Империя желания (ЛП) - Кент Рина

Но, как и раньше, я не думаю о возможных последствиях. Я отбрасываю их на задний план и сосредотачиваюсь на настоящем моменте. И, собственно, о множестве причин и следствий. Я делаю это по необходимости. Необходимость сохранить наследие Кингсли. Бремя защиты того, что он оставил.

Однако, обнимая Гвинет за плечо, бремя — последнее, что я чувствую. Ощущаю огонь, раскаленное, чертовски горячее пламя, напоминающее цвет ее волос. Мягкость ее тела, приоткрытые губы как бутон розы и гребаный запах ванили, который начинает распространяться во мне вопреки мне самому.

Но не обузу.

Ни капли.

Даже близко нет.

Во всяком случае, есть легкое облегчение. Крошечное, почти потерянное в постоянном хаосе, но есть. Осознание того, что это единственный способ действительно отдать должное последним словам Кинга. Что нет другого способа эффективно справиться с ситуацией, кроме этого метода.

Она дрожит в моих руках. Это отличается от того, когда она изо всех сил пыталась выразить свое горе. На этот раз более мощно, словно ее тело неспособно передать то, что скрывается внутри, кроме как через сотрясение, охватывающее его.

Вся эта ситуация должна быть слишком сильно повлияла на неё. Иногда я не замечаю, что другие люди не созданы для напряженных ситуаций. Что, в отличие от меня, их чувства выходят на передний план, они не теряются там, где никто не может найти или достать.

Если бы Сьюзен не показала свое злобное лицо, я бы попытался подготовить Гвинет к решению, которое принял во время разговора с Аспеном. Я бы, наверное, не объявил об этом как о какой-то бомбе, последствия которой она в настоящее время не может обработать.

Сьюзен, мачеха из ада, как иногда ее называет Кинг, пристально смотрит в мои глаза, хоть и намного ниже меня. Ее губы подергиваются и скручиваются, и я не думаю, что она даже замечает это.

— О чем ты говоришь? — спрашивает она снисходительно, что всегда злило Кинга. Он имел обыкновение говорить, что только ее голос настраивал его на преступление, и я начинаю понимать, почему. У нее есть особая способность раздражать настолько, что от этого не терпится избавиться и продезинфицировать с воздуха.

— Именно то, что что и сказал. Мы с Гвинет поженимся.

Две пары глаз смотрят на меня удивленно, даже холодно. Я не сосредотачиваюсь на Гвинет, по крайней мере, полностью. Если я сделаю это, то потеряю из виду причину, по которой я сообщил об этом прямо сейчас — чтобы избавиться от Сьюзен раз и навсегда.

— Это подразумевает что-то другое. Разве ты не вдвое старше её или что-то в этом роде? Ей всего двадцать.

Как будто я не знаю сколько ей лет. Я знаю. Абсолютно точно знаю. Я был с ней с момента ее рождения.

Но вместо того, чтобы дать Сьюзан шанс, который она искала, я сжимаю плечо Гвинет.

— Она взрослая и способна принимать собственные решения. И поскольку она выйдет за меня замуж, у нас будет совместное имущество, и она предоставит мне доверенность на это. Так что ты можешь позвонить своему адвокату и сказать ему, что любая законная или незаконная ссора, которая у тебя будет с ней, пройдет через меня.

Подергивание губ Сьюзен усиливается, когда она смотрит на меня, и зрительный контакт не держится слишком долго. Мой племянник сказал, что у меня такой вид, который заставляет людей чувствовать себя некомфортно в их собственной шкуре, даже если им не нужно смотреть на меня.

И, как любой слабак, который не может противостоять тем, кто сильнее ее, она цепляется за тех, кто, по ее мнению, слабее, и делает шаг к Гвинет, ткнув пальцем в её плечо.

— Это то, что ты все время замышляла, дьявольское отродье?

Я собираюсь сломать ей гребаную руку и рискнуть получить обвинение в нападении, но в этом нет необходимости. Гвинет хватается за палец сводной бабушки и отбрасывает его, как будто это что-то мерзкое.

