Незнакомый муж - Барбара Ханней

Еще она посмотрела, как он носком сапога подбрасывает угли в центр костра, и перевернула сосиски на сковороде.

– Угли готовы, – сообщил он.

– Отлично, – предложила Кэрри. – Я уже сделала салат.

– Салат? – удивленно и даже потрясенно переспросил он. – Из зелени?

– Ты не любишь салат?

Он захихикал:

– Люблю. Но ты терпеть не можешь сосиски с жареным луком и томатным соусом, завернутые в лепешку.

И тут он усмехнулся так, что Кэрри расхотелось спорить.

Они стояли на берегу ручья, наслаждаясь затухающим костром и серебристой дорожкой света от уже почти полной луны, волшебно сиявшей над вершинами деревьев.

Кэрри, наевшаяся хрустящих сосисок, была рада, что Макс не торопится вернуться домой. Она сидела, обняв колени, с Кловер, устроившейся рядом, и украдкой поглядывала на профиль Макса на фоне костра.

– Я сделал тебе предложение именно здесь, – вдруг сказал он.

Кэрри затаила дыхание, и почти сразу же у нее хлынули слезы из глаз, потому что она изо всех сил пыталась представить, каким был тот самый романтичный момент ее жизни.

– Как э-эт-т-то было? – заикаясь, спросила она. – Чт-т-то ты сказал?

Макс повернулся к ней, и его глаза засияли синевой. Потом он улыбнулся и вытащил палку из костра. На ее конце горел огонек.

– Ничего необычного. Но на небе появилось послание.

Он начал писать в воздухе палкой, и огненные угольки яркими красно-золотыми всполохами засветились на фоне ночного неба. Движения палки создавали надпись, светящуюся достаточно долго, чтобы Кэрри смогла ее прочитать.

ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ

Она радостно засмеялась:

– Прикольно! Просто и прямо. А ответ я тоже написала?

– Да, – тихо ответил он.

– Как могу догадаться, я написала «да»?

Макс кивнул и снова сунул палку в огонь, пожал плечами и вздохнул.

Кэрри показалось, что он расстроился. Это словно игра в одни ворота, когда только один из двоих сохранил воспоминания. Как бы ей хотелось, чтобы он хоть немного пофлиртовал с ней, как тогда, когда они познакомились. Интересно, почему он снова отвернулся и, более того, забеспокоился о чем-то?

– Как давно твоя семья живет здесь? – спросила она, почувствовав, что нужно перевести разговор в более безопасное русло.

– Почти сто двадцать лет. В Риверсли обитает уже пятое поколение Кинсайдов.

– Ого! – Она немного помолчала, обдумывая его слова. Явно в семье должны существовать богатые традиции, связанные с Риверсли-Даунс. Красивая старинная мебель в доме, фамильные портреты на стенах – только часть их столетней тяжелой работы на этих бесконечных гектарах земли. Одна семья служит хранителем этого большого куска Австралии. Просто настоящее наследие.

– И фамилия всегда была Кинсайд? – не унималась она. – Неужели всегда рождались сыновья?

Макс пошевелил угли, подняв кучу искр.

– Пока да.

У Кэрри перехватило горло, когда до нее дошел смысл этой новости. Без сомнения, именно ей предстояло произвести на свет очередное поколение Кинсайдов. Мысль о том, что эту обязанность ей предстоит выполнить с помощью Макса, вызвала румянец на коже.

Прошло довольно много времени, прежде чем любопытство заставило ее задать следующий вопрос.

– А как я относилась к необходимости произвести на свет сына-наследника?

Она крепко обняла колени, ожидая ответа Макса. В свете костра увидела его глаза, четко очерченные скулы, линию носа и подбородка.

Он заговорил, глядя на огонь:

– В прошлый раз, когда мы обсуждали это, ты была готова ответить на вызов.

В прошлый раз, когда мы обсуждали это. Эти слова вызывали больше вопросов, чем ответов. Самый интимный вопрос в браке. Кэрри вдруг оробела. Очевидно, слишком рано выяснять подробности.

– Так, а у тебя есть братья?

– Две сестры. – Выражение лица Макса стало спокойнее, и он улыбнулся. – Джейн – физиотерапевт, замужем за юристом в Брисбене. Салли – журналистка. Работает в Великобритании.

– Как хорошо. – Кэрри попыталась их вспомнить. Как единственному ребенку, ей понравилось, что у нее есть сестры-золовки.

– А твои родители?

– Оба живы и здоровы. Они отошли от дел и живут в Саншайн-Коуст. Переехали туда вскоре после нашей свадьбы.

– А я в хороших отношениях с ними?

– Конечно. – Теперь лицо Макса оказалось в тени, и она не видела выражение его лица. – Они тебя любят, Кэрри.

Его голос немного дрожал, когда он это говорил. У Кэрри даже волосы на руках встали дыбом.

