Безнадежность - Коллин Хувер

Через три стола от нас сидит Холдер и действительно прожигает во мне взглядом дырку. Его окружают ребята из футбольной команды, которые, кажется, в восторге от его возвращения — хлопают его по плечам, болтают, не замечая, что он не участвует в разговоре. Всё так же глядя на меня, он делает глоток, резко ставит банку на стол, дёргает головой вправо и встаёт. Смотрю вправо — там выход из столовой. А Холдер уже идёт к двери, явно ожидая, что я последую за ним.

— Хм-м, — бормочу я скорее себе, чем Брекину.

— Вот именно, хм-м. Сходи узнай, чего ему надо, потом доложишь.

Я отпиваю немного колы и ставлю банку.

— Есть, сэр!

Тело моё поднимается и тащится к выходу, но сердце остаётся на столе — я совершенно уверена, что оно выпрыгнуло в тот момент, когда Холдер велел мне следовать за ним. Я могу сколь угодно убедительно прикидываться перед Брекином, но чёрт меня забери совсем, мои собственные органы мне уже не подчиняются.

Холдер в нескольких футах передо мной распахивает дверь, проходит, и створки закрываются за ним. Я кладу руку на дверь и колеблюсь, прежде чем её толкнуть. Если бы меня поставили перед выбором: побеседовать сейчас с Холдером или остаться в наказание после уроков, я бы предпочла последнее. Внутренности мои завязываются в такое количество сложных узлов, что любой бойскаут обзавидовался бы.

Оглядываюсь по сторонам, но Холдера не вижу. Делаю несколько шагов, дохожу до шкафчиков, поворачиваю за угол. Ага, вот он — опирается спиной о дверцу одного из них, одна ступня прижата к нижнему шкафчику. Руки скрещены на груди, а в голубых глазах — едва скрываемый гнев.

— Ты встречаешься с Грейсоном?

Я закатываю глаза, становлюсь напротив Холдера и тоже облокачиваюсь поудобнее. Я уже устала от его скачущих настроений, а ведь мы только-только познакомились.

— А это важно?

И вообще, какое его собачье дело?

Он молчит —  я уже заметила, что такие паузы он делает почти всегда перед тем, как что-то сказать.

— Он засранец.

— Ты тоже иногда ведёшь себя как засранец, — быстро откликаюсь я, уж мне-то не нужно много времени, чтобы придумать ответ.

— Он тебе не подходит.

— Ты, что ли, подходишь? — с раздражённым смехом возвращаю удар. Если бы мы сейчас вели подсчёт баллов, полагаю, было бы два — ноль в мою пользу.

Он опускает руки, поворачивается к шкафчику и бьёт по нему раскрытой ладонью. Звон эхом откликается по всему вестибюлю и заодно где-то внутри моего организма.

— Причём тут я? — говорит он, снова поворачиваясь ко мне. — Я говорю о Грейсоне. Ты не должна с ним встречаться. Ты понятия не имеешь, что он за тип.

Я смеюсь. Не потому что он сказал что-то забавное, а потому что он серьёзен. Этот парень, которого я едва знаю, будет указывать мне, с кем встречаться, а с кем нет? Я откидываю назад голову, словно бы сдаваясь.

— Два дня, Холдер. Я знаю тебя всего два дня. — Отталкиваюсь от шкафчика и шагаю к собеседнику. — За эти два дня я увидела пять разных граней твой личности, и только одна показалась мне привлекательной. Ты думаешь, у тебя есть хоть какое-то право оценивать мои решения? Это бред. Ты смешон.

Играя желваками и скрестив на груди руки, Холдер продолжает смотреть на меня. Потом с вызовом делает шаг навстречу. В глазах его такой мрак и холод, я что начинаю думать: а не столкнулась ли я сейчас с шестой его личностью. Самой злобной и властной.

— Он мне не нравится. И когда я вижу такое… — Он подносит руку к моему лицу и невесомо проводит пальцем по синяку. — А потом вижу, что вокруг тебя ошивается Грейсон, прости, если я становлюсь немного смешон.

Кончики его пальцев скользят по моей скуле, и я снова перестаю дышать. Приходится бороться с собой, чтобы держать глаза открытыми и не прижаться щекой к его ладони, но я собираю в кулак всю свою волю. Я становлюсь невосприимчивой к этому парню. Ну или… пока только пытаюсь. В любом случае, такова моя новая цель.

Я понемногу отстраняюсь до тех пор, пока его пальцы уже не касаются моего лица. Он сжимает кулак и роняет руку.

— Ты думаешь, мне надо держаться подальше от Грейсона, потому что он слишком вспыльчивый? — Я склоняю голову набок и сощуриваюсь. — А тебе не кажется, что это двойные стандарты?