— Я сказала тебе, что буду защищать имущество отца до последнего вздоха. А теперь уходи и больше не появляйся здесь. Я подаю судебный иск на запрет находиться здесь из-за агрессивного, угрожающего поведения, чтобы ты никогда не могла приблизиться к папе.

Сьюзен дергается, как будто её обожгли. Для человека, который практически живет в суде и платит состояние своему адвокату, она плохо понимает, когда ей следует остановиться.

Что должно было случиться после смерти ее мужа.

Или еще лучше, несколько десятилетий назад, когда она решила выгнать мать Кинга и посчитать, что он забудет об этом.

Но она не имеет значения ни сейчас, ни когда-либо ещё, потому что я не могу избавиться от чувства гордости за то, как Гвинет поставила женщину на место. В конце концов, она дочь Кинга, даже если более чуткая, чем он когда-либо.

— Это еще не конец, — Сьюзан щелкает языком, поворачивается и уходит в ослепляющих, раздражающих туфлях розового цвета, громко стуча каблуками.

Я слежу за ее движениями, чтобы убедиться, что она не выкинет что-нибудь ещё. Аспен вместе с доктором на случай, если Сьюзен пойдет туда, чтобы попытаться получить от него юридический документ. Но он ничего не отдаст, если не хочет рисковать лишиться лицензии. И все же я не доверяю таким людям, как Сьюзен.

Они могут использовать закон для борьбы, но они без колебаний прибегнут к незаконным и аморальным методам, чтобы получить то, что они хотят.

— Это правда? Ты хочешь жениться на мне?

Мое внимание возвращается к женщине, которая прижалась ко мне и смотрит на меня так, что все внутри, черт возьми, скручивается в приятный узел.

Ее глаза сверкают несметным количеством синего, серого и зеленого. Чертовски ярко-зеленый, который, как я думал, больше не появится после аварии Кинга.

Я ненавижу то, как она смотрит на меня. Я чертовски ненавижу это.

Потому что это не просто взгляд, не просто зрительный контакт. Это слова и фразы, которые я не хочу расшифровывать.

Я отпускаю ее, и она немного шатается, как будто парила в воздухе и ее ноги наконец касаются земли. Это то место, где она должна быть всегда — на земле, а не в облаках, куда она иногда поднимается.

Но даже несмотря на то, что я больше не касаюсь ее, она все еще касается части меня. Мой пиджак плотно прилегает к ее груди, словно это какая-то броня, которую она не собирается отпускать.

И мне нужно перестать думать о том, к чему прикасается этот пиджак, потому что это черт возьми не то, о чём следует думать.

— Дело не в том, что я хочу жениться на тебе.

Глоток, звон гвоздей, легкий прыжок. Я всегда ненавидел, насколько она выразительна и все еще может скрывать больше, чем показывает.

— Тогда почему ты сказал это Сьюзен? О, это было ложью? Дымовая завеса, чтобы отпугнуть ее?

— Да, это было, чтобы отпугнуть ее, и в некотором смысле дымовая завеса, но не ложь.

— Я… не понимаю.

— Я имел в виду то, что сказал. Нам нужна совместная собственность на дом и акции, так как ты теперь контролируешь их, и должна предоставить мне доверенность на это. Таким образом, я могу управлять твоими активами, пока тебе не исполнится двадцать один год. Я составлю договор, который объединит наше имущество, даже то, которое принадлежали до брака. Единственный способ сделать это — выйти замуж. Отсюда идея брака.

— Итак… ты действительно хочешь жениться на мне, — искра возвращается, превращая зеленый свет в яркий, который почти съедает синий и серый цвета.

— Ты слышала, что я сказал, Гвинет?

— Да, ты хочешь жениться на мне.

— Помимо этого.

— Это делается, чтобы защитить твое имущество и имущество отца от Сьюзен, что, конечно, я хочу сделать, но не могу сделать из-за моего глупого возраста.

При последних словах ее нос морщится. Мой глупый возраст. Ее брови тоже опускаются, как всякий раз, когда Кинг пытался заставить ее съесть хоть какой-нибудь вкус мороженого, кроме ванили, и она сказала ему: «Я люблю тебя, папа, но ты мне не нравишься все время».

На что он покупал ей нездоровые галлоны мороженого. Естественно, ванильного.