Шпаргалка для грабителей - Валерий Гусев

– Вот это все для вас, – показала Оля. – Гримируйтесь.

В общем, здесь была точно такая же крестьянская одежда, как и на манекенах в крестьянской избе. Прямо у нас какой-то спектакль получается. Из двух актеров и трех зрителей. (Правда, потом мы узнали, что зрителей было немного больше.)

Мы стали переодеваться. Я натянул на себя полосатые порты XIX века, рубашку в горох с косым воротом и стал обувать лапти.

– Не так, – придержала меня Оля. – Сначала онучи.

Онучи – это что-то вроде портянок до колен, лапти обувают на них и шнурочками эти самые онучи обматывают. Получается довольно красиво и удобно. А лапти – это супер! Лучше всяких кроссовок – мягенькие, легенькие, на ноге их совсем не чувствуешь. Будто босиком, только не холодно и не колко.

И тут я обернулся и взглянул на Алешку. И даже ахнул! Передо мной стоял вылитый крестьянский мальчик. Оля даже расчесала его длинные волосы на прямой пробор. И получилась точная копия приятного мальчонки из экспозиции избы. Сразу видно – не муходуй какой-нибудь.

– А Димка не очень похож, – с сожалением сказал Алешка. – Шибко молодой. Не мужик, а парень.

– Сейчас мы его состарим, – пообещала Оля и выдвинула какой-то ящик, погрузилась в него до пояса. – Тут у нас хранятся кое-какие вещички из крепостного театра. Вот. – И она достала бороду с усами и черноволосый парик.

Оля аккуратно подвесила бороду на мое лицо, уложила парик на макушку и надела поверх него тонкий ремешок. Протянула мне маленькое зеркальце... И я увидел в нем себя самого в ранней старости.

Тут на всех на нас напал идиотский смех. Особенно Оля веселилась. Ничего, посидит в шкафу – не до смеха ей будет.

– Ну что, – сказала она, отсмеявшись, – пошли на сцену, ваш выход.

Мы поднялись в зал, Оля у нас за спиной щелкнула выключателем и закрыла дверь в подвал. Но я не скажу, что стало очень темно. Луна светила ярко, в полную силу, во все окна, и на полу лежали лунные квадраты и прямоугольники. И все вокруг казалось в этом свете таинственным и угрожающим. Будто все эти экспонаты ожили и были очень недовольны тем, что мы нарушили их покой. «Мало того, что они днем шляются, – шептались по углам тени, – так еще и ночью приперлись».

Мы подошли к «избе». Лунный свет так ясно и в то же время как-то призрачно освещал сидящие за столом манекены, что они казались живыми.

Оля откинула ограждающую цепочку, вошла «в избу». Там она возле печки отдернула занавеску и сказала:

– Давайте их сюда, пусть отдохнут.

Я взял в охапку «мужичка» – он оказался на удивление легким – и отнес его за печку. Потом перенес туда же и его «сынишку».

– Занимайте свои места, – скомандовала Оля. – А я посмотрю со стороны. Из зрительного зала.

Алешка сел на лавку, пригорюнился, взял палочку с пером. Вся его поза говорила: ну вот, опять уроки.

Я сел напротив, левую руку положил на хомут, в правой зажал шило.

– Так... – Оля заговорила, как режиссер. – Алешка, голову чуть нагни. Хорошо. Левую руку положи на книгу. Молодец. Дима, поза у тебя неестественная, напряженная. Расслабься. И что ты шило держишь, как воин копье? – И вдруг: – Тихо! Скребется! Замерли!

И Оля исчезла в соседнем зале. А мы прислушались... Точно – кто-то скребет ключом в замке наружной двери.

Тут, скажу откровенно, мне стало немного не по себе. Раньше казалось, что все это просто и весело. А сейчас мне казалось, что все это не только не просто, но и очень не весело. Как бы грустно не стало. Но отступать уже поздно. Да и некуда. Даже за печку не спрячешься – там уже места заняты.

Послышался тихий скрип двери, потянуло свежим холодком. Я видел, как блестят Алешкины глаза. Просто светятся. Но не страхом, а весельем. И мне стало спокойнее.

– Лех, – тихо-тихо спросил я, – а что говорить-то?

– А что хочешь, – тихо-тихо ответил Алешка. – Они все равно испугаются.

Тихие шаги, тихие голоса, свет фонарика. В лунных лучах появились две черные фигуры. Одна – Кистинтина, другая – маленькая, вроде пацана. С тоненьким голосом.

– Ну и где тут оно? Связался я с тобой.

– Здесь, здесь. Сейчас найду. Этот клоп что-то про печку говорил.

– Ну так полезай.

Они стояли прямо напротив нас. Два черных силуэта. Сердце мое стучало изо всех сил. Где-то в районе пяток. Кистинтин взялся за цепочку. Я кашлянул и сказал густым голосом:

– Ванюшка, чего они тут шляются, покою от них нет. Давай их заморозим?

– Давай, бать. Пусть вместо нас полгодика посидят.

