Тройной прыжок - Алексей Леонтьев

— «…Дальше будет крутой поворот. На такой скорости сцепка не удержится. Может быть крушение… Понимаешь? Ты должен спрыгнуть, когда начнется подъем…»

Голос вдруг оборвался.

Олег ничего не понимал, пока не увидел рукоятку включения радио в своей руке. Он так сжимал ее, что вырвал из гнезда. Наверное, она там еле держалась.

Олег стал лихорадочно прилаживать рукоятку обратно. У него ничего не получалось. Повернуть пальцами обломок штыря не удалось. Надо было снять щит и добраться до проводов. Этого сделать он не мог.

Олег стонал от досады, оборвал в кровь пальцы, но радио больше не говорило.

Наконец он сообразил, что с последней кабиной тоже должна быть радиосвязь. Он кинулся обратно.

— Что так долго? — сердито сказала Люся. — Я уже стала волноваться.

Олег бросился к пульту и повернул знакомую рукоятку. Он крутил ее туда и сюда, но радио молчало.

Может быть, они уже перестали его вызывать. А возможно, передача была настроена только на радио передней кабины, где Олег был с Петькой.

«Значит, Петька цел, — мелькнуло у него в голове. — Добрался до станции. И сказал обо мне».

Люся дышала в затылок.

— Скажи, что случилось?

— Меня сейчас вызывали по радио!

— По радио?

Люся с тревогой смотрела на него.

— Да, со станции…

— Что же тебе сказали?

В ее голосе все еще было недоверие.

— За нами высылают тепловозы. Они должны догнать нас.

— Правда?! А еще что?

— Еще…

Олег хотел сказать о повороте и вовремя прикусил язык.

— В общем все.

Люся заглянула ему в глаза.

— Ты не врешь?

— Я никогда не вру… — сказал Олег и тут же вспомнил «практиканта». И зачем ему только это понадобилось?

Люся поверила, но тревога не покидала ее.

— Олег… А вдруг нас не нагонят?

— Нагонят!

— А вдруг?

— И тогда не отчаивайся… Будем прыгать на подъеме, как я говорил. Ничего не случится…

И тут я вспомнил.

Я не мог точно сообразить, когда и где это случилось. Только был я еще совсем маленький. Лет шести.

Мы ехали в поезде с папой и мамой. Не помню куда. Нас долго держали на какой-то станции. Час или два. Там скопилось очень много поездов. Говорили, что впереди крушение.

Папа куда-то уходил, потом вернулся и сказал, что точно, впереди крушение, столкнулись и сошли с рельсов составы.

Потом мы поехали. Наш поезд пропустили вперед, потому что он мог еще войти в расписание. Другие должны были двигаться за нами.

Я тогда ничего не понимал и радовался, что мы всех обогнали. Папа рассердился и велел мне немедленно ложиться спать.

Я не хотел спать, но он прикрикнул на меня и задернул шторы.

Взрослые ушли из купе.

Но мне не хотелось спать. И потом — почему меня днем уложили в постель? Я поднялся и отдернул штору.

Наш поезд медленно шел по высокой насыпи. А внизу…

Внизу на поляне лежал на боку паровоз. У него была погнутая, смятая труба. Рядом — разбитый вагон.

Возле паровоза и вагона суетились люди. Это было очень странно и страшно — большой, настоящий паровоз на боку, со смятой трубой.

Поезд шел медленно, я все смотрел на паровоз и не услышал, как в купе вернулись взрослые.

И тут папа меня ударил. Первый раз в жизни. Он никогда меня не бил. Мама — та и шлепала и подзатыльники давала. А он нет.

Никогда больше я не видел его таким. Он не мог мне простить, что я не послушался его.

И вот теперь я вспомнил и снова увидел этот паровоз со смятой трубой, лежащий под насыпью…

— Олег! Они обязательно нас нагонят?

Олег не ответил. Лишь прижался к стеклу.

Сцепка приближалась к станции.

На соседнем пути, закрывая перрон, стоял товарный состав. Он был очень длинный. Чуть ли не в километр. Поезд обрывался вагоном. Тепловозов не было.

Тепловозы появились через несколько секунд.

Длинная сцепка медленно шла по запасному пути.

Олег схватил Люсю за руку.

— Смотри!

Они поравнялись с первым тепловозом.

В кабине были люди. Двое или трое. Один, высунувшись в окно, что-то кричал, но ребята не расслышали.

Через мгновенье тепловозы уже были позади.

И тут же Олег и Люся увидели их снова.

Вернее, не сами тепловозы, а луч прожектора. Он шел за ними. Потом луч мигнул и погас.

Прожектор первой сцепки выхватил из темноты головной локомотив. Спереди у него была небольшая площадка, огибавшая корпус.

«Если бы такие площадки были у всех тепловозов!» — мелькнуло в голове Олега.

Прожектор заднего состава вновь замигал. Олег подумал, что, наверное, их свет слепит машинистов, и выключил его.

И тогда сзади сильно и ровно вспыхнул прожектор.

Ребята были не одни. К ним шли на помощь.

Люсины пальцы сжимали мою ладонь. Губы ее шевелились. Я не слышал, но понимал, что она шепчет.

— Скорей! Скорей! Милые, хорошие… Нажмите еще… Нажмите!

Люся все сильнее сжимала мою руку.

Тепловозы мчались за нами. Они были совсем недалеко.

Еще минута, другая, и они нас догонят. Тихо стукнувшись, соединятся составы. Машинист даст задний ход.

Люся отпустит мою ладонь, и кончится этот сумасшедший бег, эта необыкновенная ночь… Неужели кончится?!

Это был тот случай, когда становятся бесполезными инструкции, когда нарушаются все разумные ограничения, когда человек должен переступить предел, установленный ради его безопасности.

Догнать разогнавшуюся сцепку из четырех тепловозов почти невозможно, и тем не менее люди, бросившиеся в погоню, должны были пойти на все, чтобы сделать невозможное.

Этого требовала жизнь двух незнакомых им ребят.

А впереди лежал город.

И уже жизни десятков и сотен людей угрожали сбежавшие локомотивы. Жители города сейчас спокойно спали в домах, над которыми проходила крутая эстакада железной дороги. Они не знали об опасности.

Трое лучших машинистов, бросившихся в ночную погоню, сделали все. Все, что было возможно.

Но если человек, забыв о себе, может переступить любую черту ради спасения другого, то машина, к несчастью, имеет точно определенный конструкцией последний предел.

Свет не приближался. Олегу даже показалось — он начал отставать.

Не хотелось в это верить, но прожектор идущего за ними состава все больше отодвигался назад.

Это был уже не луч, а только яркое пятно света.

Потом пятнышко.

Наконец и оно исчезло за горизонтом…

Люсины пальцы отпустили его ладонь.

А у Олега перед глазами был паровоз под насыпью. Он лежал на боку со смятой трубой.