Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

– Они арестовали его?

– Пока нет, но нашлись материалы обвинения, – Хьюлет притихла. – В основном это выдержки из Джониных старых текстов – довольно безобидные, надо сказать, – и совершенно новый его рассказ. Там и правда есть за что зацепиться. Рассказ под названием «Вывоз мусора», можете загуглить, – сказала Хью, – с иллюстрациями и ссылкой на информационное агентство «Римус».

Именно там, в небольшом разделе Тайки Нефёдовой с IT-рекламой размещался «Вывоз мусора». Рассказ ранее не публиковался и был написан Джони в марте 2012 года. Вот что ещё интересно. Кроме полицейских архивов найденные материалы обнаружились и в тегах одной частной сыскной компании.

Не знает ли Катя, кто заказал частное расследование, спросил Захаров.

– Некто Джуди, – ответила Хью. – Джонина подруга. Они состояли в гражданском браке, по крайней мере до последней поры.

Её ещё не хватало, расстроился Митя, да ничего не поделаешь. Как раз к этой Джуди никаких вопросов и нет. Уж она-то как никто другой имела полное право на расследование. Что было действительно странным для Мити – так это секреты Нефёдовой. Могла бы сразу признаться, удивлялся он. Хотя и тут как посмотреть. Тайка ведь тоже любила Джони. Она и продвигала его с особой любовью, а IT-реклама была её главным источником дохода.

И снова брак против любви – Мите не позавидуешь. И Джуди, и Нефёдова демонстрировали истинный эгоизм, что, однако, вполне соответствовало современному устройству мира. Предприятие Господа Бога функционировало исправно – тут не было никаких сомнений.

– Катя, мы не могли бы встретиться? – спросил он.

Катя была даже рада. В последний месяц она чувствовала себя как никогда растерянной. Её давняя история с Лизой Берковиц казалась давно уже забытой, но нет: теперь о ней вспомнили, а выслушав, забыли вновь.

– Могли бы, – ответила Мануилова.

– Тогда давайте в восемь, заехать за вами?

– Не надо. Приезжайте в «Грабли» на Третьяковской.

Хьюлет довольно часто бывала здесь. Ей нравилось после работы не спеша прогуляться к Дарвиновскому музею, а там на «трамвай и к морю», как сказал бы Джони Фарагут, этот романтический эгоист. Джони и сам любил 39-й трамвай. Его маршрут будто связывал две топологии Джониной любви. Первая её часть прошла в окрестностях МГУ, а вторая – у Большого Устьинского моста. В «Граблях» хоть и шумно, думала Хьюлет, зато поем по-людски. Митя же представлял «Грабли» без вдохновения, да что было делать? Из головы не выходил «Вывоз мусора».

– Распечатайте рассказ и иллюстрации, – попросил он.

Как же непросто. Проси, не проси – от него мало что зависит. «Я жертва цепи несчастных случайностей, как и все мы», – вдруг вспомнил он «Сирен Титана». Казалось, не только его персонажи, но и сам Воннегут сидел в Митиной голове и был его другом.

Что же касается предприятия Господа Бога, оно определённо функционировало по принципу сверхурочной работы: согласишься – попадёшь в рай, не согласишься – в ад. Сверхурочная работа отнимала время и силы. В сущности, соглашаясь так жить, человек переставал думать, а тогда и вправду ничего уже не мог.

– Хорошо, – ответила Хью.

Он тут же перезвонил Тае, и та призналась. «А что вы хотели? – удивилась она. – Это был последний его рассказ и моя последняя возможность заработать».

– Почему последняя?

– «Вывоз мусора» – сами посудите. История безысходности. Мусор, накопленный тысячелетиями, уже никогда не вывезти. Джони словно прощается с нами. Вот я и не стала вас огорчать.

– Вы ботаник, Митя, – продолжала Тайка, – у вас некоммерческий склад ума, вам необходима надежда, а не уверенность и рост индексов, – Нефёдова притихла. – Мне же нужны деньги.

– Его ищут.

– Да и пусть ищут. Сделают из него героя – нам же лучше. Не обижайтесь, Митя, – добавила она. – Возвращайтесь к своей работе. Надеюсь, мы ещё встретимся.

Без пяти восемь Митя приехал в «Грабли» и присел за свой столик в углу на третьем этаже. Минуту спустя по крыше застучал дождь и появилась Хью. Всё такая же измождённая, с мокрым от дождя лицом, но с живыми и какими-то необычайно умными глазами. Завидев эти умные глаза, Митя и сам будто поумнел.

Нет, в самом деле, и что он так разволновался? Ботаник с некоммерческими наклонностями. Тайка всё же права – что ему до Джони? До всей этой канители? Мало ли придурков ошивается по земле в поисках любви? Потерянная любовь – что посылка. Бандероль, затерявшаяся на «Почте России». Когда-нибудь эта бандероль найдётся, но всё равно будет отправлена не по адресу. Путаницы не избежать: ищете вы эту бандероль или нет – она утрачена навсегда.

