Над судьбой - Павел Крылов

Вожди с ненавистью сжимали кулаки. Они ненавидели белых людей. Коварных, беспощадных, жестоких. Они ненавидели пушки и ружья, корабли и крепости. Все это разом навалилось на них, разрушая и уничтожая, казалось, незыблемый мир краснокожих. Они хотели мстить подлым белым койотам. Кровь закипала в жилах. Зоркий Сокол поднялся, направил руку в сторону строящегося форта. На скулах играли желваки, глаза горели. Ветер раздувал орлиные перья. За эти несколько дней он сильно постарел. Первые морщины прорезали лоб. От вождя исходила огромная сила и несгибаемая увереность в победе краснокожих.

- Среди бледнолицых полно людей, готовых за золото продать краснокожим оружие. Вожди энглишей не только не хотят войны с алдонтинами, они не готовы к ней. Они боятся этой войны. Энглиши не смогли уничтожить нас, напав внезапно. Война, где каждый куст таит смерть, им совсем не нужна. Энглиши готовы дать нам ружья и помочь переправиться через реку. Мы должны пугать их и оттягивать время ухода. А в удачный день напасть на них.

Поднимались все новые и новые вожди. Их речи становились смелее. Многим уже казалось, что достаточно неожиданно напасть всеми силами, и энглиши побегут, бросая ружья. Но мысли присутствующих охладил Твердое Сердце.

- Еще никогда краснокожим не удавалось победить ни один из белых народов. Проигравшим не оставалось места на земле. Энглиши придут на западный берег. Раньше или позже. Мы не можем, не умеем воевать по их законам. Но мы умеем воевать так, как не могут они. Кто бы ни начал первым, эта война будет длиться очень долго. Мы должны убивать каждого белого, даже если он не солдат. Когда они поймут, что на нашей земле их ждет только смерть, они уйдут. Но прежде, чем уйти они много раз будут стремиться вести с нами войну. Пока вожди алдонтинов будут говорить с энглишами о времени переселения, женщины и дети тайно уйдут на земли шауни. Мы поделим наше мясо на всех. Когда женщины и дети окажутся в безопасности и мы достанем ружья, мы первыми нападем на форт. Если мы уничтожим форт, энглиши направят сюда огромную армию. И тогда каждый шауни и алдонтин будет защищать свое жилище. Нам нужны ружья. Много ружей.

Вожди уходили к своим народам, уверенные в победе. Они поклялись вести войну с завоевателями, пока бьется сердце последнего воина.

Уинстон Гудмэн был здоровым циником. Его глубоко философский ум постоянно требовал пищи для анализа.

Гудмэн удобно расположился в походном кресле в офицерской палатке и с особой тщательностью рассматривал, как солдаты, вооруженные новеньким плотницким инструментом, строили форт. Народа было много, дело спорилось. "Всего лишь месяц назад в этих местах было пустынно, - размышлял Уинстон, - и редкий туземный охотник выслеживал оленя, или, отчаявшись добыть к обеду мяса, удовлетворял голод горстью ягод. И вот на глазах растет крепость. Первокласный форт, пристань, вокруг поля, фермы. Дикари уйдут на запад, пусть они там разбираются со своими проблемами. Форт Стронг Джампинг станет оплотом цивилизации на границе".

"Дикари уйдут, - поймал себя Гудмэн на слове, - а почему дикари?" Правительственный агент вовсе не был фаталистом. Смысл фразы "на все воля божья" он воспринимал скорее как закономерность причинноследственных связей. И он не для аудитории ставил вопрос: "Почему, собственно говоря, алдонтины дикари, а энглиши цивилизованный народ". Найти ответ в Священном Писании было невозможно. В трудах философов - тоже. А Уинстон должен был завтра принять важное решение, и ответ на такой вопрос, ответ четкий и однозначный вовсе не был бы лишним.

"Много ли в истории примеров, - задумался агент, - когда экспансия цивилизованных государств была остановлена дикими народами. Оказывались ли они в состоянии переломить ход событий". Мысли роились, в голове прокручивались целые пласты исторических фактов. Гудмэн не сомневался, что, с появлением огнестрельного оружия, везде и всюду превалируют те народы, которые такое оружие производят. И даже более того. Речь может идти не об оружии вообще, а о его техническом уровне. Уже мало иметь просто пушки. Они по скорострельности, дальности стрельбы и мощности заряда должны превосходить пушки противника. "Появление нового поколения оружия в Старом Свете в одной из стран - продолжал рассуждать Гудмэн, - всегда приводит к тому, что в течении пяти, самое большее десяти лет, также же оружие начинают производить другие страны. Это создает баланс сил. И ни одна война не ведет к катострофе".

