, что мы никому не должны ни о чем рассказывать, но… С виду здесь много сложных грамматических оборотов. Вот почему нам нужен Виктор. Никто лучше его не разбирается в языке классической эпохи.

На самом деле Чель подумала о том, чтобы привлечь к работе Виктора Граннинга, едва в первый раз увидела фрагменты книги, но опасалась реакции с его стороны. Они уже несколько месяцев не разговаривали, а у нее имелись веские основания избегать его общества.

— Сами справимся, — угрюмо ответила она, глядя на Роландо.

— Как скажешь, — кивнул он, понимая, что настаивать бесполезно. Граннинг — тяжелый человек. Чель любила своего прежнего наставника, но в последнее время тот стал чересчур упрям и, похоже, слегка свихнулся.

Постаравшись выбросить из головы все мысли о Граннинге, Чель принялась всматриваться в глифы фрагментов, из которых Роландо сумел сложить первую страницу.

Как все глифы в письменности майя, они представляли собой либо комбинацию слогов, которые вместе образовывали звук, имевший смысл (как слово в английском языке), либо по аналогии с китайским — сочетание слогов и пиктограмм, сливавшихся в одно целое, чтобы выразить понятие. Как только Чель удалось разбить написанное на отдельные блоки и перевести каждый компонент, используя существующие каталоги 150 уже расшифрованных слогов и справочник с более чем восемью сотнями известных «пиктографических» глифов, у нее стали складываться предложения.