Понаблюдав за мной несколько секунд, он вздыхает и едва заметно закатывает глаза. Отворачивается, встряхивает головой и хватает себя за загривок. Ещё несколько секунд стоит спиной ко мне. Потом медленно поворачивается обратно, не отрывая взгляда от пола, и снова скрещивает на груди руки.

— Он тебя ударил? — спрашивает он без единой интонации в голосе. Не поднимает головы, но посматривает на меня сквозь ресницы. — Он когда-нибудь тебя бил?

Ну вот опять. Как легко он добивается от меня покорности — всего лишь сменив повадку.

— Нет, — отвечаю я тихо.  — И нет. Я же говорила, это был несчастный случай.

Мы смотрим друг на друга в полном молчании, пока не звенит звонок на второй ланч, и вестибюль заполняется школьниками. Я первая, кто отводит глаза. Возвращаюсь в кафе и не оглядываюсь назад.

Среда, 29 августа, 2012

6:15

Я бегаю уже почти три года. Не помню, с чего это началось, почему я увлеклась этим занятием и даже соблюдаю в нём некое подобие дисциплины. Думаю, большей частью потому, что я досадно изолирована от мира. Я пытаюсь относиться к этому с юмором, но довольно трудно наблюдать, как остальные школьники общаются между собой, и оставаться в одиночестве. Ещё несколько лет назад старшеклассников почти не беспокоило отсутствие доступа в интернет, но сейчас это практически социальное самоубийство. Впрочем, мне всё равно, что думают другие.

Не стану отрицать, меня терзало непреодолимое желание почитать о Холдере в интернете. Раньше, когда на меня находил стих узнать побольше о каком-нибудь человеке, я могла обратиться к Шесть. Но в данный момент подруга вне доступа — летит над Атлантикой. Поэтому я сижу на кровати и ломаю голову. Над тем, действительно ли Холдер так плох, как утверждают слухи. Над тем, реагируют ли другие девушки на него так же, как я. Над тем, кто его родители, и есть ли у него братья и сёстры, и встречается ли он с кем-нибудь. Над тем, почему он, как кажется, весь на нервах и злится на меня при каждой нашей встрече. Всегда ли он так очарователен, если не сердится? Со мной он либо то, либо другое — и ничего посередине. Это ужасно раздражает, и хотелось бы разочек увидеть его в спокойном, расслабленном состоянии. Случается ли оно у него хоть иногда? Я ломаю голову… потому что это единственное, что мне остаётся. Думать о безнадёжном парне, который, похоже, влез в самую серединку моих мыслей и не намерен оттуда вылезать.

Я выхожу из транса и надеваю вторую кроссовку. По крайней мере, наша вчерашняя стычка закончилась ничьей. Из-за неё он сегодня не станет со мной бегать, и это меня устраивает. Сейчас больше, чем что бы то ни было, мне нужна передышка. Хотя не знаю, зачем. Всё равно ведь буду и дальше ломать голову.

Над ним.

Я открываю окно и вылезаю на улицу, где сегодня темнее, чем обычно. Небо затянуто тучами — подходяще для моего настроения. Я оцениваю направление ветра, затем смотрю налево, пытаясь решить, успею ли побегать, до того как разверзнутся хляби небесные.

— Ты всегда вылезаешь через окно или так прячешься от меня?

Я резко поворачиваюсь на звук его голоса. Он стоит у края подъездной дорожки, наряженный в шорты и кроссовки. Так, сегодня опять без майки.

Проклятье.

— Если бы я от тебя пряталась, я бы попросту осталась в постели.

Я уверенно иду к нему. Надеюсь, со стороны не заметно, что внутри у меня всё трясётся. Крохотная частичка моего существа разочарована, зато все остальные части глупо и до отвращения счастливы. Прохожу мимо него и присаживаюсь на край тротуара, чтобы растянуться. Вытягиваю ноги, наклоняюсь вперёд и прячу лицо в коленках — чтобы сделать растяжку, но, в основном, чтобы не смотреть на своего собеседника.

— Я не был уверен, что ты сегодня появишься.

Он садится на тротуар прямо напротив меня.

Я выпрямляюсь.

— Почему это? У меня-то нет никаких тараканов. И потом, дорога не принадлежит ни тебе, ни мне.

Он опять проделывает эту штуку: смотрит на меня и обдумывает своё следующее высказывание, и под его пристальным взглядом я почему-то тоже немею. У него эта манера входит в привычку, пожалуй, пора придумать ей название. Он словно удерживает меня взглядом, пока думает, намеренно ничем не выдавая свои мысли. Никогда прежде не встречала человека, который так тщательно взвешивал бы свою речь. Словно количество слов ограничено, а он хочет использовать только те, что абсолютно необходимы.

Я перестаю растягиваться и смотрю на него, не желая сдаваться в этих «гляделках». Не позволю ему отрабатывать на мне всякие джедайские трюки, как бы мне самой ни хотелось провернуть то же самое с ним. Он совершенно непроницаем и в ещё большей степени непредсказуем. Он дико меня злит.