Сукин сын - Вера Коркина

Глава 7

Вакханалия

Гена шел по тропинке, прихлебывая виски из фляжки. Среди кустов мелькнул сарафан, и он ускорил шаги. Погонять девицу по лесу забавно, да где ж найдешь такую, чтоб испугалась и запищала? И бросилась бежать с задранным подолом? Он протяжно засвистел и заухал, и Зося остановилась у сосны, поджидая его, кокетливо обняв ствол дерева, и улыбалась розовыми, точно приклеенные лепестки, губами.

— Хочешь? — он протянул ей фляжку. Она сделала пару глотков, закинув голову. Он, протянув руку, взял ее за тонкое горло и слегка сжал. Зося оттолкнула его руку и вернула фляжку, просверлив аметистовыми глазами.

— Я тебя раньше видела, — он пожал плечами и возразил.

— Я тебя тоже уже встречал. Пойдем, поваляемся в кустах?

Они пошли рядом, он положил волосатую лапу на ее плечо, сдернул лямку.

— Так тебе больше идет. Но совсем хорошо ты выглядишь голой. Я бы присобачил тебе черный хвост и трахнул на четвереньках.

Зося улыбнулась таинственно. Он спустил лямку ниже, чтобы обнажилась грудь, и наклонился. Она спокойно смотрела, как он забирает в рот сосок, и никак не реагировала. Он расстегнул свои джинсы, засунул в ширинку ее руку и потерся. Она оттолкнула, и тогда он полез ей между ног.

Спустя некоторое время местные грибники заметили парочку, нагло расположившуюся среди бела дня на скамье, оба голые, девица сидела, закинув голову и широко раздвинув ноги, а он ползал внизу. Парочка и не думала прятаться. Этим же вечером обитатели пансионата, услышав возле городища звуки, похожие на стоны, забрели внутрь постройки, где им открылась неслабая картина: обвязанный веревками тип ерзал на коленях туда-сюда, поставив голую девицу на четвереньки, и лица чем-то вымазаны. Воняло внутри так, что любопытные кинулись вон.

Алексей Иванович в кафе, изумленно подхихикивая, поведал Авилову, что видел обнаженную деву с закамуфлированным лицом, подвешенную за руки к дереву, возле которой крутился субъект с голым задом. На другой день в пансионате рассказывали, что видели бабу с хвостом и черной рожей, бегавшую по лесу в чем мать родила, а за ней гонялся мужик без штанов в тельняшке с членом наперевес. И когда ветер был с юга, от них несло, как из сортира.

Через пару дней, когда городок переполнился кошмарными слухами, парочка залегла на дно.

Зося навестила в больнице Наташу, принесла огурцов с луком, вареного мяса, пива и рассказала последние новости: «Еще уговаривал мочиться друг на друга, а потом слизывать мочу. Но, по-моему, кала достаточно», — добавила Зося и, не вытерпев, захохотала. Наташа улыбнулась, потом нахмурилась.

— А у следователя была? Сказала, что ты его видела?

— Некогда было, проходила университеты, — Зося сдула челку с мраморного лба и смирно сложила на колени руки, как примерная девочка.

— Сходи обязательно.

— А Гена не возмутится?

— Это в его духе. Он тебя развивает так, а ты его — по-другому.

— Но ведь я его подставлю.

— Он тебя уже подставил. Вдруг тебя местные узнали? Иди к следователю и расскажи все, что видела. Он же Александра Евграфьича с крыши столкнул.

— Но он славный!

— Ну и что? Мухи отдельно, котлеты отдельно, — пояснила Наташа.

— А твой прилип к Нине. Медом ему там, что ли, намазано? — размышляла Зося, с любопытством поглядывая на Наташу. На бледном кукольном личике больной ничего не отразилось.

— Он не мой.

— То есть ты не будешь против, если… — Зося повела глазами вбок, и цвет их перелился из сиреневого в зеленоватый.

— Да пожалуйста… — Наташа улыбнулась. — Только, чур, потом расскажешь.

Странная, решила Зоська. Может, деловая: кроме рукописи, ничего не волнует. Или делает вид? Другая бы уже залилась слезами, в крик ударилась. А Наталья лежит, в ус не дует, если что ее колышет, так только следствие. Зося любезно снабжает ее новостями.

Наташа размышляла, как опередить Шишкина, лежа в больнице. Единственный способ: отправить по ложному следу, но какой ложный? Скорей всего, Гена столкнул Александра Евграфьича без дальнего умысла. Или вообще не сталкивал, вон как развлекается! И выглядит Гена идиотом, которого жена по жизни за руку водит. Но Зося видела, что Гена поднимался наверх, значит, нужно известить следователя. Шишкину полезно познакомиться с Геной. Какая у местной милиции клиентура — алкоголики, порезанные по пьяному делу жены, форточники-медвежатники! А тут какая-никакая богема, дело изысканное по нелепости. Если следователь справится, то повысят в звании и в газетах напишут. Я и напишу, решила Наташа. Когда все будет позади. Он славный, переживает, что я в больнице, а Саша… Ну да ладно, не стоит об этом. Вот об этом как раз думать не стоит. Думать лучше с пользой для дела, а не во вред.

