Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

улиц и площадей, частных и публичных построек, церквей, хозяйственных строений и т. п. Именно на этой основе выстраивается экскурс о городском и пригородном ремесле и сельскохозяйственных занятиях (в первую очередь скотоводстве)[155].

В этом подходе очень сильно ощущается влияние «глобальной истории» в духе школы «Анналов»[156], французской традиции тесной связи собственно исторических и географических исследований[157]. В том же, что касается истории средневекового города sensu stricto, следует отметить как активное сотрудничество между французскими и испаноязычными историками, в которое включились даже сторонники традиционных подходов, включая М. дель Кармен-Карле, испытавшие определенное влияние запиренейских подходов и методик[158], так и оперативный перевод на испанский язык обобщающих работ французских историков-урбанистов[159]. Наконец, нельзя не обратить внимания и на все то же французское влияние (в данном случае речь идет о классической работе Ж. Дюби[160]) в постановке вопросов, связанных с особенностями средневековой городской архитектуры. Именно это объясняет интерес к исследованию проблем, связанных с ролью соборов в контексте экономической, политической, социальной и культурной истории средневековых пиренейских городов[161].

При всей несомненной плодотворности подходов и результатов подобных «профранцузских» исследований важен и тот факт, что увлечение нетрадиционными для историка видами источников довольно своеобразно отражается на исследовательских ракурсах, что видно на примере исследования Э. Ольмоса Эргедаса, и далеко не только на нем[162]. С одной стороны, характер источников тянет ученого в сторону более позднего времени — позднего Средневековья и началу раннего Нового времени, когда эти источники становятся достаточно репрезентативными и присутствуют в достаточном количестве. С другой — тому же способствует увлечение проблематикой, которая представлена в тех же источниках наиболее полно; речь идет о сюжетах, связанных с экономикой, демографией, топографией и т. п. Соответственно, при заявленных весьма широких хронологических рамках исследований на деле они посвящены главным образом наиболее поздней части указанного автором периода. Так, упомянутый Э. Ольмос Эргедас почти не использует материал актов конца XII — первой половины XIV в. из муниципального архива Куэльяра; основная же часть его работы построена на данных, относящихся ко второй половине XIV столетия, главным образом к середине XV–XVI в.

Однако значимые новации в историографии испанского средневекового города были связаны отнюдь не только с внешними (главным образом французскими) влияниями. Как ни парадоксально, но важную роль в этой сфере сыграли те важные изменения в принципах территориально-административного устройства Испании, которые произошли в конце 1970–1990-х годов. Жестко централизованная при Ф. Франко, страна вступила в активный процесс автономизации, начатый (но вовсе не законченный) предоставлением соответствующего статуса Каталонии, Стране Басков, а несколько позднее и Галисии. Автономные власти получили весьма значительные полномочия, которые к тому же с течением времени еще расширились. Со временем добавился и еще один значимый мотив, связанный с пребыванием Испании в ЕС, а именно официальная политика Брюсселя по формированию «Европы регионов».

Поэтому как продвинутые, так и отсталые в этом плане испанские области вступили в перманентную борьбу за расширение своих прав. Среди прочего всемерно поощрялись (и поощряются) локальные исследования, призванные дать свидетельства исторической и культурной уникальности соответствующего региона; в свою очередь, эта уникальность становилась своеобразным козырем в спорах с центральным правительством[163]. Соответственно, ранее более или менее единая история полуострова стала стремительно дробиться на фрагменты, тогда как количество обобщающих работ резко сократилось[164].

Весьма показательно в этом смысле содержание одного из последних испанских сборников, посвященного классической проблеме медиевистики — формам взаимоотношения города и его округи[165]. Удивляет не столько то, что материалы, вошедшие в книгу (доклады, сделанные на конференции в Нахере в 2006 г.), посвящены исключительно региональным сюжетам — городам Андалусии, Мадриду, Эстремадуре, Майорке, Лиссабону, мусульманским городским поселениям (в конце концов, само по себе это нормально для жанра сборника), сколько отсутствие в книге какого-либо обобщающего введения или заключения.

Правда, в какой-то мере его роль выполняет одна из статей, помещенных в заключительной части сборника: «Город и его территории на средневековом Западе: система пространства (состояние исследований)». Однако, как видно из названия, это обобщающее исследование посвящено далеко не только городам Пиренейского полуострова, т. e. далеко выходит за рамки той проблематики, о которой идет речь в абсолютном большинстве представленных в книге материалов[166]. Самое же главное то, что автором означенного текста являются не испанец и не редакторы (Б. Арисага-Болумбуру и Х.-А. Солосано-Телечеа)[167], а лишь один из докладчиков, причем иностранец — французский испанист Д. Менжо[168]. Очевидно, что редакционная коллегия просто не посчитала необходимой выработку какого-либо общего взгляда на проблему и рассматривает получившуюся мозаику как норму[169].

Еще одна очевидная тенденция — некоторое снижение интереса к традиционной проблематике, связанной с институциональными аспектами истории средневековых городов со стороны «чистых» историков. Эта область превратилась в исключительную прерогативу историков права. И здесь они достигли видимых результатов. Но в большинстве своем эти результаты не касаются устоявшихся парадигм. С одной стороны, период 1980 — начала 1990-х годов характеризовался настоящим всплеском деятельности по публикации средневековых текстов, касающихся городов. Появились принципиально новые издания документов из местных (в том числе городских) архивов. И немалое участие в этом приняли (и принимают) историки права старшего поколения, демонстрирующие блестящую палеографическую подготовку. Длительное время отстававшие от своих коллег из других западных стран в этой области испанские ученые не только достигли их уровня, но и заняли лидирующие позиции[170]. Вплоть до конца 1990-х годов именно публикации заняли значимое место в исследованиях по истории испанского средневекового города.

Историки права также испытали влияние общей тенденции к регионализации исследований[171]. При всей виртуозности использования этого жанра испанскими правоведами следует учесть и свойственную ему особенность — акцентирование частного в противовес общему: как правило, обращающиеся к нему исследователи не ставят своей целью пересмотр устоявшихся историографических парадигм. Выделим, пожалуй, лишь одну действительно важную новацию, выходящую далеко за пределы частных наблюдений: введение понятия «сообщество города и деревень» (las Comunidades de la Villa y Tierra), прочно утвердившегося в понятийной системе истории пиренейских городских учреждений с начала 1980-х годов[172]. Вместе с тем активная разработка проблемы взаимоотношения пиренейского средневекового города и его сельской округи в системе консехо не стала, как этого можно было бы ожидать, основой для пересмотра традиционных представлений о сеньориальном характере власти города над его округой[173].

Следует обратить внимание и на тот факт, что историки права молодого поколения (в противовес ветеранам, таким как Г. Мартинес Диэс или X. Родригес-Фернандес), занимающиеся историей городских учреждений и городского права, все реже обращаются