Как любить животных в мире, который создал человек - Генри Манс

Чего ждать от свиньи, кроме хрюканья?

Старая английская поговорка

Забудьте о том, что свинья – животное. Обращайтесь с ней ровно как с машиной на заводе.

Журнал Hog Farm Management (1976)

«А почему вы не едите мясо?» Я стал вегетарианцем довольно давно и вскоре стал бояться этого вопроса. Часто его сопровождала какая-то абсурдная логика: один человек в местном кафе после этого поинтересовался, стану ли я поедать тела мертвых пассажиров, если останусь один после авиакатастрофы. (Конкретно его бы я покусал с удовольствием.) Однако еще я чувствовал, что у меня нет достойного ответа. Как и многие другие, кто ест мало мяса или совсем от него отказался, я не проводил подробных исследований и принял решение, прочтя несколько страниц бестселлера Юваля Ноя Харари Sapiens, где говорилось, что «современное промышленное сельское хозяйство может одновременно быть величайшим преступлением в истории». Это было второго января, и лучшего решения на Новый год было не придумать. После этого я просто пассивно впитывал заголовки об изменении климата и опасности красного мяса для здоровья. У меня было слабое представление о том, как выглядит жизнь животных на фермах и может ли животноводство быть этичным. Если ты вегетарианец, это еще не делает тебя экспертом в чем-то, кроме увиливания от бесед о том, почему ты им стал. В Великобритании, где я вырос, детские книги, теледрамы и реклама супермаркетов всегда изображают работу на ферме честной и веселой профессией. Почти везде, где я побывал, особенно в США, Франции и Колумбии, скотоводы были душой национального характера. Мне захотелось узнать правду. Надо было с чего-то начать, и я решил начать с самого основания.

* * *

Первое, что узнаешь о бойне, – это то, что туда легко устроиться на работу. Есть места, где от тебя требуют резюме, рекомендации и даже постоянный адрес. Есть вакансии, которые вызывают лавину откликов после каждого опубликованного объявления. Подсобный рабочий скотобойни к ним явно не относится. Я звоню по найденному в интернете номеру, и мне предлагают подъехать в удобное время.

Я сажусь в электричку и час еду на юго-восток от Лондона, а потом иду несколько сотен метров по загородной дороге. На деревьях поют птицы, мимо проходит поезд. Место выглядит вполне мило, если не считать, что неподалеку, в полудюжине простых зданий, каждый день «обрабатывают» больше тысячи овец и коров. Средних размеров бойня Forge Farm Meats расположена в двух шагах от рабочих пригородов. Там мне предстоит узнать, каково на самом деле убивать животных: запах, шум, психологию – все, что может помочь мне определиться.

Я стучу в дверь офиса и знакомлюсь с обходительным мужчиной средних лет, который представляется как Стив. Перед этим я разработал целую «легенду», чтобы объяснить, почему я – человек, который выглядит, говорит и ведет себя как журналист и представитель среднего класса, – решил сюда устроиться. Я зря себя утруждал. Стив не задает вопросов и даже не интересуется моей фамилией. «Нет смысла рассказывать вам об этой работе, – говорит он, поднимаясь с кресла. – Вам лучше просто попробовать. Говорят, это довольно грязное дело». Он делает паузу и поправляет себя: «Это и есть грязное дело».

В объявлении сказано: «предоставляется обучение». Курс оказывается очень простым. Стив выдает мне пару белых полукомбинезонов, белые резиновые башмаки и сетку для волос, открывает дверь в одноэтажное металлическое здание и ведет к конвейеру. Я оказываюсь рядом с линией обезглавленных овец.

Я постучал в дверь его кабинета всего четыре минуты назад. В лондонском офисе мне потребовалось бы больше времени, чтобы преодолеть стойку администратора. Не знаю, что убедило бы меня в серьезном отношении этого заведения к благополучию животных, но начать стоит с журнала посетителей.

Помещение без окон, не больше чем десять на десять метров. Овцы подвешены на автоматизированной линии, и примерно каждый метр рабочий отделяет от них какую-то часть внутренностей или туши, превращая животное из того, что видишь в поле, в то, что видишь на полке супермаркета. Вокруг все покрыто красными пятнами. В тот момент, когда я туда вошел, кто-то не уследил за ножом и задел кожу на костяшках, как будто срезая вареное яйцо. Он смотрит на красно-белый кружок размером с монетку, появившийся у него на пальце. «Да, это и правда неприятность!» – бросает, смеясь, сосед по конвейеру.

Меня ставят перед так называемой «шкуросъемной машиной». Когда овца поступает на конвейер, у нее уже перерезана шея, отделена голова и нижняя часть ног, а кожа на передних ногах отходит от плоти. У машины имеется два зажима, которые захватывают этот свободный лоскут и тянут шкуру вниз до половины туши. «Береги пальцы», – предупреждает коллега, не подозревая, что это уже стало делом всей моей жизни. Машина заставляет меня смотреть прямо в срезанную баранью шею. Я как с высоты птичьего полета вижу грудную клетку животного. Появляется мысль: «Это легкие или почки?»

Чтобы вставить кожу в зажимы и нажать педаль, которая двигает их вниз, снимая шкуру, у меня всего около двадцати секунд. Потом конвейер приходит в движение, овца переходит к следующему рабочему, а мне подается новая туша. Если все идет гладко, двадцать секунд – это много. И совсем не так много, если кожа не отделилась, или аппарат заклинило, или предыдущий рабочий не успел отрезать от овцы задние копыта, или свободный конец кожи оторвался до того, как машина закончит цикл. Все это отнимает время.

В таких случаях шкуру приходится сдирать руками: хватаешь столько кожи, сколько можешь, и наваливаешься всей массой, чтобы отделить ее от мышц. Бывает, что все идет гладко. Иногда даже слишком. Если стаскиваешь шкуру сзади прямо вниз, шея качается, и у тебя на щеке появляется красное пятно. Стив был прав, это и правда грязное дело.

Первое, что бросается в глаза на бойне, – это неопрятность. Мне приходилось видеть по телевизору сборочные линии на автомобильных фабриках и в газетных типографиях, и эти процессы казались предельно отточенными. «Разборочная линия» совсем другая. Вроде и оборудование сконструировано специально под этих животных, и их здесь убивают и режут на куски буквально миллионами, но кажется, что ничего не прилажено. На полу – подтеки жидкостей, смешанных с шерстью и неопределенными кусками туш. Теперь я понимаю, почему английским словом shambles – «полный бардак» – когда-то называли именно скотобойни. Можно было бы и догадаться.

Еще на скотобойне шумно: из-за грохота множества машин нам приходится кричать друг другу. И хотя играет Kiss FM, я не могу разобрать половину мелодий,