Сначала была мертвая тишина. Довольно долго. Потом раздался визг. Потом – топот ног. Потом хлопнула дверь. Вскоре где-то невдалеке зашумела и затихла машина. Затих и панический топот Кистинтиновых ног.

А затем засмеялась в соседнем зале Оля. И захохотали мы с Алешкой. Но громче всех смеялся невесть откуда взявшийся майор Шишкин...

Мы с Алешкой переоделись в запаснике, поднялись в Олину конторку. Майор Шишкин уже старательно пил чай, с прошлогодним липовым медом.

– Конечно, – сказал он, – я этого Кистинтина с удовольствием задержал бы за незаконное вторжение, за попытку кражи, но...

– Вы его пожалели? – спросил Алешка, пристраиваясь поближе к банке с медом.

– Еще чего! – Шишкин вздохнул. – Товарищ полковник не велел. Он на этого Мишкина какие-то виды имеет.

Кстати, о товарище полковнике... Я вскочил:

– А ведь мы его заперли!

Майор по-мальчишески присвистнул и так же легкомысленно сказал:

– Фиг бы вы его заперли, если бы он не захотел.

Алешка сильно обиделся.

– Ладно, пусть тогда сам выбирается. Раз уж он такой умный.

– Леша, – наставительно проговорил майор Шишкин, – нехорошо так говорить о заслуженном полковнике милиции.

На это Алешка логично возразил (Оля при этом хихикнула):

– Это он вам заслуженный полковник, а нам он всего-то – папенька.

Словом, все стало ясно в этом эпизоде. Майор Шишкин уже давно знал (от Оли), что Мишкин зачем-то подбирается к музею. И майор Шишкин держал его под наблюдением. Наша идея – отвадить Кистинтина от музея – ему была очень кстати. Но на всякий случай он нас подстраховал. И очень гордился, что он такой умный. Но Алешка быстро поставил его на место. Он не любил, когда его в чем-то обгоняют.

– Вы, товарищ майор… – сказал Алешка нежным голосом, – вы такой талантливый. Вы такие картинки рисуете, что прямо хоть в музей...

– И что? – осторожно спросил майор, даже притормозив ложку с медом около рта. Он уже немного знал Алешку.

– Вам надо оставить оперативную работу и посвятить свою молодую жизнь творчеству.

– Это еще почему?

– Ну... – как-то туманно стал объяснять Алешка. – У вас картинки лучше получаются. «Шишки на отдыхе».

– Он нахал? – спросил Олю обескураженный майор. Она, не ответив, потупила глаза.

Алешка отодвинул банку с медом от майора и придвинул ее к себе.

– Вы вот, товарищ майор, даже не догадались, что Мишкину нужно в музее и кто с ним вместе туда забрался.

– А кто с ним забрался? Его сменщик Геныч? Или бабка Митревна?

– Я не умею чай с медом вприкуску пить, – сообщил Алешка. – Я внакладку, ладно? – И он стал наворачивать в свою чашку ложку за ложкой золотисто-красноватый тягучий мед.

– Ну, – сказала Оля, улыбаясь, глядя на его чашку, – и куда же чай нальешь? Места не осталось.

– Ай-ай-ай! – расстроился Алешка. – Как же я так? Немного ошибился. Придется сначала этот мед без чая съесть, а потом снова в чашку меда положить. Но уже поменьше, а то опять для чая места не останется. Теть Оль, а вам чего больше жалко? Меда или чая? Вы до чего больше жадная? Вот когда вы к нам в Москву приедете, я вам чая сколько хотите налью. Хоть целое ведро. Хочете?

Майор Шишкин совсем потускнел. И опустил голову. И пробормотал:

– Да, полковник Оболенский... Как же ему трудно живется...

– А его жене еще трудней, – засмеялся Алешка. И не стал больше мучить бедного майора. – У этого Кистинтина есть шеф. Этого шефа зовут Гера. Герасим Андреич. Это ваш любимый криминальный авторитет Пасюк. И ему, дураку, приспичило украсть чертежи лебединых перьев. Полетать ему захотелось. Над головой нашей славной милиции. – И тут Алешка серьезно добавил: – Смотрите, как бы он оттуда, с этой высоты, на голову вам не плюнул.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво и удрученно проговорил майор Шишкин, – не знаю: сочувствовать полковнику Оболенскому и его супруге или завидовать им.

Мне стало жалко майора. И я поспешил его поддержать:

– Ничего, товарищ майор, не расстраивайтесь. Вы молодой, у вас еще все впереди. Вот вы женитесь на ком-нибудь и у вас тоже будут дети...

– Дети доктора Ватсона, – перебил меня Алешка. – А если вы на Олечке не женитесь, мы с Димкой вас заморозим. И в витрине поставим.

Словом, расстались мы у подъезда нашей гостиницы еще большими друзьями. Майор нажал кнопку звонка и держал на ней палец до тех пор, пока за дверным стеклом не появилось рыжее заспанное лицо Геныча.

Он вовсю зевал и отрицательно размахивал руками: «Местов нет!»