Долгая прогулка - Стивен Кинг

Впереди кто-то захлебнулся криком, и тут же несколько винтовок выстрелили в унисон.

— Баркович, — сказал Бейкер сипло. — Это был Баркович. Я совершенно уверен.

— Ошибся, деревня! — выкрикнул Баркович из темноты. — Стопроцентно мертвецкая ошибочка!

Они так и не увидели того парня, которого пристрелили сразу после Ларсона. Он шел в авангарде, и когда они подошли к тому месту, его уже успели убрать с дороги. Гэррети оторвал взгляд от асфальта и немедленно пожалел об этом. Он едва мог разглядеть вершину холма. Предстояло пройти не меньше сотни метров, но выглядело это расстояние как тысяча миль. Все молчали. Каждый погрузился в свой собственный мир боли и титанических усилий. Секунды растягивались в часы.

Недалеко от вершины в основную дорогу вливалась изрытая колеями грязная проселочная, а на перекрестке стоял фермер со своей семьей. Они смотрели, как Идущие проходят мимо — старик с морщинистым лбом, женщина с продолговатым лицом в грузном суконном пальто и трое изможденных подростков.

— Не хватает только... вил, — задыхаясь сказал МакФриз. Пот стекал по его лицу. — И Грэнта... Вуда... чтобы нарисовать его.[13]

Кто-то выкрикнул:

— Здоров, папаша!

Фермер, фермерская жена и фермерские дети ничего не ответили. Сыр сам по себе, безумно подумал Гэррети. Вот, молочная ферма, и сыр сам по себе. Фермер с семьей не улыбались. Не хмурились. Не подавали признаков жизни. Они просто смотрели. Это напомнило Гэррети вестерны, которые он смотрел в детстве по субботам, где героя оставляют умирать в пустыне, а потом прилетают стервятники и кружат над ним. Фермер с семьей остались позади, и Гэррети вздохнул с облегчением. Наверное он со своей женой и тощими детьми придут сюда снова в девять часов вечера 1-го мая через год... и еще через год, и дальше, до бесконечности. Интересно, скольких пристрелили у них на глазах? Дюжину? Две дюжины? Плохие мысли. Гэррети отхлебнул из фляги, прополоскал рот, чтобы избавиться от спекшейся слюны, и выплюнул.

А холм все продолжался. Впереди Толанд потерял сознание и был застрелен после того, как оставшийся рядом с ним солдат трижды предупредил его бесчувственное тело. Гэррети казалось, что они взбираются на этот холм как минимум месяц. Да, как минимум месяц, и это еще скромные прикидки, потому что идут они уже больше трех лет. Он хихикнул, снова набрал полный рот воды, прополоскал его и проглотил. Никаких колик. Колики сейчас его добили бы. Но они возможны. Вполне возможны, потому что кто-то налил в его ботинки жидкого свинца, когда Гэррети отвернулся.

Девять ушли, и треть из них — здесь, на этом холме. Мейджор наказал Олсону задать им жару, как будто сейчас их не жарит как в аду, вполне себе неплохое допущение. Вполне неплохое...

О боже...

У Гэррети вдруг закружилась голова, еще чуть-чуть и он вырубится. Он поднял руку и ударил себя по лицу, раз, другой, изо всех сил.

— Ты в порядке? — спросил МакФриз.

— Могу отключиться.

— Вылей себе флягу... — быстрое, с присвистом дыхание, — ...флягу на голову.

Гэррети так и сделал. И крещу тебя, Реймонд Дэвис Гэррети, да пребудет с тобой мир. Вода была очень холодной. Головокружение прошло. Часть воды пролилась ему за воротник и стекла по спине и груди ледяными струйками.

— Флягу! Флягу 47-му! — выкрикнул он.

Усилие, потраченное на этот крик, тут же истощило его скудные ресурсы. Лучше бы он немного подождал.

Один из солдат подбежал к нему и протянул свежую флягу. Гэррети чувствовал тусклый взгляд его холодных глаз.

— Отвали, — грубо сказал он, взяв флягу. — Тебе платят за то, чтобы ты стрелял в меня, а не глазел.

Солдат удалился, ничуть не изменив выражения лица. Гэррети заставил себя идти немного быстрее.

Они взбирались по склону, и никто больше не получил билета, и вот они на вершине. Было девять часов. Они идут уже двенадцать. И это совершенно неважно. Единственное, что имеет значение — это прохладный ветерок, обдувающий вершину холма. И пение птиц. И ощущение влажной рубашки, которая касается кожи. И воспоминания в голове. Эти вещи имели значение, и Гэррети отчаянно вцепился в них. Это были его вещи, и они все еще принадлежали ему.

— Пит?

— Ну.

— Я так рад, что я жив.

МакФриз не ответил. Сейчас они спускались, идти было легко.

— Я очень сильно постараюсь выжить, — сказал Гэррети, почти оправдываясь.

Внизу дорога плавно изгибалась. Они по-прежнему были в 115-ти милях от Олдтауна и сравнительно ровной магистрали.

