Вэкфильдский священник - Оливер Голдсмит

— «Въ нѣкоторомъ царствѣ, началъ Дикъ, — жили были Великанъ и Карликъ; они оба были большіе друзья и никогда не разставались. У нихъ былъ такой уговоръ, что они никогда не покинутъ другъ друга и вмѣстѣ пойдутъ по свѣту искать приключеній. Прежде всего довелось имъ подраться съ двумя сарацинами. Карликъ былъ очень храбрый и нанесъ одному изъ враговъ ударъ изо всей силы; но сарацинъ даже и не почувствовалъ его удара и, поднявъ мечъ, сразу отрубилъ руку бѣдному Карлику. Очень ему стало плохо, но Великанъ подоспѣлъ на помощь и вскорѣ убилъ обоихъ сарациновъ. Тогда Карликъ съ досады отрѣзалъ голову своему мертвому врагу, и они пошли дальше искать приключеній. Вдругъ попались имъ навстрѣчу трое кровожадныхъ сатировъ, которые тащили несчастную дѣвицу. На этотъ разъ Карликъ ужъ не такъ рвался впередъ, какъ прежде, однакожъ все-таки нанесъ первый ударъ, а противникъ его вышибъ ему глазъ; но Великанъ опять подоспѣлъ на помощь, и если бы сатиры не разбѣжались, онъ навѣрное убилъ бы ихъ всѣхъ до одного. Эта побѣда всѣхъ ихъ очень обрадовала, а спасенная дѣвица влюбилась въ Великана и вышла за него замужъ. Потомъ они пошли дальше и зашли далеко, далеко, ужъ не знаю куда, покуда не встрѣтили шайку разбойниковъ. Тутъ Великанъ въ первый разъ бросился впередъ, но и Карликъ немного отсталъ отъ него. Они бились крѣпко и долго. Куда и обернется Великанъ — все передъ нимъ валится, а Карлика нѣсколько разъ чуть не убили. Наконецъ, побѣда-таки осталась на ихъ сторонѣ; только Карлику отрубили ногу. Стало быть, онъ успѣлъ потерять одну руку, одинъ глазъ и одну ногу, а у Великана не было ни одной царапины. Вотъ онъ и говоритъ Карлику: Мой маленькій товарищъ, ты настоящій герой, и мы чудесно провели время. Давай одержимъ еще одну побѣду и тогда ужъ навѣки прославимся. А Карликъ на ту пору сталъ умнѣе, да и говоритъ:- Нѣтъ, теперь будетъ съ меня, я больше не стану драться; потому что вижу, что послѣ каждаго сраженія тебѣ достаются всѣ почести и награды, а мнѣ одни удары да колотушки».

Я собирался выводить нравоученіе изъ этого разсказа, но мое вниманіе было отвлечено споромъ жены моей съ мистеромъ Борчелемъ изъ-за предполагаемой поѣздки нашихъ дочерей въ Лондонъ. Жена съ жаромъ доказывала ему, какъ это будетъ хорошо во всѣхъ отношеніяхъ, онъ же съ неменьшею пылкостью увѣрялъ ее въ противномъ. Я придерживался нейтралитета. Доводы его были лишь повтореніемъ тѣхъ, которыми онъ такъ досаждалъ намъ утромъ. Споръ разгорался, и моя бѣдная Дебора, не находя достаточно убѣдительныхъ доказательствъ, постепенно возвышала голосъ, такъ что вмѣсто аргументовъ подъ конецъ стала просто кричать на своего собесѣдника. Въ заключеніе она ввернула въ свою рѣчь нѣсколько намековъ, для всѣхъ насъ чрезвычайно непріятныхъ:

— Знаю я, кричала она, — что у нѣкоторыхъ людей есть свои тайныя причины для такихъ совѣтовъ, — и по мнѣ было бы гораздо лучше, если бы эти люди держались подальше отъ нашего дома.

