Падение царского режима. Том 4 - Павел Щёголев

IX.

Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии. Прошение.

[Неспособность к связному изложению. Просьба указать требования комиссии. (12 августа.)]

С того времени, как вам угодно было предложить мне письменно изложить свои показания, я старался это исполнить. Мне это не удалось. Понимаю теперь, что ведал делом, которого не знаю. Устройство и задачи частей министерства мне известны лишь самым поверхностным образом. Изложив случившийся факт, я после вспоминаю подробности, о которых забыл упомянуть. Излагая данное мною указание бывшим своим сотрудникам, я вспоминаю их слова, вдумываюсь в них и невольно впадаю в область предположений, совершенно меняющих смысл происходившего. Не знаю, верны ли мои предположения; скрывать их все же считаю для себя не вправе. Прихожу к выводу, что письменно изложить все свои показания связно я не могу.

Опасаясь дальнейшим промедлением возбудить ваше неудовольствие, я решаюсь обратиться к вам с усердною просьбою указать мне, что сделать.

А. Протопопов.

X

Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии. Прошение.

[Просьба о дополнительном допросе по делу А. Н. Хвостова. (14 августа.)]

После последнего допроса моего судебным следователем М. М. Завадским, по делу А. Н. Хвостова, я вспомнил серьезные обстоятельства, относящиеся к этому делу. Они составляют мою крупную служебную вину.

Покорно прошу вас, господин председатель, не найдете ли вы возможным сделать распоряжение допросить меня.

А. Протопопов.

XI

Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии. Дополнительное показание.

[Ключи от министерского стола. Документы по делу А. Н. Хвостова. Заем 50.000 руб. у В. С. Татищева. Фальшивые деньги. Слухи о письмах Вырубовой и б. царицы. (14 августа.)]

А. А. Хвостов передал мне в кабинете дома министра внутренних дел военный шифр, документ по делу А. Н. Хвостова и 2.000 руб. Военный шифр и 2.000 руб. я запер в несгораемом шкафу. Документы по делу А. Н. Хвостова положил в правый ящик письменного стола, который запирался особым ключом. В левом ящике стола я оставил дубликаты ключей от несгораемого шкафа. Левый ящик запирался обыкновенным ключом. Ящики стола я запер. Ключ от несгораемого шкафа и письменного стола взял с собою на квартиру (Кирочная ул., д. № 43/13) и положил их в свой письменный стол, который я не запер. 22 или 23 сен-бря я приехал в дом министра внутренних дел. При приезде мой служащий, Павел Савельев, вместе с вещами с моего письменного стола из его ящика взял и ключи от несгораемого шкафа и письменного стола в кабинете министерского дома и уехал в дом министра. Я приехал несколькими часами позже. В. В. Граве передал мне ключи от левого ящика письменного стола, стоящего в кабинете министра, и сказал, что он там запер ключи, взятые им у Павла Савельева. В этом ящике ключи лежали все время, пока я занимал должность. Ключ от ящика я обыкновенно имел с собою, иногда забывал запирать ящик. А. А. Хвостов, передавая мне ключи, говорил, что он имел их всегда при себе, что до него бумаги и документы хранились небрежно, вследствие чего по его распоряжению у правого ящика сделан особый замок.

Я не помню, чтобы А. А. Хвостов, передавая мне документы по делу А. Н. Хвостова, передал бы мне в их числе счет на 400 т. р. Я помню почти наверно, что было всего два документа: пол-листа писчей бумаги, сложенной пополам, наверху был написан заголовок: счет расхода 980 т. р. (точного текста не помню), сбоку была надпись «на подлинном рукою министра А. Н. Хвостова надписано: «доложено е. и. в.». Эта надпись была подписана В. В. Писаренковым[*]. Более на этом документе, кроме заголовка и надписи сбоку, написано ничего не было. Второй документ был отчет в израсходовании 320 т. р. Он был написан на целом листе писчей бумаги, содержал перечень фамилий с обозначением, сколько кому дано денег (из фамилий помню Замысловский, Марков, не наверно помню — Крупенский, Барач, Алексеев). Кажется, этот отчет не был никем подписан. Других документов, насколько помню, не было. 29 сентября 1916 года я был вызван в ставку, где доложил царю свое мнение о том, что дело о растрате денег А. Н. Хвостовым следовало бы не поднимать. Между 22 и 29 числом сентября, я говорил с Писаренковым по поводу документов А. Н. Хвостова, они были те же и лежали в левом ящике стола на том же месте. Писаренков сказал мне, что подлинные документы у А. Н. Хвостова, что он ничего по этому делу не знает; помнится, сказал, что деньги получены Хвостовым на подготовку выборов в Государственную Думу. Сказал, что других документов по этому делу у него нет.

