Бей или умри - Софья Валерьевна Ролдугина

что, кажется, оставляли синяки на плечах… но и только. Ни один разряд не попал в нас; Тейт совсем не боялся, и мне передалось его отношение. Когда мы выскользнули из грозового фронта, я на секунду ощутила тень сожаления.

Но, честное слово, не дольше.

– Да, громыхает сегодня, – сощурился Тейт, оглядываясь на грозу. Он похлопал Шекки по мощной шее и присвистнул; тут же невидимый щит ослабел, и в лицо ударил поток воздуха. – Видимо, посторонние рядом.

– Кхе-кхе… – От сильного ветра першило в горле, зато одежда сохла быстрее. – А что, маскировка изменяется, когда поблизости кто-то чужой?

– Не всегда, – неопределённо дёрнул плечом он. – Вообще в горах часто целые долины пропадают, потому к океану обычно и ходят с мастером или подмастерьем – безопасные пути слишком быстро исчезают. Но Оро-Ич, ну, редко меняет Лагон вот так резко. Значит, кого-то срочно надо сбить с толку.

Я похолодела.

– Свободные?

– Ну, наверно, кто ж ещё, – откликнулся Тейт и, скосив на меня взгляд, ободрительно улыбнулся: – Но ты не переживай. Туда, куда я тебя веду, ни один маг в здравом уме не сунется.

– Лучше б ты промолчал! – простонала я, зажмуриваясь, и он послушно заткнулся.

Лететь действительно оказалось недалеко. Интенсивный купол за всё это время ничьё присутствие не уловил, и мне стало поспокойнее. Действительно, мало ли кто шатался поблизости – может, они уже ушли… Или затаились и подстерегают нас.

М-да, иногда привычка ожидать худшего изрядно портит нервы. Тем более что опасность была совсем не там, где я её старательно высматривала, потому что во втором пункте своей программы-минимум Тейт тоже не солгал.

– Мы на месте, – провозгласил он, когда Шекки завис над узкой расщелиной в скале – аккурат два человека разойдутся. – Слушай, а понюхай вот эту штуку – не тошнит? – и сунул мне под нос объёмистый пузырёк с красной жидкостью.

Я послушно втянула воздух. Пахло весьма противно, то ли гниловатыми переспелыми фруктами, то ли сладким мясом, то ли какими-то выделениями насекомых… Определённо нечто органическое. Уже неплохо, потому что химическую вонь я переносила куда хуже.

– Вроде нет.

– Вот и хорошо, потому что придётся этим намазаться и так просидеть сета два, – с довольной физиономией заявил Тейт и тут же щедро накапал жидкости себе на ладонь. – Не вертись и глаза закрой. И рот. Оно горькое.

– Хотя бы не ядовитое?

– Э-э… Знаешь, Трикси, яды – не главная опасность.

Всё любопытство у меня разом куда-то подевалось.

По свойствам жидкость изрядно напоминала эфирное масло – такая же скользкая, немного жгучая, от тепла тела запах становится интенсивнее. Достаточно одной капли, чтоб волосы провоняли. Жидкость оставляла странные следы – бархатистые, объёмные и, похоже, разрастающиеся. Тейт основательно облапал меня, не пропустил, кажется, ни одного участка, везде насажал пятен – и как, спрашивается, потом костюм отстирывать? Себя он тоже перемазал с головы до ног. Глядя на уродливые красные разводы у него на щеках, похожие то ли на ожоги, то ли на лишаи, я мрачно поинтересовалась:

– Надеюсь, у меня вид не такой дурацкий?

Он засопел, потом признался неохотно:

– Ещё хуже. Но целоваться всё равно хочется… Но я серьёзно, постарайся, чтоб оно в рот не попало. Это вообще-то типа плесени, она растёт, но не вглубь, а на поверхности.

Мне стало дурно.

– И зачем же понадобились такие, гм, крайности? – с языка рвалось другое словечко, но я сдержалась.

Тейт указал на расщелину.

– Нассова трава. Внизу её полно. Ты не бойся, я тебя пронесу. Главное, не вертись и ничего не трогай. Но идти вообще недолго, в конце большая пещера, там уже ничего не растёт.

– Да? И почему?

Про нассову траву я помнила только, что это из-за неё у Аринги не хватало половины туловища. Что-то опасное, почти как гаюс, только ещё и способное передвигаться. Небольшие пещеры она вроде бы заполняла целиком.

– Я там тренируюсь, – довольно заявил Тейт. – Мой огонь сжигает даже её, но вообще-то воплощённое ничто и другую магию нассова трава проходит насквозь. Не ломает, просачивается просто. Единственное, что её берёт – вот эта плесень. Правда, сначала плесень и людей жрала, но Кагечи Ро её переделал.

Перед тем, как ответить, я мысленно досчитала до десяти.

– Постепенно прихожу к выводу, что меньше знаешь – крепче спишь.

– Это новое пугает, – возразил Тейт неожиданно. – А когда привыкаешь, то вроде ничего. Если подумать, то Оро-Ич или там Ригуми Шаа гораздо страшнее какой-то там плесени, но ты же от них не шарахаешься. Ну, пойдём?

Возразить было нечего, и я склонила голову к плечу. Он подхватил меня на руки и спрыгнул на скалу.

Несмотря на все уверения Тейта, мне было не по себе. Чем глубже мы спускались в расщелину, тем сильнее становился солоноватый металлический запах. Отвратительный или приятный – так сразу и не поймёшь. Чудилось в нём нечто противоестественное; словно разламываешь свежий, ароматный пирог с хрустящей корочкой, а вместо начинки из него вываливается едкая полимерная пыль, как из картриджа для объёмной печати. Свет бил в спину, превращая меня в полуслепую калеку. В полумраке я могла различить лишь движение – со всех сторон разом, и вдоль стен, и по потоку, и даже у ног.

Нассова трава шевелилась.

Не так, как водоросли колышутся в воде или как по степи от ветра идёт волна. И даже не как хищник, подстерегающий жертву. Позапрошлым летом в кинотеатрах крутили третьесортный фильм ужасов про вторжение инопланетных роевых насекомых вроде пчёл. Мы ходили вместе с Лоран – и обе ощутили иррациональный страх. Не из-за фонтанов томатного соуса в сценах, где инопланетяне обгладывали бедных горожан, конечно. А из-за непредсказуемой и непостижимой логики перемещения колоссальных масс живых существ, каждое из которых вроде бы автономно и обладает собственным разумом, но при этом движутся они как нечто единое, монолитное, неделимое – некая бесконечно изменчивая тварь.

Тейт быстрым шагом углублялся в пещеру, крепко прижимая меня к груди. А нассова трава заботливо раздвигала густой полог на нашем пути, расползалась из-под ног, отводила от лица отдельные плети, покрытые мелкими цепкими шипами – и смыкалась позади, отрезая от выхода и от света.

Вскоре меня уже колотило; Тейт понятливо хмыкнул и зажёг два крошечных шарика у себя надо лбом, точь-в-точь как рожки. Темнота отступила; нассова трава потянулась к свету, но затем прянула назад.

Она была разумной; тень хищного, бесконечно чужого сознания маячила на самой границе, отделяющей эмпатическое восприятие от больного воображения.

– Помнит, – шепнул Тейт. – Раньше мы, ну, враждовали. Я выжигал всё вплоть до выхода. Она