На Континенте же ситуация складывалась совсем по-другому. Уже несколько столетий народы белой расы уничтожают аборигенов, но ни один из туземных народов так и не смог создать техническую базу для войн с захватчиками. Отсталость местных племен растет. И ничто не спасет их от поражений и вымирания.

Уинстон вспомнил глаза Расщепленного Дуба. А ведь старик далеко не простак. Гудмэн был очень далек от теорий о зоологической неполноценности краснокожих. Но факты - вещь упрямая. Чего же не хватает краснокожим? Смелости? Мужества? Отваги? Агент даже улыбнулся. Он немало знал случаев, когда на Столбе Пыток из воина тянули жилы. Но подвергаемый пытке не только не кричал, но, даже не застонал. Белые люди на такое не способны просто физически.

"Может быть краснокожим не хватает смекалки, - подумал агент, - но тут же быстро отогнал и эту мысль". Как-то вдруг снова заныло плечо. Старая рана всегда напоминала о себе при волнениях. Засаду в лесу, в которую попал он, делали не глупцы. "Так в чем же все-таки причина их огромного отставания", Гудмэн не мог четко сформулировать ответ и поэтому нервничал. Он поднялся, вышел из палатки. Сотни людей, повинуясь единому ритму, делали одно большое дело. Где-то далеко за океаном, много лет назад была выдвинута идея колонизации, здесь в колониях разработан план освоения восточного побережья Отца Рек, и вот эти люди изо дня в день, отбросив свои мелкие проблемы и заботы, заняты реализацией грандиозного проекта.

"Именно этого нет у краснокожих, - осенило Гудмэна, - они никогда не поймут, что им выгодно подчиняться вождю из чужого племени для достижения общих целей".

"что чаще всего сплачивало людей, позволяя им создавать великие цивилизации", - дальше развивал мысль Гудмэн. Прежде всего это мощная, всеохватывающая религиозная концепция. Ее место, в принципе, может занимать идея построения великого государства. Или мысль о национальном и даже расовом превосходстве. Ничего этого у краснокожих нет. Их верования примитивны, поддерживаются лишь устной традицией. Каждый жрец толкует их, сообразуясь с ситуацией. Догм, раз и навсегда записанных и возведенных в ранг закона, не существует. При столкновении с религией Старого Света эти верования рушатся, как карточный домик. И туземцы теряют даже такие зыбкие основы для борьбы. И они сначала поглощаются, а затем, как лишний элемент системы, уничтожаются циливизацией""

Гудмэн широким, размеренным шагом шел по территории стройки, направляясь к реке. "Какое удачное место для пристани", - мелькнуло в голове. Невдалеке цепочка черных рабов направлялась от берега к форту. За спиной каждого был неимоверных размеров тюк. "Мы привозим черт знает откуда этих, - подумал агент, - потому что краснокожие совсем не умеют работать. Да, это скверно". Вдоль берега росла великолепная изумрудная трава. Звери, напуганные появлением людей, разбежались. И трава, еще не познавшая беспощадных рук косаря, буйствовала на напоенной осенными дождями земле.

Уинстон был в прекрасном настроении. Все очень удачно укладывалось в цепь его умозаключений. Завтра алдонтины будут нагло выколачивать из него ружья и муку. И он даст им это. Разведка донесла, что встреча с вождями шауни состоялась. Алдонтины уйдут на западный берег. И оттуда они будут нападать на поселения, мстить. Правительство выделит войска и они окончательно уничтожат дикарей. Алдонтины уйдут - это главное. В любом случае они обречены. Если дикари останутся, они тоже обречены. Конечно, во втором случае погибнет какое-то количество поселенцев, солдат. Но ведь их несравнимо больше гибнет в войнах в Старом Свете. А его, Гудмэна, служебная карьера весьма зависит от успехов переселения. Ни какие перепитии на Далеком Западе не повлияют на величие империи, но могут очень существенно повлиять на Гудмэна. И он выбрал единственно правильный ход.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ночно Цветок пришла в сознание. Она лежала на медвежьей шкуре в глубине вигвама. Сквозь отверстие для дыма виднелся кусок затянутого серыми тучами неба. Избитое тело нестерпимо ныло. Хотелось пить. Она поднялась, шатаясь от бессилия, вышла из вигвама. Все селение являлось одним огромным пожарищем. Вокруг были завалы из трупов. Находящиеся в каком-то полубессознательном состоянии люди стаскивали убитых на погребальный костер. Стояла страшная тишина, лишь изедка разрываемая истеричными воплями. Женщина шла через селение, не узнавая людей.