Разбег - Валентин Рыбин

— Иргизов, что все это значит? Ты почему хамишь?

— Простите, больше не буду, — скучно выговорил он и посмотрел на часы… — Двенадцатый час… Не пора ли домой? Сестричка моя уже заждалась.

Это был вызов, и Лилия Аркадьевна снесла его стойко.

— Ну что ж, раз ждет… А мы еще потанцуем…

Ему ничего не оставалось, как отправиться в прихожую и надеть кожанку.

X

На огромном дворе кавалерийского полка звонко запела труба, возвещая утреннюю побудку. Иргизов услышал ее на пустыре между городом и аулом. Тотчас он пришпорил скакуна и перевел его с шага в рысь.

Подъехав к ипподрому, Иргизов отворил ворота, направился к конюшне, где его поджидал Аман.

— Хай, Иван-джан, я думал ты совсем не приедешь. Сколько можно ждать?!

— Куда спешить-то? Полк твой только еще встает, а мы уже, считай, в пути, — Иргизов с седла подал Аману руку.

— Вах, Ваня, мне же надо к обеду вернуться. Сам знаешь, в четыре часа начнутся конные соревнования, — недовольно проговорил тот.

— Успеем, — Иргизов благодушно улыбнулся, подумав: «Быстро, однако, Аман усвоил военный порядок!» Вспомнил, как прошлым летом ходил в Совнарком к Атабаеву, просил, чтобы конюха Амана Каюмова и его сына приняли на службу в кавалерийский полк. Без особого труда убедил Иргизов председателя Совнаркома в том, что Аман мог бы стать незаменимым наставником молодых бойцов по части джигитовки, а сын его — хорошим командиром. Атабаев, выслушав Иргизова, подумал и позвонил в полк. Командир полка согласился не сразу, высказал по телефону какие-то свои сомнения, но все же согласился. И вот уже год, как Аман ходил в должности командира взвода — занимался с конниками на ипподроме, а сын его, Акмурад, учился в полковой школе.

Аман вывел из конюшни уже оседланного серого коня и вскочил в седло.

Выехав на проселок, а затем на Фирюзиискую дорогу, они пустили коней вскачь и вскоре были в Багире — небольшом селении, прилепившемся к предгорьям Копетдага. Утро только начиналось. Природа, смахивая с себя сонную одурь, будила все живое упоительным пением жаворонков, взлетающих в небо и вновь падающих наземь. В селении перекликались петухи. И белые струйки дыма от тамдыров поднимались в синеющую высь. На фоне пока еще мрачных горных хребтов черными купами выделялись карагачи. Но вот на востоке, за Полторацком, зарозовел горизонт. И оттого, как он быстро и жарко разгорался, Иргизову показалось, что там за горизонтом стоит неведомое существо и раздувает горячие угли зарева. Первые лучи солнца скользнули по вершинам гор, высветив клочья еще недотаявшего снега. Глазам стало больно от белизны: Иргизов зажмурился. И вот уже солнце сняло ночную тень с копетдатских склонов, и они стали темно-зелеными. У подножия гор четко высветились два огромных холма. К ним-то и устремили своих коней всадники.

Давно намеревался побывать на этих развалинах Иргизов, да все недосуг. Несколько раз проезжал мимо по дороге в Фирюзу, но так и не заехал.

Сейчас он оглядывал оба городища издали и думал: «Конечно же, они строились черт знает когда. Говорят, сам Македонский бывал здесь. И если верить запискам асхабадских любителей археологии, то тут была временная столица великого полководца. Непонятно только, почему на восточном городище не сохранилось стен, на западном есть. И даже дорога видна: она поднимается желтой полоской вверх к проему крепостных ворот».

— Ваня, давай в чайхану заедем, чайку попьем, — предложил Аман и показал рукой на небольшую мазанку. Около нее протекал широкий арык. Над арыком стояла огромная тахта, рядом куб и возле него возился туркмен, вероятно, чайханщик.

— На обратном пути, Аман, — не согласился Иргизов. — Я знаю, как ты пьешь. Пока три чайника не опорожнишь — не встанешь. Да и рановато еще. Смотри, чайханщик только разжигает огонь в титане.

Проехав мимо чайханы, всадники свернули на узкую разбитую колесами арб колею, которая вела к городищам. Возле восточного холма стояло несколько войлочных кибиток. Паслись верблюды.

— Чал попьем, Ваня?

— Потом, потом… Сначала посмотрим что там вверху! — заспешил Иргизов, пришпоривая скакуна.

— Ваня, ты поезжай, а я побуду здесь. Я никуда не уеду. — Аман соскочил с лошади и повел ее к кибиткам. Навстречу ему вышел белобородый старик.

Чтобы не показаться невежливым, Иргизов приостановил коня, крикнул старику: «Салам, яшули!», снял фуражку, помахал и направил скакуна к вершине холма.

Холм оказался не слишком высоким, причем вершины, как таковой, у него не было. Холм словно срезан, и огромное глиняное плато провисло вниз, придавая всему городищу вогнутый вид. Иргизов проехал метров пятьдесят и почувствовал, что земля под копытами скакуна не такая, как там, на равнине. Приглядевшись, он вдруг увидел очертания крепостных стен: они бурились над плато, оттого оно и выглядело вогнутым. По углам городища возвышались небольшие земляные наросты. «Может, сторожевые башни?» — подумал он. Оставив коня, боясь как бы не провалиться на этом зыбком городище, направился вглубь, осматривая древнюю, разрушенную временем и многочисленными воинами, крепость.