— В этом ведь суть, нет? — ответил, наконец, МакФриз. Голос его прозвучал резко, надтреснуто, как будто его долго хранили в пыльном чулане.

Некоторое время все молчали. Никто не переговаривался. Бейкер до сих пор не получил ни одного предупреждения, и сейчас шел легко, засунув руки в карманы и слегка покачивая головой в такт шагам. Олсон вернулся мыслями к Деве Марии, благодатной. Его лицо белым пятном виднелось в темноте. Харкнесс ел.

— Гэррети? — сказал МакФриз.

— Здесь.

— Ты когда-нибудь видел окончание Долгой Прогулки?

— Нет, а ты?

— Нет, нет. Просто подумал, что ты живешь довольно близко, и в общем...

— Отец ненавидел их. Он взял меня посмотреть на одну в качестве, как бы это сказать, наглядного урока. Но это было один раз.

— Я видел.

Гэррети дернулся, услышав этот голос. Это был Стеббинс. Он шел теперь практически вровень с ними, все так же склонив голову; его светлые волосы колыхались, похожие на тусклый нимб.

— И как это было? — спросил МакФриз. Почему-то его голос прозвучал моложе.

— Вряд ли ты хочешь это знать, — сказал Стеббинс.

— Я ведь спросил, разве нет?

Стеббинс не ответил. Любопытство Гэррети обострилось до предела. Стеббинс не сломался, в нем не было никаких признаком надлома; он шел, ни на что не жалуясь, и не заработал ни одного предупреждения с самого старта.

— Нет, ну правда — как это было? — услышал Гэррети собственный голос.

— Я видел окончание четыре года назад, — сказал Стеббинс. — Мне было тринадцать. Все закончилось примерно на 16-й миле после границы Нью Хэмпшира. Им пришлось усилить полицию Национальной Гвардией, да еще добавить 16 Федеральных Отрядов. Иначе было никак. Люди стояли по обеим сторонам дороги в шестьдесят рядов на протяжении 50-ти миль. Более двадцати человек погибли в давке прежде чем все закончилось. Это потому, что толпа пыталась двигаться вместе с Идущими- - всем хотелось увидеть конец. У меня было место в первом ряду. Отец мне его пробил.

— Чем занимается твой отец? — спросил Гэррети.

— Служит в Отрядах. И он угадал очень точно. Мне даже двигаться не пришлось. Прогулка закончилась практически напротив того места, где я стоял.

— Как это было? — тихо спросил Олсон.

— Я услышал их задолго до того, как смог увидеть. Все их слышали. Звук надвигался медленной волной, все ближе и ближе. Целый час прошел, прежде они подошли достаточно близко. Они не смотрели на толпу, ни один из тех двоих, что остались. Казалось, они вообще ее не замечают, толпу. Они смотрели только на дорогу. Они ковыляли как-то странно, как будто их распяли, сняли с крестов и заставили идти, не вытащив гвозди из ступней.

Теперь все слушали Стеббинса. Пропитанная ужасом тишина накрыла их как вата.

— Толпа орала им, как будто они могли еще что-то слышать. Некоторые выкрикивали имя одного парня, другие — другого, но на самом деле слышно было только — ИДИ... ИДИ... ИДИ. Меня толкали как какую-то подушку. Парень рядом со мной то ли обмочился, то ли кончил себе в штаны. Они прошли мимо меня. Один из них, здоровенный такой блондин, шел в расстегнутой рубашке. Подошва на его ботинке то ли отслоилась, то ли отклеилась, не важно, и шлепала при ходьбе. На другом парне вообще не было обуви. Он шел босиком. Его носки кончались на лодыжках. Остальное... ну, скажем так, он сносил их. Его ступни были фиолетовые. На них можно было разглядеть лопнувшие вены. Мне кажется, он их даже не чувствовал. Наверное, они потом что-то сделали с ними, не знаю. Наверное сделали.

— Хватит. Ради бога, хватит, — это был МакФриз. Он выглядел ошеломленным и больным.

— Ты сам хотел знать, — сказал Стеббинс почти добродушно. — Разве нет?

Молчание. Вездеход дребезжал и гремел, двигаясь вдоль обочины, и где-то впереди кто-то получил предупреждение.

— Проиграл блондин-здоровяк. Я все видел. Они только-только прошли мимо. Он вскинул вверх руки, как Супермен, но не взлетел, а просто повалился на асфальт лицом вниз, и через тридцать секунд получил билет, потому что шел с тремя предупреждениями. Они оба шли с тремя предупреждениями.

Потом толпа начала приветствовать победителя. Они орали и орали, и тут увидели, что парень хочет что-то сказать. И замолчали. Он упал на колени, ну знаете, как будто молиться собрался, но только плакал. Потом он подполз к другому парню и уткнулся лицом ему в рубашку. Он начал что-то говорить, но мы не слышали. Он просто бормотал что-то в рубашку мертвеца. Рассказывал ему что-то. Потом солдаты подбежали к нему и сказали, что он выиграл Приз, и спросили, с чего он хочет начать.