— Сударыня, отвѣчалъ мистеръ Борчель съ полнѣйшимъ спокойствіемъ, выводившимъ ее изъ себя, — касательно существованія тайныхъ причинъ вы совершенно правы: у меня есть тайныя причины, но я не открываю ихъ, потому что вы не хотите принять во вниманіе тѣхъ, изъ которыхъ я не дѣлаю тайны. Но я вижу, что мои посѣщенія стали вамъ непріятны, поэтому я ухожу и побываю у васъ, можетъ быть, еще одинъ разъ передъ тѣмъ, какъ окончательно покину здѣшнія мѣста.

Сказавъ это, онъ взялся за шляпу и, простившись съ вами, ушелъ, не взирая на умоляющіе взгляды Софіи, какъ бы упрекавшей его за излишнюю поспѣшность.

Когда онъ удалился, мы нѣсколько минутъ молчали и съ замѣшательствомъ смотрѣли другъ на друга. Жена чувствовала, что провинилась, и пыталась скрыть свое смущеніе натянутою улыбкой и притворнымъ самодовольствомъ, за что я тотчасъ же и побранилъ ее.

— Какъ! воскликнулъ я, — развѣ такъ можно обращаться съ гостемъ? Такъ-то ты отплатила ему за услугу? Признаюсь, милая моя, отъ роду я не слыхивалъ отъ тебя болѣе грубыхъ рѣчей и никогда еще ты такъ не огорчала меня.

— Зачѣмъ же онъ вызывалъ меня на такое обращеніе? возразила она:- развѣ я не знаю, зачѣмъ онъ подавалъ такіе совѣты? Просто ему хочется помѣшать вашимъ дѣвочкамъ уѣхать въ Лондонъ, чтобы имѣть удовольствіе видаться съ моей младшей дочерью здѣсь, на дому. Но какъ бы тамъ ни было, авось она выберетъ себѣ компанію почище его, не изъ такого низкаго круга.

— Неужели ты считаешь, что онъ принадлежитъ къ низкому кругу? возразилъ я:- въ такомъ случаѣ, моя милая, можно думать, что мы сильно ошибались въ этомъ человѣкѣ. Про себя скажу, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ казался мнѣ совершеннѣйшимъ джентльменомъ, какого я когда либо встрѣчалъ. Софія, душа моя, скажи пожалуйста, говорилъ ли онъ тебѣ когда нибудь по секрету о своей привязанности?

— Сэръ, отвѣчала моя дочь, — когда онъ говорилъ со мною, его бесѣда была всегда разумна, скромна и пріятна. Что до остального — нѣтъ, никогда не говорилъ. Однажды, правда, я слышала, какъ онъ сказалъ, что еще не встрѣчалъ женщины, которая могла бы интересоваться человѣкомъ, если считаетъ его бѣднякомъ.

— Вотъ, моя милая, воскликнулъ я, — тѣ самые пустяки, которые всегда говорятъ неудачники и лѣнивцы. Я надѣюсь, по крайней мѣрѣ, что ты научена правильному воззрѣнію на подобныхъ людей и сама понимаешь, какъ безразсудно было бы ожидать счастія съ человѣкомъ, который такъ плохо распорядился своею жизнью. Твоя мать и я надѣемся теперь устроить тебя получше. По всей вѣроятности, вы проведете будущую зиму въ столицѣ и тамъ будете имѣть возможность сдѣлать болѣе благоразумный выборъ.

Не знаю, каково было мнѣніе Софіи объ этомъ предметѣ, самъ же я въ сущности былъ радъ избавиться отъ такого опаснаго гостя. Я ощущалъ нѣкоторое угрызеніе совѣсти по поводу нарушенія нами правилъ гостепріимства, но поспѣшилъ усыпить этого внутренняго соглядатая двумя-тремя доводами, клонившимися къ тому, чтобы примирить меня съ самимъ собою. Уколы совѣсти, вслѣдствіе совершенія дурного поступка, мучатъ насъ недолго: совѣсть порядочная трусиха; и когда она не настолько сильна, чтобы уберечь насъ отъ грѣха, она рѣдко бываетъ настолько справедлива, чтобы обличить насъ, какъ слѣдуетъ.