– Приятно узнать.

– Мои родители готовы совсем отойти от дел и хотят передать ферму мне. Нам с тобой. Поэтому мы вольны распоряжаться всем имуществом по собственному усмотрению. Они по-прежнему регулярно приезжают сюда погостить. Прошлый раз приезжали на Пасху.

– А!

Потеря памяти, как кирпичная стена, отгораживала ее от всего вокруг. Наверное, хватит вопросов на сегодня.

Разговор иссяк, и Кэрри стала собирать вещи в корзину. Макс затушил костер, залив его для верности водой.

Для него этот вечер превратился в мучительное испытание выдержки.

Весь вечер Кэрри выглядела такой счастливой, как та, прежняя Кэрри, на которой он женился. Она ела жареные сосиски с таким ликующим энтузиазмом, словно ребенок, закидывая голову назад, чтобы подхватить льющийся с них соус, и невинно демонстрируя белую шею и белую кожу в V-образном вырезе блузки.

Она была точной копией той счастливой невесты с глазами-звездами, которую он привез в Риверсли несколько лет назад и которая настойчиво постигала премудрости жизни в буше, стремясь стать самой лучшей женой в округе, несмотря на печальные предостережения матери.

Вероятно, не стоило начинать говорить о предложении. Максу было тяжело вспоминать, как они несколько раз занимались любовью здесь, на берегу ручья, расстелив на песке ковер для пикника, сбросив одежды около пламени костра, доводя друг друга до экстаза.

Сегодня вечером ему понадобилась вся воля без остатка, чтобы держать дистанцию. Воспоминания обжигали и будили желание. Тем более что Кэрри пыталась с ним флиртовать. Ее любящие темные глаза сияли тем особым восторгом и предвкушением, которые он так хорошо помнил и которые лишь усиливали воспоминания о том, насколько ненасытной она была в любви.

Воображение разыгралось не на шутку. Он уже чувствовал вкус ее губ, шелковистую гладкость кожи, мягкость груди под руками. Сегодня вечером было так легко позволить себе вольность. Соблазнительную, сладкую, славную вольность.

Желание едва не убило его, но он дал слово Сильвии. А даже если бы и не давал, Кэрри пришла бы в ярость, когда вернувшая память дала бы понять, что он воспользовался ее слабостью.

Жестокая ирония – наблюдать, как его жена Кэрри наслаждается костром и пикником в лесу и понятия не имеет, насколько сильно изменилась в последние месяцы. Потеряла интерес к занятиям любовью, разлюбила развлечения на воздухе, да и вообще, ей наскучила жизнь в буше.

В любой момент она может все вспомнить, и Макс понимал, что не должен попадать под ее обаяние в силу хорошего сегодняшнего настроения. Его задача – наблюдать и ждать, готовиться к неминуемой ссоре.

К воскресенью, когда они отправились в Вайтхорс-Крик, ничего не изменилось.

Память к Кэрри все еще не возвратилась. Макс все еще спал в комнате для гостей. Кэрри все еще отчаянно пыталась удовлетворить свое любопытство по поводу их отношений. Они с Максом продолжали относиться друг к другу как вежливые приятели, а не как муж и жена.

Для Кэрри ожидание нормального состояния становилось непереносимым.

В субботу она сделала все возможное, чтобы выяснить все о жизни в Риверсли-Даунс. Встала на рассвете вместе с Максом и любовалась волшебным восходом золотого солнца над вершинами деревьев. Поехала с мужем на дальнее пастбище, и они с радостью наблюдали за тем, как раскладывают по кормушкам корма для коров.

Еще больше ей понравилось наблюдать за тем, как Макс занимается ковбойскими делами: ремонтирует изгородь в загоне, легко поднимая тяжелые слеги, бесстрашно проходя между коровами с опасными копытами и рогами.

Вернувшись в усадьбу, она просмотрела электронную почту, нашла огромное количество писем и множество рецептов домашних консервов. А кроме того, отыскала позади фруктового сада заброшенный огородик, который, по словам Макса, когда-то был ее гордостью и радостью.

– Ты потеряла интерес к нему, и у тебя не стало хватать времени на уход за ним, – сказал он, когда она спросила о грядках, поросших сорняками.

Было печально узнать, что когда-то она увлекалась огородничеством. А теперь остались только несколько сморщенных и увядших перцев и томатов, сиротливо свисавших с веток, их перезревшие плоды гнили на стеблях.

Столь заброшенный вид лишь усилил горестное настроение Кэрри и вызвал еще больше вопросов. К тому же перед ней вырисовывалась еще большая неопределенность, когда Макс свернул с шоссе на дорогу, ведущую в Вайтхорс-Крик. Сейчас она познакомится с отцом и его женой, но от этого она чувствовала себя незащищенной и покинутой как никогда.