Упраздненный ритуал - Чингиз Абдуллаев

Слева были кабинет литературы и кабинет химии с лабораторией, а справа — кабинет географии. Кажется, в его время здесь находился кабинет математики. Он закрыл глаза. Как странно, что он не помнит, какой именно кабинет здесь был. Неужели забыл? Нет, здесь точно был кабинет математики. Именно здесь одна девочка хотела подарить ему цветок. Прошло около тридцати лет, а он помнил об этом. Кажется, это была Ира Афанасьева. Непонятно, каким образом у нее в руках оказался цветок, но она решила подарить его именно ему. Тогда он смущенно отказался. Он всегда чуть сторонился девочек. Это у него осталось с детства. А потом она вышла замуж за их одноклассника. Они были хорошей парой. Кажется, ее подруга сейчас работает в МГУ. Или он ошибается?

— О чем вы задумались? — спросил Ахмедов. — Вы тоже учились в этом классе?

— Да, — сказал Дронго. — Можно, я задам вам один вопрос?

— Какой вопрос? — насторожился Ахмедов.

— Что вы от меня скрыли? — спросил Дронго.

— С чего вы взяли? — нервно спросил Ахмедов и взглянул на прокурора. Тот достал сигареты и закурил, отвернувшись в сторону. Было заметно, как он нервничает.

— Вы сказали, что немного слышали обо мне, — сказал Дронго, — значит, должны были понять, что я смогу просчитать некоторые вещи. Сначала вы проверили всех на детекторе, который не подтвердил ваших подозрений. Потом не стали отменять эту встречу. Ведь если вы хотите выгородить двойного агента, каким, видимо, является Габышев, то вам вообще не нужно проводить сегодняшнюю встречу. Повод для ее отмены всегда можно найти. Но вы не просто решили провести встречу. Вы еще собрали сюда целое подразделение полиции, поставили своих людей. Вы даже не забыли повесить объявление о необходимости иметь при себе документы. Почему? Если вы не верите в существование убийцы, то зачем такие меры предосторожности? А если верите, что вы от меня скрываете? Что именно?

— Что вы такое придумываете про Габышева? — дернулся Ахмедов. — При чем тут он?

— Не нужно, — сурово сказал Дронго, — хватит ломать комедию. Всем и так все ясно. Две разведки защищают изо всех сил Габышева только потому, что он работает на них. Это ясно уже и сидящему здесь Аббасову. Он же не идиот и обо всем давно догадался. Теперь насчет убийства. Что конкретно вы знаете об этих убийствах? Почему вы уверены, что может случится и новое, хотя на словах все отрицаете?

Ахмедов молчал. Он понимал, что врать бесполезно, а для возражений у него не было аргументов. Поэтому он молчал. Вместо него в разговор вступил Игорь Керимов.

— Не нужно считать себя экспертом по всем вопросам, — нравоучительным тоном заметил он, — мы на всякий случай усилили меры безопасности. Вот и все. При чем тут ваши домыслы, я не понимаю.

— Поэтому вы пригласили пройти всех ваших одноклассников проверку на детекторе? — спросил Дронго.

Но Керимова нелегко было сбить с его позиции. Он самодовольно ухмыльнулся.

— Это наше дело, — сказал он, — может, мы сами хотели убедиться, что все чисто.

— Вы знаете, в чем ваша ошибка? — спросил вдруг Дронго. — Вы самоуверенны и амбициозны, а потому иногда допускаете проколы, на которые обратили бы внимание в другой обстановке.

— Какие проколы? — встрепенулся прокурор.

— Вчера в отеле вы сказали мне, что убийствами занимается городская прокуратура. Сказали, очевидно, для того, чтобы убедить меня в серьезности расследования и, конечно, в значимости собственной фигуры. Но именно здесь вы допустили небольшой прокол. Я юрист по образованию, Керимов, и знаю, что дела об убийствах расследуются прокуратурой, но районной, а не городской. Туда передают только дела особой сложности. Рауф сорвался в Шемахе, Ларченко убили в гостинице бывшего «Интуриста». Это ведь в центре города. А с Рамазановой расправились в микрорайоне. Совсем другой район. Но все дела ведет городская прокуратура. Вы не находите, что у меня был повод не совсем вам доверять?

Керимов открыл было рот, чтобы возразить, потом оглядел присутствующих и промолчал. Возражать не имело смысла. В этот момент дверь открылась и показавшийся сотрудник полиции громко спросил:

— Людей пускать можно?

— Пускай всех, — зло прохрипел Керимов.

Сержант тут же исчез, увидев недовольство начальства. А в класс вошли две молодые женщины.

— Лейла, Оля, — поднялся к ним Керимов.

Женщины настороженно смотрели на незнакомцев, не решаясь зайти в класс.

— Это наши люди, — сказал, успокаивая их, Керимов. Он говорил преувеличенно громко, словно стараясь привлечь к себе внимание.

