Молох. Укус кобры (СИ) - Шерр Анастасия

— Обещаешь? — сдаётся дочь.

— Обещаю, — вздыхаю. — Ты собрала всё самое необходимое?

Есения кивает, хлопает ладонью по рюкзаку.

— Тёплые вещи, гигиенические принадлежности и учебники.

— Отлично. Поехали на вокзал.

Там нас встречает злая, словно цербер, свекровь. Или как теперь? Бывшая свекровь? Благо она пока ничего не знает о предстоящем разводе. Обрадует её эта новость или расстроит — сложно предугадать, но то, что Еську она отказалась бы забирать — факт.

— Инна Эдуардовна, здравствуйте, — натянуто улыбаюсь ей, а та так же ненатурально растягивает губы в ответной улыбке.

Мы не враги. Но совершенно точно и не друзья. Так сложилось. Я, никогда не имевшая родителей, не сумела наладить с ней контакт (да особо и не стремилась), а она всегда считала меня недостойной парой для своего интеллигентного сына. И, наверное, в чём-то она всё-таки права. Однако мой материальный достаток вполне успокаивал материнское сердце, и с нашим браком она смирилась. Так мне казалось. В любом случае, пересекались мы довольно редко, что не могло не пойти на пользу родственным отношениям.

— Здравствуй, Соня, — она глубоко вдыхает, словно собираясь устроить мне разгон, но не решается. — Я еле успела. Пришлось отменить свои дела. Нужно было пораньше предупредить.

— Да, я знаю… Простите. Просто у меня появились срочные… Вопросы. Вопросы, которые нужно решить, а Есю оставить не с кем. Вот и вызвала вас.

Моё «вызвала» ей явно не по душе, о чём свидетельствует складка, пролегающая между бровей. Я спешу заткнуться, пока не ляпнула лишнего. Сейчас не время для ругани.

— Вообще, конечно, странно, что ты считаешь меня бесплатной нянькой для твоей дочери, — всё же не сдерживает порыв Инна Эдуардовна, а я вздыхаю, опустив голову. Не перед ней стыдно, нет. Я ни от кого свою беременность не скрывала, когда выходила за Володю. Перед Есей неудобно. Могла бы не выливать свою желчь при ребёнке.

— Я заберу свою дочь сразу же, как только решу некоторые вопросы, — протягиваю ей пакет. — Здесь деньги. Достаточно, чтобы вы и моя дочь ни в чём не нуждались. Езжайте к морю, отдохните. У вас, кажется, гайморит разыгрался? Вот и подлечитесь заодно морским воздухом.

Идея поехать к морю свекрови очень даже нравится, и она смягчается на глазах. Принимает деньги, прячет пакет в свою сумку.

— А Володя? Он не мог посидеть с девочкой? Раньше со всем сами справлялись, — и её это устраивало, понимаю. — Где он, кстати? Я вчера звонила, он был недоступен. И до сих пор не перезвонил.

— А он… Уехал. Да. По делам. В другой город, — на ходу придумываю отмазку. — И что-то случилось с телефоном. Скоро перезвонит, — улыбаюсь.

— Хм… Ну, ладно. А вы что, снова переезжаете?

— Пока не знаю, честно говоря, — пожимаю плечами.

Свекровь не знает об истинной причине наших частых «перелётов», а потому искренне недоумевает, как мы так можем жить. Впрочем, она никогда особо не вмешивалась, за что я ей искренне благодарна.

— Ну, ладно. Тогда мы на поезд? — спрашивает меня Инна Эдуардовна, а дочь цепляется за мою руку.

Горло душат слёзы, но я продолжаю улыбаться, словно дурочка.

— Давайте, — и поворачиваюсь к Есе. — Малыш, будь хорошей девочкой, ладно? Слушайся бабушку?

Она кивает, поджимает губы, чтобы не расплакаться, но глаза уже полны слёз, и я больно прикусываю щеку изнутри, чтобы не разреветься.

Это несправедливо, Молох! Слышишь? Несправедливо! Моя дочь ни в чём не виновата!

Но, конечно, осознаю, что так будет лучше. Странно вообще, что он с первого взгляда не узнал в Еське свою дочь. Они же как две капли воды… Что ж, хотя бы её спрячу подальше.

— Возвращайся скорей, мам, — Есения порывисто меня обнимает, сильно прижимается, будто прощается. А я быстро смахиваю слёзы, чтобы не заметила свекровь.

— Всё, Есь, идите. У меня дел ещё много сегодня. Я скоро приеду за тобой.

ГЛАВА 18

ГЛАВА 18

— Привет, — присаживаюсь рядом, сдерживаюсь, чтобы не обнять Володю. Если проявлю эмоции — не смогу сказать то, что должна.

