Гарпия - Меган Хантер

у кромки суши. Сон словно бы сказал мне: «Вам это нужно – безмолвное присутствие океана, безбрежность воды».

– Хорошо бы поехать сегодня.

Когда мы были молодые, такие решения мы принимали вместе. Тогда у нас было больше свободного времени, больше веры в силу перемены мест. Мы выкраивали свободный день и решали отправиться в Норфолк, Сассекс или Кент. Машина мчалась по шоссе, и наши сердца мчались вместе с ней, и любая утренняя сонливость улетала в небеса.

Но Джейк был белым как мел и едва держался на ногах.

– Нет. О боже, нет, – проговорил он, озадаченно прижав ладони к вискам, и вдруг стал выглядеть гораздо старше.

– Тогда, может быть, завтра? – предложила я.

– Мне нужно лечь.

С этими словами Джейк отправился не к дивану, а к лестнице и стал медленно подниматься, держась за перила.

Я услышала, как по пути он окликнул Тэда:

– Все хорошо, дружок?

Я представила, как Джейк взъерошил пушистые волосы сына.

Ему ответил тихий сонный голосок:

– Что с тобой, папочка? Тебе плохо?

Услышав голос малыша, я почувствовала, как что-то внутри меня хочет сдуться, словно проколотый воздушный шарик. Нечто хотело сдаться, прекратить все. Но я не позволила этому произойти. Я обратила внимание на то, что Джейк отправился к нашей кровати. Он считал, что теперь имеет на это право. Будет лежать в нашей постели и ощущать собственную слабость. Он поймет – как давно и навсегда поняла я, – как легко и просто может разрушиться тело.

Что бы ни подумали люди, я такая же, как они. Мне всегда хотелось быть хорошей, правильной, чтобы меня гладили по головке и похлопывали по спине. Дескать, молодец.

Никогда не представляла себе, что сделаю кому-нибудь больно. Когда я впервые брала на руки своих сыновей, своих мальчиков, я ужасно боялась, что уроню их, что они выпадут из окна, что на улице перевернется коляска. Казалось просто чудом, что ничего такого не случилось, что мы уцелели.

Глава 18

По дороге до моря почти не было машин. Тэда совсем недавно перестало укачивать, но мы все же открывали одно окно и в салон залетал прохладный воздух. Мимо пролетали безлесные окрестности. Джейк чувствовал себя лучше, он даже музыку включил. Я гадала – уж не специально ли он выбрал именно этот альбом, который мы обычно слушали в машине и обожали в самом начале нашего романа? Тогда я укладывала ноги на приборную доску, а руку клала Джейку на колено. Теперь казалось, что между нашими телами несколько миль, и это расстояние непреодолимо. Я крепко сжимала руль и смотрела вперед. Я чувствовала, что Джейк нервничает. Он похлопывал рукой по колену в такт музыке, но порой сбивался с ритма и шумно вздыхал, когда я на большой скорости совершала повороты или резко притормаживала позади попутной машины.

Сегодня Джейк выглядел почти нормально, бледность отступила, но ночью я видела, как ослабло его тело. Я спала плохо, просыпалась почти каждый час, словно со мной рядом лежал новорожденный младенец. Но со мной рядом никого не было: Джейк ушел спать на диван, и мне даже не пришлось просить его об этом. Меня будило собственное сознание, в котором мелькали одни и те же картинки – быстро, как при перелистывании флипбука[3].

Ворочаясь в кровати, я не ощущала ни триумфа, ни прилива сил. Мой разум стал каким-то легким, его ничто не удерживало. Мысли легко порхали с одной темы на другую, и все эти темы были опасны.

Утром я сделала макияж – замаскировала темные круги под глазами тональным кремом с легким блеском. Я позвонила в школу и сказала, что мальчики заболели. Ложь слетела с языка легко и просто. Прежде я ни разу так не делала. Я боялась, что соврать не получится, что учителя все сразу поймут. А теперь пара пустяков. Даже Джейк безропотно позвонил на работу и сказался больным. Потом кивнул и сразу же быстро с кем-то переговорил по телефону в соседней комнате.

* * *

Когда мы приехали, приморская деревня показалась мне изменившейся. Она словно бы съежилась по краям. Мы никогда не бывали здесь зимой, и поначалу мальчики словно бы испугались и не хотели выходить из машины. Мне было знакомо это чувство, когда остановка не нужна, достаточно самого путешествия – ехать и смотреть, как мир под музыку пролетает мимо.

Джейк вырос у моря. Он всегда говорил, что на берегу океана чувствует себя лучше, здоровее, легче дышит и крепче спит. Что-то такое было в морском воздухе, от чего у него сильнее курчавились волосы. Он словно бы возвращался к своей истинной сути. Сегодня я тоже мечтала поскорее вдохнуть особый запах побережья и увидеть чаек, кружащих над косяками рыбы и ловко выхватывающих добычу из воды. Похоже, нам была нужна эта обнаженность природы, ее первозданность, это место, где обычная, легко объяснимая жизнь сменялась тайной, даже смертью. «Быть может, – думала я, – все это исцелит Джейка, вылечит нас обоих, и все пойдет на лад».

Мы пошли по дорожке к берегу, под подошвами хрустел гравий. Мальчики бежали впереди, они добрались до полосы песка раньше нас и сразу увязли в нем. Солнце на побережье светило слишком ярко, без каких-либо помех. Окрестности были видны на многие мили вокруг – раньше такого не было. Это напомнило мне о том дне, когда я впервые надела очки – мне тогда было одиннадцать или двенадцать, – и вдруг мир неожиданно стал ясным, четким, сложным. У каждого дерева появились отдельные листочки, у каждого чело века, находившегося далеко от меня, я смогла разглядеть черты лица.

Джейк стал играть с Пэдди. Он показывал ему, как бросать плоские камешки в воду, чтобы они прыгали по поверхности. Но волны были слишком высокие, поэтому камешки просто падали в воду, а прыгать не желали. Я попыталась заинтересовать Тэда строительством песчаного замка, но из-за ветра песок попадал ему в глаза. Сын заплакал, прижался лицом к моей груди, пряди его волос взлетели вверх, а по щекам потекли слезы. Я стала укачивать его и прижалась носом к его сладко пахнущей макушке. Я сидела и смотрела, как Джейк и Пэдди играют у моря. При слепящем свете солнца их тела казались всего лишь силуэтами.

* * *

Чтобы съесть ланч, мы ушли подальше от берега, в дюны, где ветер и солнце были не такими жестокими. Мы уселись лицом не к бушующему океану, а к болотам. Эта часть побережья была природным резерватом,