– Митя, вы не поверите, – сказала Хью.

– Что случилось?

– Я получила от Лизы письмо, – Катя сняла свою сумку и села напротив. Хью похудела, подумал Митя. Любовь даётся непросто. – Лиза зовёт меня к себе.

Письмо от Берковиц пришло со службой DHL. В отличие от «Почты России» в немецкой компании работали быстро и писем не теряли. Митя знал об этом по себе. Он не раз заказывал пересылку и DHL и «Почтой России», и всегда удивлялся – откуда у русских столько веры в национальные услуги? Ведь по сути отечественный сервис ни на что не годился. Даже получив посылку, вы вскоре понимали, что обмануты. Это была не ваша посылка, а если и ваша – то была с дефектами, она стоила слишком дорого, шла необъяснимо долго или вообще оказывалась разбитой. Брак, одним словом. Структурный и не поддающийся ремонту брак.

Может, на Западе и с любовью лучше? – задавался вопросом Митя. Взять хотя бы Ромена Гари с его мамой.

Может, и так.

– Катя, вы счастливы? – спросил он.

Да, она счастлива и готова была убраться в штат Мэн хоть сейчас. Хью принесла Джонин рассказ и с десяток цветных распечаток. Всё это были довольно интересные репродукции с Джониным автографом и названием в правом нижнем углу: «Вывоз мусора», «Межзвёздное пространство», «Последний этаж» и так далее. Вот и ещё один список артефактов в отделе брака, подумал Митя, – будет, чем заняться.

Надо же, все эти работы Хьюлет нашла по сути на помойке. А как ещё назвать допотопные полицейские галереи? Джонины рисунки и вправду были хороши. По меньшей мере, они были самобытны. Сайты же сыскных агентств не имели никакого отношения ни к живописи, ни вообще к искусству.

Или имели? – не унимался Митя.

Может, это и было настоящим искусством. Синтез практичности и любви. В своём роде инсталляция современного искусства в масштабе международной полицейской акции. Задавая вопрос за вопросом, Митя словно продвигал себя в неизвестности. В нём будто поселился Сократ, заставляющий его думать.

– Вот ещё, – Хьюлет протянула Захарову несколько фотографий. – Джонины детские снимки и фотография Луизы в Пресвитерианском госпитале, – Хью отвела взгляд. Митя понимал её чувства и прикоснулся к её руке, будто их и в самом деле соединяла общая беда.

Вероятно, это был первый и последний её снимок. Крошечное существо с исходящими в разные стороны проводами. «Бактерия», – мелькнула мысль. Совершенно безобидная и безвредная бактерия с крайне непродолжительным временем жизни. С обратной стороны снимка значилось: «Луиза Берковиц-Мануилова, 27.07.2010, Пресвитерианский госпиталь, Нью-Йорк, США». Луиза спала и видела сны. С виду казалось, она улыбалась.

Но даже мимически в ней угадывались черты Лизы Берковиц и Джони. В особенности чувствовалось сходство с маленьким Фарагутом, хоть его снимки и были явно постановочными. На одной он застыл в позе Есенина, свесив кисть с подлокотника кресла, а на другой напоминал Леопольда из мультика про кота Леопольда – с ироничным выражением безмятежности на морде. Свет же, исходивший от Луизы, был, несомненно, светом Хьюлет. Она лучилась умиротворённостью, словно после продолжительного и ни к чему не обязывающего секса.

Так что между этими людьми была связь.

Устойчивая, глубокая связь – не в пример Интернету и телефонии. Современные средства коммуникации вообще не выдерживали никакой критики и лишь удручали. Они хоть и обеспечивали удобный интерфейс для взаимодействия, но также и изменяли этот интерфейс огромным количеством новой и постоянно обновляемой информации. В будущем, не сомневался Митя, это приведёт к перестройке самого мыслительного процесса. Человеку просто надоест возиться с формальными данными, и он максимально упростит себе жизнь. «Нас ожидает преимущественно физиологическая и крайне недолговечная связь», – заметил как-то Джони в одном из писем к Вике Россохиной. Образно эту проблему он сформулировал так: «Что станет с нашими телефонами, когда мы умрём?»

«Что станет с нашими телефонами, когда мы умрём? – задавался вопросом фотограф “Прекрасного мира” и тут же отвечал: – Сначала ими завладеют близкие люди или даже судебный пристав. Впоследствии оператор связи заблокирует номер, SIM-карту выкинут, аккумулятор высохнет, а кнопки подёрнутся тиной. Вниз с паутины, одним словом», – подытожил он.