Путин. Замковый камень российской государственности - Владимир Винников

Сложность нашего времени в том, что наряду с сугубо современными явлениями, которые толкают к проведению политики в том или ином направлении, действуют и все прежние унаследованные факторы и геополитические устремления. И получается клубок. Говорят о геоэкономике… Наложите карту трубопроводов на карту «цветных революций» — и очень многое станет ясно. Или идея окольцовывания Средиземного моря — она занимала всех со времён борьбы Карфагена с Древним Римом, ибо стать господином мира, не контролируя Средиземное море, невозможно. И Рим стал империей, только победив Ганнибала и взяв контроль над обоими побережьями. Это пытались сделать арабы, Наполеон, Муссолини…

Поэтому-то так сложна геополитическая картина: в ультрафиолетовых лучах она одна, в инфракрасных другая, а через простую призму — третья. И только всё вместе даёт нам возможность понимания. У России сейчас есть возможности для проведения своей мудрой и многовекторной политики, несмотря на все сложности: далеко не первую в мире экономику, которая топчется на месте, внутренние проблемы…

— Отсутствие согласия в элите по поводу пути развития страны, по поводу того, насколько далеко нужно идти навстречу огромному запросу общества на социальную справедливость…

— Да, народ хочет больше справедливости. Но в последние десять лет он возненавидел чиновничество даже больше, чем в 90-е годы — олигархов, про которых уже даже анекдотов не рассказывают.

— Не олигархи ли сами раздувают и так обоснованное недовольство чиновниками — с целью оказать давление на власть, а то и перехватить ее?

— Олигархи должны понимать, что в наше время для того, чтобы через проливы просто ходили танкеры с нефтью, их должны сопровождать имперские пушки. А для этого нужно сильное государство — иначе нас отовсюду вытеснят. У нас были выгоднейшие контракты в Ливии, в Алжире — а сейчас всё это под вопросом.

Что касается нашей элиты… Я не сторонник возврата к командной экономике… Но рынок регулирует тонкие нюансы, когда уже сложилась функционирующая и самовоспроизводящаяся экономика, структура, а её пока нет, и роль государства огромна. У нас вывозится капитал в чудовищных масштабах, а пошумели о том, чтобы чиновник не имел даже маленького невинного счёта за границей… Кому он мешает? А вот влиятельные частные структуры с огромными активами, вывезенными за рубеж, действительно становятся уязвимыми от внешнего давления, они меньше заинтересованы в успехах своего государства. Нужно с помощью и экономических, и внеэкономических мер сделать так, чтобы наша финансово-экономическая элита была заинтересована в сильном государстве, которое её защитит. Вот США, например, войны готовы вести за своих производителей, Карибский кризис могут устроить за рынок сбыта куриных ножек.

— Но США вполне можно рассматривать и как инструмент в руках транснационального капитала — так что тут вопрос: кто чьи интересы отстаивает. Чубайс предлагал либеральную империю, а Ходорковский тоже за сильное государство — только им оно нужно, чтобы защищать интересы олигархии.

— Мы как обычные граждане заинтересованы в сильном государстве, которое стоит на страже закона, в социальном государстве, которое в роли сильного заботится о слабом. В этом нет ничего коммунистического — это всё есть в евангельских заповедях. Слишком велика социальная цена куршевельского румянца, это и не по-божески, и недемократично. Демократия предполагает равные возможности — это не уравнительность, это равные возможности в любой профессии достичь достойного уровня. У нас же гайдаровская доктрина заложила такую систему экономики, когда целые многомиллионные категории работающих людей программированы влачить жалкое существование. Причём это не те отрасли, которые якобы не нужны государству — о них Гайдар вообще предлагал забыть, а те, без которых государство погибнет, в которых занято до 40 процентов населения. И только в последние годы стали вкладывать в армию, медицину, образование. Когда ситуация уже дошла до предела, эти профессии потеряли престиж, — а когда теряют престиж профессии в институтах самосохранения государства, то это страшная опасность. Сейчас государство начинает корректировать эту ситуацию — приходит на помощь, в беде уже никого не оставляют, — но сама экономическая структура остается неизменной. И без концептуальной смены ориентиров, без структурных изменений, а значит, и без вмешательства государства в экономику здесь не обойтись. Иначе мы будем вечно догонять кого-то и спасать утопающих.