Одна выглядела помоложе. Худая, невысокого роста, с большими карими глазами и длинными каштановыми волосами. Она была одета в темный костюм, длинную юбку, приталенный пиджак. Вторая выглядела чуть старше. Располневшая, с несколько отекшим лицом, круглыми глазами. Очевидно, это была Ольга Галушко. Курносый нос, светлые глаза, светлые волосы.

— Здравствуй, Игорь, — сказала Лейла, шагнув к Керимову, — а меня муж не хотел отпускать. Говорил, что нечего мне сегодня на встречу ездить. Когда узнал, что ты будешь, отпустил. Тем более с охраной, которую ты организовал.

— А меня мой не отпустил, — добавила Ольга, — приехал со мной и проводил до школы. Вместе с охранником. И обещал приехать за мной через три часа. Чтобы забрать меня отсюда.

— Он у тебя строгий, — засмеялся Керимов, поочередно целуясь с каждой, словно на правах хозяина.

— Будешь строгим, — ответила Ольга, — мы такого нахлебались в Таджикистане, лучше не вспоминать. Удивляюсь, как мы вообще не сошли с ума. Здравствуй, Раис, как твои дела?

Аббасов не успел ответить, когда в класс вошел мужчина в больших очках. У него были рыжеватые волосы, несколько рассеянное выражение лица.

— Вот еще один доктор пришел, — сказал Керимов, — теперь нам ничего не страшно. Два своих врача есть. Лейла и Леня.

— Здравствуй, Ленчик, — сказала Лейла, — давно мы тебя не видели.

В класс вошли еще двое — мужчина и женщина. Он — низкого роста, лысоватый, с большим носом и широким ртом — Фазиль Магеррамов, она — высокая, красивая — Света Кирсанова. Дронго поразили ее глаза. Она была действительно красивой женщиной, но у нее были глаза несчастного человека. Эффектная, хорошо сложенная, с пышной копной светло-каштановых волос, она смотрелась бы неплохо в любом обществе, если бы не глаза, которые выдавали ее боль и печаль.

— Здравствуйте, ребята, — с наигранной веселостью сказала она, входя в класс и не обращая внимания на посторонних.

Магеррамов с каждым здоровался за руку, начав с Керимова и закончив Олей Галушко. На нем был строгий деловой костюм темного цвета. Несколько нелепо смотрелся золотой браслет на руке и дешевый турецкий галстук. Такие продавали за один доллар, выдавая за образцы самых известных французских фирм «Кристиан Диор» и «Ив Сен-Лоран».

— Все собрались? — спросил Ахмедов.

— Нет, не все, — посмотрел на присутствующих Аббасов, — нет еще Вовы Габышева. Но он и раньше опаздывал.

— И никто больше не пришел, — мрачно заметила Света Кирсанова, — как все это печально.

— Они боятся, — сказал Альтман, — столько всего услышали. Все боятся. Решили, сегодня лучше не ходить в школу. Давайте подождем Вову, а потом пойдем в зал. Там наверняка будет веселее.

— Нет уж, — возразила Оля, — давайте останемся здесь. У всех на виду. Так мы хотя бы все вместе, поэтому не очень страшно. А там мы будем все по отдельности. Кроме того, у дверей стоит охрана. Муж меня предупредил, чтобы я всегда с вами была, даже в туалет не отлучалась.

— Ну и правильно, — кивнул Керимов, — оставайся с нами.

— Эдгар, давай выйдем, — предложил Дронго , — хочу посмотреть, кто пришел из выпускников нашего года.

— Пойдем, — согласился Вейдеманис. Они вышли из класса в абсолютной тишине. Никто ничего не спросил. Уже в коридоре Вейдеманис уточнил:

— Хочешь оставить их одних?

— Пусть поговорят, — кивнул Дронго, — пока они вместе, ничего плохого произойти не может. Видишь, сколько людей стоит у дверей. Сразу четверо… Я подозреваю, что они все-таки скрывают от меня какую-то важную деталь.

Они поднялись на третий этаж. Здесь таблички распределяли выпускников по десятилетиям. Сороковые годы, пятидесятые, шестидесятые. В первом кабинете сидел только один старик. Он думал о чем-то своем, когда в класс вошли Дронго и Вейдеманис. У старика на пиджаке была колодка с наградными ленточками.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Дронго. — Вы, очевидно, закончили школу в сорок первом?

— Откуда вы знаете? — спросил старик.

— Я про вас слышал, — Дронго подошел ближе. — Вы были на фронте?

— И не только там, — улыбнулся старик, — вся моя жизнь была как сплошной фронт. Мне сейчас уже семьдесят семь, а я до сих пор работаю. И совсем не жалею об этом.

Старик говорил с характерным еврейским акцентом. У него были редкие седые волосы. Дронго обратил внимание, как тщательно выглажены его пиджак и рубашка.