Зеркало - Сергей Боровский

Он в течение пары минут разогревал двигатель и стряхивал снег с лобового стекла. Минус пять — это не мороз, но лучше перебдеть, чем потом тратиться на обслуживание. Да оно и комфортнее в салоне, когда по-домашнему жарко. Закончив все эти технические приготовления, малопонятные дамам, он подрулил к дверям клуба и выскочил из машины, оставив мотор работать.

Его поход прервался на полпути.

- Привет! - послышалось где-то в стороне.

Женский силуэт вычерчивался в темноте, едва скрашиваемой уличными фонарями.

- Кто это? - удивился Роман, не признав голоса.

Девушка послушно вышла на свет, и он, натурально, обалдел от неожиданности.

- Катюха? Ты что здесь делаешь?

- Тебя хотела видеть.

- Меня?

Он завертел головой по сторонам, почуяв подвох. Но никого, представляющего для него опасность, вокруг не увидел. Смешно сказать, недавно он вспоминал о ней. Нет, не в порыве раскаяния. Просто воспоминания о том, как она тогда кричала и вырывалась, придавали ему дополнительной мужской силы. Особенно во времена вынужденных сеансов с откровенными «брёвнами».

- Слушай, Кать. Мне сейчас некогда. Давай завтра пересёчемся где-нибудь, а?

- Завтра ты не сможешь, - грустно сказала Катя.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю.

Вот ведь незадача! В другое время он бы не отказался с ней покутить, но сейчас его ждала нежная, заправленная доверху коктейлями Оля. Уже как бы инвестиции произведены, и наступило время дивидентов.

- Тебе понравилось в прошлый раз? - сказал он, надеясь, что дерзкая глупость отобьёт у Кати дальнейшую охоту общаться с ним сегодня.

Но Катя всего лишь покорно улыбнулась:

- Кто же откажется от такого мужчины?

Блин! А что если групповуха, родилась в его пьяной голове новая идея? Он не знал ещё, как отнесётся к этому Оля, да и у Кати хорошо бы спросить об этом конкретно, но сама мысль о сладком запретном грехе взбудоражила его и ослепила.

- Слушай, я тут не один. Присоединяйся, а?

- Мальчик или девочка?

- Ты что? Я же не педик какой.

- Да, ты не педик. Ты просто мерзкий пассивный пидарас.

Возникший в её руках ствол он поначалу почему-то принял за фаллическую игрушку из эротического магазина — наверное, ни о чём другом уже думать не мог. В глазах его вспыхнул яркий свет, и живот пронзила невыносимо резкая боль. Его опрокинуло выстрелом, повалив на спину. Пока ещё свет в его глазах не померк, он успел заметить искажённое страхом Олино лицо, перевёрнутое «вверх ногами». Потом он перестал что-либо ощущать абсолютно, медленно проваливаясь в бесконечную пропасть.

Катя выпустила в него всю обойму. До мёртвого пустого щелчка. Заметила в дверях испуганных охранников и какую-то остолбеневшую девицу. Достала из кармана шубы новую обойму, умело вставила её и сделала несколько неопасных выстрелов поверх их голов — чтобы спрятались и не навлекали на себя беды. Полетели осколки. Одна пуля попала в окно соседнего дома. Одно слово — дура.

Старенький «Жигуль» с запорошенными снегом номерами притормозил возле неё, услужливо распахнув дверь.

- Чао, сволочи! - напоследок произнесла Катя, отпуская этот неблаговидный эпитет по адресу обширной группы лиц с размытыми границами, виновных в том, кем она стала.

13

Первая мартовская оттепель не может никого обмануть. Сколько бы ни тужилось солнце, сколько бы ни било себя кулаком в грудь, ни обещало лета, люди знают, что черед день-два зима снова вернёт себе своё законное право безнаказанно морозить щёки граждан и сыпать в их глаза ледяную крошку. И всё равно, каждый раз, когда сосульки начинают присматривать себе место, на чью бы лысину капнуть или, хуже того, обрушиться, нет-нет да подумается: а вдруг? А стоит только оттепели затянуться на день-другой, как кто-то уже гуляет в легкомысленной ветровке и футболке на голое тело. Или хуже того — в развратной мини-юбке с колготками из тончайшей ткани. Раньше положенного просыпаются тогда в сонных мужчинах дремучие инстинкты, заставляя совершать глупости, которые по расписанию положено делать в мае. Кривая преступности на сексуальной почве рвётся вверх, страдают брошенные жёны, процент девственниц резко сокращается...

Школьники за партами и студенты вузов совсем перестают слушать речи педагогов. Глаза сами так и тянутся к солнцу, а уши распознают лишь чириканье воробьев, которые сходят с ума, купаясь в многочисленных водоёмах. Учителя понимают, что ничего с этим поделать нельзя — нужно просто подождать смены погоды. Охранники у входа даже становятся более благодушными, и уборщицы посылают меньше проклятий по адресу носителей грязной обуви.

Бомжи собираются кучками, мысленно пересчитывая друг друга, а вялая милиция смотрит сквозь пальцы на их асоциальное поведение. Щедрее подают нищим, и водители московских машин начинают вдруг прощать ошибки, совершаемые пешеходами и коллегами по асфальту. Тормозят перед особенно глубокими лужами, памятуя о том, что грязные брызги могут стать причиной чьего-то плохого настроения.

Именно так, или почти так, развивались события в этот удивительный год.

Оттепель продолжалась чуть ли не неделю. Днём температура доходила до пятнадцати градусов, поэтому даже придорожные сугробы метровой высоты превратились в грязную кашу, а газоны кое-где подсохли до полной готовности к летнему сезону трав. Дворники радовались нежданной помощи от природы и «точили» мётлы. Оттаяли и помойки, заставляя прохожих зажимать пальцами нос, если приходилось идти мимо.

Огромная куча хлама на несанкционированном пустыре в Сокольниках тоже просела, бесстыдно оголив то, что пряталось внутри неё всю зиму. Старая ржавая ванна заблестела в тех своих местах, где эмаль ещё оставалась не сбита. Рулон драного ковра сполз с вершины холма. И если бы поблизости оказался кто-нибудь глазастый и наблюдательной, то он бы обязательно разглядел в этой бесформенной куче чей-то остекленевший глаз, принадлежавший когда-то человеку, а теперь мёртвый и неподвижный. Но никого не было вокруг, кроме серых ворон, слишком сытых к тому моменту, чтобы их мог заинтересовать бесхозный покойник.

14

Из дверей лучшего Смоленского ресторана выкатились двое роскошно одетых мужчин — форма их ухоженных тел как бы и не предполагала другого способа передвижения по поверхности. Они степенно добрались до охраняемой платной автостоянки, обмениваясь малозначительными репликами, где упали в чёрный «Мерин» с московскими блатными номерами.

- Ну, что, Игорь Борисович, - произнёс тот, кто сел за руль. - Тронулись?

- Давай, Андрей Геннадьевич, - согласился пассажир, пристёгиваясь. - С Богом!