Я, например, целиком и полностью с теми, кто в ужасе от провозглашённой реформы Академии наук. Слава богу, её вроде бы заморозили. Быть великой научной державой — это очень большое достижение. Если это утратить, то уже не удастся восстановить. Германия была до Второй мировой войны великой научной державой — сейчас ФРГ обогнала фашистскую Германию во всём, доказав, что можно без захвата чужих территорий добиться высочайшего благосостояния своих граждан и высот промышленного развития. Только одно она не восстановила — великую науку, которая не может продолжать себя без преемственности и непрерывности. Там есть конкретные замечательные прикладные научные исследования, но полный цикл научных исследований теперь есть только в США и у нас, ну и Китай в последнее время строит это. У нас очень много порушено в стране, но если мы сейчас уничтожим науку, вот тогда нам конец. Материальное всё восстановимо, всё наживное — после 300 лет монгольского ига, когда половина результатов труда выплачивалась в виде дани, Россия в короткий срок превратилась в огромную империю.

— В этом году межнациональное напряжение накалялось, прорываясь то тут, то там, в том числе и в Москве.

— Когда мы говорим об унижении русского народа, о том, что теснят пришлые люди, то нужно понимать все причины этого сложного явления. Здесь наследие и советского принижения русского народа на фоне усиленного вкладывания в национальные республики, здесь и следствие постсоветской идеологии и экономики. Масштабная деиндустриализация, разрушение промышленности в России привело в упадок малые города, и именно там положение хуже всего. Профессии и сферы, где реализовывал себя средний русский человек — местный врач и учитель, инженер и квалифицированный рабочий, эти сферы не финансировались и были обречены на упадок самим типом экономики 90-х годов. Царствует оборотный капитал, торговля, бывшие специалисты потеряли достаточно престижную работу. А в торговле продвигаются представители другой культуры, да ещё со своей традицией решать все профессиональные, семейные и социальные проблемы через кланово-родовые связи. Они и стали конкурентоспособны в непроизводительной экономике. А при здоровой экономике на производстве могут работать только квалифицированные люди. И безграмотный пришелец, посредник в торговле не окажется выше на социальной лестнице и по доходам, чем местный коренной инженер.

Не только ради экономики, но и ради оздоровления социально-демографической ситуации нам нужна мощная индустриализация! Востребование и восстановление престижа профессии и зарплаты «русского среднего инженера» само по себе будет способствовать восстановлению равновесия в межнациональных отношениях. Так можно существенно, без всякого акцента на межнациональных отношениях выровнять абсурдную диспропорцию, когда безграмотный торговец зеленью богаче профессора местного пединститута и поэтому ведёт себя соответственно, куражится, пренебрегает обычаями.

Я не против слова «российский» — это означает гражданское состояние. Мы все граждане России, всех национальностей. Но культуру как порождение духа рождает только национальное — сочетание языка, этнических привычек, сказок и исторических переживаний, того, как мы ведём себя на свадьбах и похоронах, вплоть до кулинарии. Скинхеды не имеют никакого будущего, потому что они знают лишь «против кого», но не знают «за что». И такая деградация национального чувства до зоологического «свой — чужой» свидетельствует вовсе не о гипертрофированном превозношении в стране национального, а, наоборот, о последствиях его постоянного ущемления. Крах СССР либералы злорадно объявляли закономерным итогом имперства варварского русского народа, Россию — неудачницей мировой истории. Любить своё Отечество среди образованного сословия совсем немодно. Произошла маргинализация национального сознания, цивилизованному человеку не очень прилично говорить об этом, как считает наша вечно ненавидящая и презирающая «псевдоинтеллигенция». Но если тело пинать ногами, то оно издает очень некрасивые звуки.

Национальный дух, любовь к своему наследию, освящённые высшими ценностями, — это побуждение к историческому творчеству. А если нет освящения высокими порывами, то национальное чувство, которое имманентно присуще человеку, деградирует до зоологического, этнического. Это в принципе совершенно не свойственно русскому человеку, иначе мы бы не построили такое государство. Мне жалко людей и типа Новодворской, и типа скинхедов, это две стороны одной медали… Так что не надо запрещать нам называть себя русскими: любовь к своему — это не ненависть к иному. Только тот, кто любит и ценит своё наследие, способен с уважением относиться к таким же чувствам других. Плохой русский станет плохим россиянином — у него Родина будет там, где ниже налоги. Мы с нашей огромной историей расширения нашего государства, втягивания в орбиту сотни народов заслужили право на более сложное, многоипостасное сосуществование русского и российского неслиянно, но и нераздельно! Надо чаще говорить об этом — чем больше элита и власть остерегается, даже явно сочувствуя, говорить об этом спокойно и респектабельно, тем больше мы эту тему отдаём на откуп тем, кто начнёт мерить носы, не будучи никаким носителем национальной культуры и ценностей. В Европе всё это отдано маргиналам — и их называют «националистами». Хотя какой, к примеру, националист убитый Пим Фортайн, лидер голландских ксенофобов, которых либералы почему-то зовут «правыми»? Какую ценность многовековой голландской культуры он выражал — троцкист и педераст? Чисто зоологическое, «свой — чужой», и это тупик. Великие националисты прошлого создали современные европейские нации и совсем не были враждебны другим нациям.