Она представила деревянную шкатулку, разделенную пополам вертикальной дощечкой. В одном отделении хранятся чувства, в другом — дела. Дощечку можно подвигать то в одну, то в другую сторону, тогда отделения будут неравными, одно больше, другое меньше. Наташа закрыла глаза и принялась мысленно двигать ее влево, дела теснили чувства, зажимали их в узком отсеке. Все, она выдохнула: дальше не поддается. На сегодня достаточно, а завтра посмотрим, «что день грядущий нам готовит…»

Заполучив снимок, Авилов отправился к Павлу Егоровичу. Старик уставился сперва на снимок, потом на Авилова и болезненно замычал. Что-то не так. Сколько Авилов ни подносил фото к скрюченным пальцам, Павел Егорович протестовал как мог. Не добившись проку, он пошел отчитываться к Наташе. С нее сняли бинты, осталась лишь повязка поперек лба. Она лежала и спокойно глядела в потолок, вся комната благоухала цветами. Каких там только не было!

— Зося принесла, — вздохнула Наташа, проследив его взгляд, и приветливо улыбнулась. — Я тут случайно поймала американский радиоканал. Рассказывали, что одна пожилая леди за месяц похоронила друг за другом двух любимых собачек. Сильно переживала. Потом обнаружила, что урны с прахом из собачьего крематория как-то не так весят. Прах большой собачки значительно легче праха маленькой. Провели журналистское расследование, и выяснилось, что хозяин крематория к чувствам клиентов отнесся цинично, среди праха любимцев попадались болты, гайки и прочая ерунда. Крематорий закрыли по просьбе возмущенной клиентуры, хозяина отдали под суд за причиненный моральный ущерб. Каково? Не позволяют люди глумиться над своими чувствами.

— Не позавидуешь американским леди. У них проблемы, — Авилов решил не ввязываться в разговор о чувствах.

— Так и журналистам тоже… Каково возиться с собачьими останками! То ли дело наша расчлененка…

— Ты к чему это? — озадачился Авилов.

— Да ни к чему. Ты какой-то странный сегодня… А что Павел Егорович?

— Мычит. Снимок не понравился. Недоволен.

— Значит, там нет того, кого он хотел показать, — заключила она. — Давай сюда, поглядим.

Она уселась поудобнее и, наморщившись от усердия, принялась рассуждать.

— Блуждающее косоглазие — это раз. От слова «блуд». Думаешь, он блудодей?

— Да, — охотно согласился Авилов. — Думаю. Живность какая-то.

— Его рыжая тетька с острыми локтями, коленками и грудями. Локти главенствуют. Как у кузнечика коленки, чрезмерно выражены. У депутата нет глаз, только очки. Нет глаз — значит, нету души? Ну что ты молчишь, правильно я истолковываю?

Авилов пожал плечами. Он отвлекся на слово «грудь», припомнив, как вчера Нина перегибалась через руку, заглядывая в глаза менту, а грудь… Но Наташка потребовала внимания.

— Тамара, ну тут все понятно. Вращательные ягодицы. Ядра. Наши жены — пушки заряжены… Она без ума от своего мужа, ты заметил? А где же возлюбленный мальчик-рыболов? И как он выглядит? Ты помнишь?

— Такой… Аполлон забетонированный, кудри надо лбом. Взгляд немигающий.

Наташа безмятежно рассмеялась.

— He-а. Не то. Ноги. Круглые женские ноги. Полноватые. Тяжелый низ.

— И что это значит?

— Я должна подумать, — она снова стала серьезной и важной. — Может, он гермафродит? — и прыснула.

Авилов не засмеялся, потому что опять отвлекся на жареную картошку. Тело его находилось возле больничной койки, а мысли то и дело отлетали на порядочное расстояние. Он думал, а вдруг Шишкин все время будет ходить к Нине ужинать?

— Точно тебе говорю, Павел Егорович хотел показать рыболова!

Наташа, оживившись, выпрямилась и подняла кверху палец.

— Поэтому при Тамаре он говорить испугался, а теперь возмутился, что опять сорвалось. Ты иди к нему и расскажи, он обрадуется, что мы поняли. Да иди же, ты какой странный сегодня… Замороченный.

— Ты тоже странная, — заметил он. — И скажи, зачем мне туда ходить? Что тебе они дались? Ты-то ведь не крала?

— Ну интересно же.

— А еще раз по голове?