Урал атакует - Владимир Молотов

— Сейчас слипнется, — проскрипел Костя.

Жулик уже сделал выпад, но Муконин умело увернулся в бок. Лезвие словно просвистело под ухом. Снова выпад. Опять увернулся. Машина сумочка все же соскользнула с плеча звереныша и угодила на бордюр. «По тонкому льду… На острие ножа», — тупо мелькало в голове. «Главное — не ошибиться». С каждым выпадом, казалось, кишки инстинктивно сжимались. Когда «заячья губа» в четвертый раз глупо рассек воздух, Костя исхитрился и резко ухватил его за запястье. Секунда — и ножичек со звоном брякнул об мерзлый асфальт.

Но парень оказался слишком юркий, он выскользнул, как кусок масла (или Костя слегка ослабил зажим?), крутанулся по-киношному и заехал Муконину ногой в печенку. Костя взвыл от боли, отскочил в сторону, быстро собрался и встал в стойку. Преступник застыл в полусогнутом состоянии. Маленькие глаза забегали, некрасивый рот снова ухмыльнулся.

— Сдохнешь, падла! Через месяц, другой — сдохнешь, — прошипел парень.

И тут же резко развернулся и побежал. И скрылся в арке.

Костя стоял опустошенный. Боль отступала. В голове эхом звучали последние слова воришки.

Муконин сделал два шага, наклонился и подобрал сумочку.

Потом побрел восвояси.

Маша так и стояла на том же месте, беспомощно озираясь по сторонам. Завидев его, она просветлела.

— Господи, Костик, ты цел? Ты отобрал? Я так испугалась!

— Ничего, все нормально, — вздохнул он и протянул ей отвоеванный трофей. — Пойдем… Я так проголодался. Надо зайти в какую-нибудь кафешку.

Закинув на плечо дорожную поклажу, он взял Машу под руку. И они пошли к подземному переходу.

Глава шестая

Этот черный Фольксваген с тонированными окнами Костя приметил еще вчера, когда вернулся от Гани, точнее, от начкома Пухова. Конечно, такой автомобиль мог появиться у кого угодно, — раньше его Муконин не наблюдал около подъезда во дворе. Но со вчерашнего дня у Костиного подъезда появился именно этот и никакой больше, что казалось подозрительным. И главное — невозможно было разглядеть, что происходит там, за черными окнами.

Едва они ступили за порог, Костя известил, что ему надо отлучиться. Маша постаралась сохранить беспечный вид, но глаза ее сразу потухли. Дождавшись удобного момента, Костя уединился в комнате. Там он сначала достал конверт с бонами, предназначавшийся Глебу, и спрятал его в нагрудный карман. После чего откопал рыжий парик, который завалялся с давнего новогоднего праздника, и, завернув в него очки с нулевыми линзами, запихнул все за пазуху. Выйдя в прихожую, на шею густо намотал шарф.

Маша выглянула из кухни проводить.

— А у нас будет царский ужин, — с грустинкой известила она. — Фаршированные кальмары.

— Боже, какая роскошь! — искренне обрадовался Костя. — В таком случае, я постараюсь вернуться побыстрее.

Ее провожающие глаза, два зеркальных омута, еще долго потом были с ним, и в груди ныло. Забравшись на чердак, он плотно закрыл люк и прислонился к стене. Натянув парик, он пожалел, что не взял с собой зеркальце. Воображая свое лицо со стороны, Костя поправил искусственные космы. Зато старые очки пришлись впору. По чердаку Муконин пробрался в конец дома и спустился в последний подъезд.

Выйдя из дома, Костя быстро засеменил прочь от двора. Ему казалось, он видит затылком тот черный Фольксваген. Оглядываться нельзя ни в коем случае, твердил он в уме. И только когда вышел на улицу, позволил себе повернуть голову. Все было чисто.

Он размеренно пошел по шумной улице, по направлению к метрополитену. Нахлынуло почему-то странное настроение. Как будто ему стало грустно от видов вечернего Екатеринбурга.

Этот город с широкими мощеными тротуарами, с измятыми, колеистыми дорогами в несколько полос, то поднимающимися в горку, то спускающимися, как будто земля здесь, однажды взбугрившись волнами, так и застыла… Город с воткнутыми кое-где, точно свечи в огромный торт, небоскребами, поблескивающими голубоватой зеркальностью; город с вечными пробками в центре и на узких улочках, — но пробки, правда, напрочь исчезают в комендантский час, — город с рекламными экранами «street vision» и с многоликими вывесками и гирляндами огней; с надписями граффити на бетонных заборах промзон, с вялой и грязной речкой, усыпанной летом пластиковыми бутылками, — стоит лишь немного отойти от центра, — этот город не изменился с тех пор как стал столицей Уральской Республики. Не изменился внешне, если не считать трехмерную рекламу на проспекте Ленина, все в нем осталось с виду также помпезно, громоздко, коряво и несуразно.