XIV. Новыя разочарованія, или доказательство, что мнимыя бѣдствія могутъ порождать истинное благо

Отъѣздъ моихъ дочерей въ Лондонъ былъ окончательно рѣшенъ. Мистеръ Торнчиль благосклонно обѣщалъ намъ самолично наблюдать въ городѣ за ихъ поведеніемъ и отъ времени до времени письменно извѣщать насъ о томъ. Признано было совершенно необходимымъ снарядить ихъ въ столицу сообразно тѣмъ великимъ надеждамъ, которыя мы возлагали на эту поѣздку, а на это нужны были деньги. Поэтому на общемъ семейномъ совѣтѣ поставленъ былъ вопросъ о наилучшемъ способѣ добыть потребную сумму, иными словами мы стали обсуждать, что бы такое можно было продать съ наименьшимъ неудобствомъ для семьи. Рѣшеніе послѣдовало скоро: мы разсудили, что оставшаяся лошадь не можетъ пахать въ одиночку и потому для плуга не нужна, а ѣздить на ней и подавно неудобно, потому что она крива на одинъ глазъ; поэтому рѣшили продать и ее на сосѣднемъ базарѣ, а во избѣжаніе обмана я взялъ это дѣло на себя. Не взирая на то, что это былъ едва ли не первый мой опытъ на поприщѣ торговли, я вообразилъ, что отлично справлюсь со своею задачей. Наша увѣренность въ собственной мудрости измѣряется обыкновенно степенью довѣрія къ ней окружающихъ; а такъ какъ я вращался почти исключительно въ кругу своего семейства, то и возымѣлъ довольно высокое мнѣніе о своемъ благоразуміи и осмотрительности.

Однако, поутру, когда я уже отошелъ отъ дому на нѣсколько шаговъ, жена вернула меня обратно и шопотомъ рекомендовала мнѣ «смотрѣть въ оба».

Пріѣхавъ на базаръ, я, какъ водится, заставилъ лошадь продѣлать всякія алюры, но покупатели довольно долго не являлись. Наконецъ, подошелъ одинъ маклакъ, осмотрѣлъ ее со всѣхъ сторонъ, увидѣлъ, что лошадь крива на одинъ глазъ и, махнувъ рукою, ушелъ прочь. Потомъ пришелъ другой, опять осмотрѣлъ, нашелъ на колѣнкѣ желвакъ и объявилъ, что такую ему и даромъ не нужно. Третій увидѣлъ, что у ней копыто треснуло, и не хотѣлъ даже торговаться; четвертый по глазамъ угадалъ, что у ней глисты; пятый подивился, для чего я вывелъ на рынокъ слѣпую клячу со всякими пороками, годную только на кормъ собакамъ. Наслышавшись такихъ отзывовъ, я и самъ начиналъ отъ души презирать бѣдную скотину и даже совѣстился, когда подходилъ покупатель; хоть и не всему я довѣрялъ, что о ней говорили, однако многочисленность однородныхъ показаній заставила меня склоняться въ пользу ихъ справедливости; того же мнѣнія придерживается и святой Григорій въ своемъ разсужденіи «о добрыхъ дѣлахъ».

Въ этомъ непріятномъ положеніи засталъ меня старый знакомый, такой же пасторъ, какъ и я; онъ также пріѣхалъ на базаръ по своимъ дѣламъ и, пожавъ мою руку, предложилъ мнѣ зайти въ харчевню выпить чего нибудь. Я охотно согласился. Когда мы пришли въ харчевню, насъ провели въ заднюю коморку, гдѣ никого не было, кромѣ старика почтенной наружности, пристально читавшаго толстую книгу. Я не видывалъ лица, которое поправилось бы мнѣ болѣе: оно было обрамлено густыми серебристыми кудрями, цвѣтъ кожй изобличалъ здоровье, а физіономія дышала благодушіемъ. Его присутствіе нисколько не помѣшало нашей бесѣдѣ. Мы съ товарищемъ разсуждали обо всѣхъ превратностяхъ своихъ судебъ: коснулись и распри моей съ Уистономъ, и послѣдней брошюры, и отвѣта на все, и тѣхъ строгостей, какимъ я подвергался. Но вскорѣ ваше вниманіе было отвлечено появленіемъ молодого человѣка, который, почтительно подойдя къ неизвѣстному старику, началъ о чемъ-то тихо ему разсказывать.