Документы я положил обратно в правый ящик стола, где они и лежали до тех пор, пока я не дал их гр. В. С. Татищеву. Ему я дал те же документы, которые получил от А. А. Хвостова и рассматривал с Писаренковым. Какие документы я от него получил, — я не рассматривал, никакого подозрения у меня не было. Помнится, я дал ему документы утром. Он мне их возвратил, либо в тот же день вечером, либо на следующий день утром. На мой вопрос «куда бы их положить», Татищев мне сказал: «Отдай их жене на хранение, я всегда так делаю». При этом разговоре, помнится, были Носович и Б. И. Григорьев, секретарь министра внутренних дел. Я подумал, что последую совету Татищева. Документы пока положил в левый ящик стола, запер ли я его — не помню. Отдавая документы жене, я вскользь заметил на первом листе подпись А. Н. Хвостова, чего на прежних документах не было, но тогда я не вдумался; теперь подозреваю, что гр. В. С. Татищев отдал мне не те документы, которые от меня получил. Говорил ли мне А. А. Хвостов, передавая документы по делу А. Н. Хвостова, что деньги взяты А. Н. Хвостовым для подготовки выборов в Государственную Думу — я не уверен, но, помнится, он это говорил.

В. С. Татищев был в Петрограде по случаю суда над И. Ф. Мануйловым. По окончании процесса В. С. Татищев уехал обратно в Москву, где жил постоянно. Незадолго до его отъезда я у него попросил взаймы 50 т. р. Говорил ли я Татищеву, что эти деньги мне нужны, чтобы дать их царице, согласно ее просьбе, в виду ее желания обеспечить семью Распутина, я не помню. Вскоре В. С. Татищев принес мне 50 т. р. и два векселя по 25 т. р. каждый; векселя я подписал. Я поблагодарил его за исполнение моей просьбы, он мне ответил, что я ему сделал великое одолжение, и что он неоплатный мой должник и что я ему могу уплатить эти 50 т. р. когда хочу — срока не назначает; векселя он передает на хранение своему сыну, который, в случае его графа В. С. Татищева, смерти, либо мне их вернет, либо сожжет. Я ответил, что этого не надо, что я, конечно, оплачу эти векселя, хотя, может быть, и не сразу; что я ничего особого для него не сделал; на это он сказал: «Ну, уж это я знаю, а может быть, и ты знаешь». Я тогда думал, что он благодарит меня за мои переговоры, по его просьбе, с Белецким о деле Мануйлова; теперь я думаю, что он благодарил меня за то, что я давал документы по делу А. Н. Хвостова. Я сказал В. С. Татищеву, что из 50 тысяч руб. «часть дам в Царское», а часть «истрачу на покупку хлеба для рабочих». (Я думал дать взаймы министерству на покупку муки для лавок т-ва Беляевой.) В. С. Татищев мне ответил: «Девай, куда хочешь; деньги твои». При этом он упомянул, что он дал первые 15 тысяч руб. на устройство Серафимовского лазарета (или «убежища» — не помню), «когда дело только начиналось, только еще строилось». Я слышал от гр. Татищева, что в Царском у него доверенным состоит Николай Иванович Решетников, что граф Я. С. Ростовцов[*] — его родственник.

Подозревая теперь, что Распутин возил бывшей царице и Вырубовой фальшивые деньги и что на фальшивые деньги содержался Серафимовский лазарет, мне приходит мысль, что 15 тысяч руб., о которых упомянул гр. Татищев, могли быть тоже даны фальшивыми деньгами; и не фальшивыми ли деньгами он дал мне те 50 тысяч руб., которые принес, получив их, как он мне сказал, со своего специального счета, под залог процентных бумаг. Кроме подозрений, у меня нет основания говорить о прикосновенности гр. Татищева к фальшивым деньгам.

По кулуарным слухам, А. Н. Хвостов говорил членам Государственной Думы, в бытность свою министром внутренних дел, что у него есть письмо А. А. Вырубовой, передавшей ему высочайшее повеление (какое, не знаю); что существует письмо царицы к принцу Генриху Прусскому; что Хвостов показывал фотографии Распутина в разных видах. Я говорил про эти слухи в присутствии М. М. Горелова и врача Евгении Ильинишны Дембо. На вопрос Дембо, что же я думаю делать, по поводу слухов о письме царицы к Генриху, я ответил: «Царица, может быть, и написала ему, неудивительно, — ведь он ей родственник». Про эти слухи я говорил А. А. Вырубовой и Б. В. Штюрмеру.