«Но что-то неуловимое, — думал Костя, — что-то хоть и существенное, но ускользающее, как голуби на площадях, которых ты хочешь поймать, пусть только мысленно, — что-то появилось, дышало в Ебурге, какое-то, может быть, внутреннее изменение». Он никак не мог понять до конца, в чем оно? То ли в самих людях, в прохожих, которые стали скромнее выглядеть и торопливей двигаться, в их лицах, которые стали холодней и суровей? А может быть, в характере рекламных вывесок, в их спешной неаккуратности и строгой патриотичности лозунгов? В незаметно помутневших окнах бесконечных домов, во всеобщей скупости, в обеднении? А может статься, во всем вместе, во всех мелочах, в синтезе создающих какую-то новую ауру, более нелепую, нежели раньше, в те долгие годы молодости и зрелости (или напротив — быстро пролетевшие), за которые Костя так и не смог до конца привыкнуть к этому неродному от рождения городу.

Наступал комендантский час, и автобусы уже уходили с рейсов. Перед метрополитеном Костя завернул в безлюдный уголок и принял прежний вид. Не дай бог еще патруль — придется предъявлять пропуск, где кроме чипа, между прочим, есть уже и новая фотография.

Он добрался на метро до крайней станции. А дальше нужно было идти пешком. Три километра, может быть, чуть больше.

Время приближалось к девятнадцати часам ровно. Костя умел быстро ходить. Через полчаса он был уже в заветной роще. Прикатанная снежная дорожка вела к беседкам. Лес казался сухим и мертвым.

«Нет, она не мертвая, эта роща, — размеренно потекли навеянные местом мысли. — Она просто спит, замерзла и спит. Эти безмолвные тонкие березы, выстроившиеся бесконечными редутами… Если глядеть вперед, вдаль, тебя начинает пугать и манить одновременно. Какая-то бледно-молочная долина, притягивающая тебя и постоянно ускользающая, пока ты погружаешься вглубь. И она на самом деле не безмолвна, она что-то шепчет очень тихо и настороженно, точно рассуждая, добрый гость ты или вредитель. Родной или чужой.

И если ты чувствуешь этот благоговейный, как писали классики, страх и этот тайный магнит одновременно, то, значит, ты и есть родной. Значит, понимаешь родство. Без всяких там ложных патриотизмов. А не чувствуешь — так чужой. Из тех, что березу эту затерли до дыр, бездумно цитируя пафосного поэта деревни Есенина. Впрочем, кто его сейчас вспоминает? Так затерли, что уже и не вспоминают».

Вскоре лес кончился, и Муконину открылась ухоженная зона, за которой раскинулась белоснежная долина — озеро Шарташ. И две деревянных беседки, как два гигантских гриба, или нет, как два открытых шатра, скорбно пустовали там. Возле первой, ближней, беседки стояла синяя Нива Шевроле, почти джип, но еще не джип. Костя приблизился к автомобилю, открылась водительская дверь, оттуда вылез грузный человек в ветровке, над которой шейным гипсом торчал ворот вязаного свитера, человек ростом с Костю, в брюках цвета хаки. У него было несколько непропорциональное лицо с дугообразными смолистыми бровями, редкие волосы спрятались под кепкой.

Они молча пожали друг другу руки. Генерал Калинов внимательно поглядел на Костю карими глазами.

— Не думал, что нам придется так скоро снова встретиться, — сказал он, когда оба двинулись вдоль дорожки, ведущей к лесу. — Да еще в первый раз в секретном месте. Видать, что-то серьезное случилось? К счастью, я каждый день выхожу в сеть.

— Да, я рад, что вы приехали, — добродушно сказал Костя.

— Иначе и быть не могло. Говори, не томи, что у тебя произошло?

— Наши враги узнали о «Минипе» и подкупили оборотней.

Они медленно зашли в лес.

— В каком смысле? И кто эти люди?

— Они из вашего же ведомства, — произнося эти слова, Костя достал смартфон и быстро набрал сообщение:

«Осторожно! У меня жучок!» (Чертов приборчик после ночного сна пришлось вернуть на место.) И сунул мобильник под нос генералу. Калинов приостановился, приподнял брови.

— А поконкретней?

— Пожалуйста. Вчера меня арестовали, допрос вел следователь-особист Николай Альбертович, фамилию не знаю. Но ему откуда-то стало известно про «Минипу».

— Нихрена себе, как все запущено в родном королевстве! — Генерал покачал головой. — Альбертович, Альбертович… Есть только один с таким отчеством… Подожди-ка, а что тебе предъявили?