Он поднял с земли несколько черепков, осмотрел их, но не обнаружил в них ничего примечательного. Пройдя почти всю крепость с севера на юг, в сторону гор, он остановился у самой стены, увидев в земле дыру, в виде горловины. Осмотрев ее осторожно, Иргизов понял: это промоина. Под настом наслоившейся земли пустота, и, может быть, даже обширная пустота. Может быть, внизу подвал или еще что-то наподобие этого.

Время шло, а Иргизов бродил по городищу и не замечал ни минут, ни часов. Он испугался, когда услышал голос Амана:

— Э-гей. Ваня, ты что, клад что ли нашел?! Вот сумасшедший адам! Три часа уже жду тебя!

Иргизов направился к Аману.

— Неужели прошло три часа? — Он вынул из нагрудного кармана гимнастерки часы, щелкнул крышкой и сказал: — Ладно, поехали. Сейчас еще осмотрим второе городище.

— Не поеду на второе! — заартачился Аман. — Ты что! Тебе зачем эта ерунда?

— Ладно, на другом городище побываю в следующий раз, — неохотно согласился Иргизов, видя, что Аман, действительно, старину не любит — у него даже терпения не хватает смотреть на странное увлечение друга.

— Давай поедем искупаемся — и домой, — заговорил Аман, пуская коня по тропе вниз.

Когда выехали на равнину и взяли курс к Золотому ключу, Аман вовсе разочаровался:

— Странный ты человек, Ваня. Ты такой же, как мой Акмурад. Если что-нибудь вам нравится — вас силой не оттащишь. Зачем тебе старые города? Ты же красный командир. Тебе надо эскадрон, верно я говорю?

— Нет, Аман. Я, конечно, мог бы стать, при желании, хорошим командиром, но нет у меня на это большого желания. Понимаешь? Хочу подать рапорт и ехать учиться на археолога.

— Зачем, Ваня? — пришел в неистовство Аман. — Зачем тебе в земле копаться? Разве хуже на коне, с саблей? Все на тебя смотрят, все завидуют. Ты меня сагитировал на службу в кавалерийский полк, я тебя послушался, а теперь ты сам хочешь уйти! Выкини из головы свою археологию. Сейчас искупаемся, поедем лозу рубить. Разве плохо?

Они направились к западному городищу Нисы: вблизи оно оказалось куда внушительнее, чем издали. Отвесная стена по всему восточному фасу крепости, крутая широкая дорога вверх к воротам, и всюду под копытами коней черепки битой посуды.

— Аман, — умоляюще сказал Иргизов, — давай поднимемся в крепость. — Он остановил коня и, приложив руку к козырьку фуражки, стал смотреть на желтые, искореженные трещинами стены.

Аман нахмурился, выругался себе под нос, махнул рукой:

— Слушай, Иргизов, ты что сейчас говорил! Ты разве не хозяин своему слову?

— Аман, на полчаса, не больше!

— Какие полчаса! Ни одной минуты! Давай так, Ваня. — Аман принял решительный вид и посмотрел в сторону селения. — Я поеду в Багир и буду ждать тебя в чайхане. Ты лезь на развалины, потом поезжай — искупайся, и заедешь за мной.

— Ты все-таки хороший человек, Аман, — согласился Иргизов и направил коня вверх, к воротам Нисы. — Жди!

Дорога была широкой, а проем древних ворот с глинобитными столбами по бокам таких внушительных размеров, что он присвистнул: «Да, сюда, наверняка, когда-то въезжали целые армии!»

Но еще больше он удивился, когда въехал в крепость. Перед ним предстала сказочная картина. Тут и там громоздились стены разрушенных строений, узкие лазы, огромные дыры. Справа — возвышенность и обрыв в котловину. Иргизов слез с коня и принялся все тщательно осматривать и ощупывать. Сердце его горело и мысли в голове путались, словно он обнаружил несметные сокровища, и не знал — что теперь с ними делать. Он поднимал с земли синие глазурованные черепки, осматривал их, прятал в карман, и сам не заметил, как наполнил черепками карманы галифе. Он направился к скакуну, который мирно стоял в тени у столба бывших ворот, и высыпал черепки в переметную суму. Снова удалился в крепость, поднимаясь вверх, к обрыву и поражаясь гробовой тишине, какая царила на древнем городище. Это была жуткая тишина. Иргизов останавливался, прислушивался к окружающему, и слышал только звон в ушах. Вскоре он оказался в лабиринте разрушенных строений. Стены возвышались тут до плеча, образуя квадраты комнат. Степы их выкрашены в голубой и розовый тона. Интересно, какие полы? Иргизов принялся раскидывать носком сапога, затем руками завалы, но вскоре отказался от этой затеи. Все тут склеилось и сцементировалось временем. «Пропади все оно пропадом — завтра же подам рапорт и поеду учиться! — решил он бесповоротно. — Зинка не пропадет и без меня!»