Он открывает глаза, морщится от яркого света.

— Ну, наконец-то, малышка. Ты почему на мои звонки не отвечаешь? Я звонил раз сто, — голос слабый, да и выглядит муж неважно. Всё лицо — сплошная кровавая рана. Бедный. Как только выжил после такой мясорубки.

— Прости меня, Володь. Прости, пожалуйста. Ты замечательный муж. Самый заботливый, самый хороший, — говорить тяжело, горло сдавливает обида. Не за себя, нет. Всё, что пожинаю сейчас, я заслужила. Но они-то при чём? Моих родных в чём вина?

— Сонь, ты что? — муж силится встать, но я укладываю его обратно, быстро смахиваю непрошеные слёзы. Не время сейчас раскисать. Мне нужно уберечь их от Молоха.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Пообещай, что примешь моё решение без всяких пререканий. Просто так нужно. Мне это нужно, милый, — вырывается случайно, и я прикусываю язык. Никаких «милых», «любимых» и тому подобного. Нет. Я пришла сюда с определённой целью.

— О чём ты, малышка? — он тянет руку к моей щеке. Ласково стирает слезу. — Девочка. Он тебя поймал? Что он с тобой сделал? Где наша дочь?

— Дело не в нём, Володь. Дело во мне. Я пришла, чтобы сказать тебе, что подаю на развод. Прошу, подпиши все документы, как только они будут готовы. Я пока оставила Есю с твоей мамой. Отправила их на море. Когда всё закончится, заберу. А пока…

— Какой развод, Сонь? — муж стонет, морщится от боли, но приподнимается на локтях. — Ты что, малышка? — хватает меня за руку, сильно сжимает у предплечья и тянет к себе. Я теряю равновесие, едва не падаю на него, и муж, пользуясь этим, усаживает меня к себе на колени.

— Володя, пусти, — мой голос становится строже, но на мужа это не действует, как бывало раньше. Он перехватывает мои запястья, целует пальцы.

— Нет, нет… Ты прости! Слышишь? Прости, что не верил тебе, малышка. Теперь я понимаю, от какого зверя ты скрывалась все эти годы. Я теперь всё понял, Сонь. Я должен был постоять за вас с Есей, я знаю… Но я не был готов. Прости. Я исправлюсь, Сонь. Я всё исправлю. У меня есть знакомые в ФСБ, они его приструнят. Или отправят обратно в тюрягу. Слышишь? Я всё исправлю. Я защищу вас!

Слабо улыбаюсь, провожу ладонью по его груди в бинтах. Похоже, рёбра тоже сломаны. А я, оказывается, хреновая жена. Даже не поинтересовалась у доктора о состоянии его здоровья. Что ж, один плюс в грядущем расставании есть: ему без меня будет лучше. А вот мне без него… будет ли? Будет ли хоть что-то?

— Володь, дело решённое. Ты ни в чём не виноват. Ты хороший человек, а он нет, понимаешь? И он очень опасен. Он убивал людей, Володь. Убивал за деньги. И нас с тобой он в состоянии прихлопнуть, как мух. Понимаешь? Нам нужно развестись. Это единственный верный выход. Я всё решу сама, ты только дай мне время и не мешай. Пожалуйста, — беру его лицо в свои ладони, целую в лоб. Больше нет живого места. Губы всмятку рассажены, брови, скулы… Молох постарался на славу.

— Так, подожди… — Володя отстраняет меня, хватается за поручни койки. Я хочу ему помочь, но муж отстраняет меня, поднимается сам. На нём больничная пижама, и мне становится совестно. Даже одежду не привезла. Да и еды не мешало бы. — Что значит, он убивал людей за деньги, Сонь? Что-то я не припоминаю, чтобы ты говорила мне об этом раньше.

Закрываю глаза, про себя считаю до десяти. Раз, два, три… Мне так рекомендовал психолог, которого я посещала лет пять после суда. Говорят, помогает прийти в себя и успокоиться. Но, если честно, чушь.

— Я говорила тебе, что он сидит за убийства.

— Нет, Сонь, — муж поворачивается ко мне, хватает за плечи. — Сказать, что он сидел за убийства, и сказать, что он был киллером, — это разные вещи, — муж говорит тихо, даже как-то степенно. Но я вижу, как в его голубых глазах появляется злоба.

— Да какая разница, Володь? Ты вообще меня слушаешь? Да, я совершила ошибку, что не увезла вас за границу! Но и это нас не спасло бы! Он страшный человек! И теперь, что бы мы бы ни делали, всё это будет бесполезно. Нам нужно разойтись, чтобы он оставил в покое тебя и Еську! Остальное уже неважно!