Я — ваши неприятности - Татьяна Полякова

— Кто тебя за язык тянул, а? Дразнить его было обязательно? Юрик парень заводной, такому что в голову втемяшится, то уж насмерть. Нет бы улыбнуться ласково, заинтересовать мужчину или, на худой конец, поплакать. Что с тебя, убудет?

— Я его красивым назвала. Это дорогого стоит.

— Как-то с трудом верится, что он купился.

— Я не поняла, на кого у вас охота? — вступил в разговор Владимир Петрович. — Вы ж Циркача соблазняли, теперь на Юрика переключились?

— Молчи, мент несчастный, — взъелась на него Серафима. — Глянь, что делается. Девке в магазин сходить опасно. Хорошо это?

— Плохо, Серафима Павловна, плохо. Что делать прикажешь? Подать в отставку?

— Ладно уж, служи, — махнула рукой Серафима, и мы пошли пить коньяк.

Утром позвонил Сережа. Мы заранее условились, что разговаривать с ним будет Серафима.

— Слушаю, — сказала она с некоторой суровостью.

— Лику можно?

— А кто ее спрашивает?

— Сергей.

— Это тот самый знакомый, что ее изувечил?

— Тот самый.

— Кстати, приличные люди обычно здороваются.

— Здравствуйте. Лику можно?

— Не уверена. Откуда вы вообще взялись, молодой человек?

— Вы со всеми ее знакомыми так разговариваете?

— Нет, только с теми, кого не знаю. Не люблю сюрпризы.

— Мне перезвонить или вы ее все-таки позовете?

— Вообще-то она отдыхает, и беспокоить ее по пустякам я не собираюсь.

— Серафима, кто звонит? — прокричала я так, точно находилась на другом конце вселенной.

— Так, знакомый, — тетушка повесила трубку.

Я потянулась в кресле и сказала:

— Кажется, дуэт “тетушка — племянница” мы слегка пережимаем. Получается что-то мольеровское.

— Ерунда, — отмахнулась Серафима. — Народ любит классику. Этот пусть малость потомится, а вот меня Каток беспокоит… Может, у Ильи поживешь?

— А как же Циркач? Ему ж надо выступить в роли защитника, а тут Илья. Не годится. На днях ожидается кульминационная сцена.

Телефон опять зазвонил.

— Настырный сукин сын, — покачала головой Серафима.

Однако это был вовсе не Сережа, а ее директор, неожиданно вернувшийся из отпуска. Изъяснялся бывший шеф несколько путано. Поначалу о здоровье спросил. Серафима отвечала в том духе, что о здоровье спрашивать грех, коли человека трясут как грушу. Шеф опечалился и на Катка посетовал.

— Я тебя предупреждал, — сказал он жалобно.

Все только и делали, что предупреждали тетушку. Помолчав немного, он спросил:

— У тебя вроде знакомый был в шестом отделе?

— Почему был? Жив и здоров, а что?

— Нельзя мне с ним встретиться… поговорить?

— Подъезжай вечером.

— Нет, лучше не у тебя…

— Хорошо, к тебе приедем. Тут он испугался.

— Нет-нет, может, где-нибудь в парке?

— Мой знакомый уж лет пятнадцать как на свидания не ходит. А ты чего точно пришибленный?

Шеф тяжко вздохнул.

— Серафима…

— Ну?

— Ты переговори с ним, а я тебе позвоню. Попозже.

— Да что случилось-то? — не выдержала тетушка.

— Не по телефону…

— Так давай я подъеду.

Он подумал и согласился. Однако, пока Серафима переодевалась, шеф позвонил еще раз и встречу отменил. Изъяснялся путано, чем тетушку заметно встревожил.

— Знакомому звонить или нет? — взъярилась она.

— Подожди, я подумаю. Перезвоню. Приехал Саша. От безделья мы стали печь пирог с интригующим названием “Королева ночи”. А потом скормили его Негритенку, вовремя вспомнив о диете. Саша остался доволен, я слегка опечалена, а Серафима пребывала в раздумье.

— Ну? — не выдержала я.

— У тебя есть внутренний голос? — спросила тетушка.

— Не знаю, наверное, есть.

— Что он тебе подсказывает?

— Он помалкивает. Наверное, спит.

— А мой мне настойчиво рекомендует съездить к Петюне (так Серафима называла своего шефа).

— Зачем?

— Очень он перепуганный…

— Так ему и надо. Сбежал в отпуск, мерзавец, бросив тебя на съедение…

— Ерунда. Что он мог, коли дело было в пивной бутылке?

— Все-таки друзья так не поступают! Давай тогда Володе позвоним.

— Поначалу неплохо бы прояснить ситуацию. Вовка мужик золотой, но все ж таки мент.

— Куда собрались? — насторожился Саша.

— Есть дело, — хмуро сказала Серафима.

С этих слов начался самый неприятный период моей жизни.

Петр Сергеевич Скобелев, или Петюня, жил на улице с поэтическим названием Девичья. Улица выходила к реке, дома здесь были частные и богатые. Петюнин в два этажа, с огромной верандой. Зачем совершенно одинокому человеку такой дом, мне было абсолютно непонятно.

Саша притормозил возле ворот, выкрашенных кумачовой краской, и посигналил. Серафима, выйдя из машины, поглядывала на окна. Шторы ни в одном не шелохнулись. Дом выглядел необитаемым.

Серафима нажала кнопку домофона. Тишину по-прежнему ничего не нарушало. Из особняка напротив вышла женщина и, заметив наше томление, крикнула:

— Он в отпуск уехал.

Серафима вернулась к машине и позвонила Петюне по телефону. Ответом ей были короткие гудки.

— Что за черт, — нахмурилась она.

Я вздохнула.

— Ушел куда-нибудь. Отпуск у человека. А телефон… что ж, трубку положил неаккуратно.

— Сбоку калитка есть, на крючок запирается, — сказала тетушка. — Пошли.

— Мне с вами? — спросил Саша.

Серафима кивнула.

Калитка была не заперта. Игнорировав парадную дверь, тетушка направилась к кухне. Три ступеньки вели в полуподвал. Спустившись, она толкнула дверь, та открылась.

— Чувствуете, дымом пахнет, — сказал Саша, поглядывая по сторонам.

— Идем, — позвала Серафима.

— А если его дома нет? — попробовала возразить я.

— Значит, мы убедимся в этом. Минуя кухню, мы прошли длинным коридором в холл. Серафима, задрав голову, крикнула:

— Петр, отзовись…

— Никого нет, — заметила я с некоторым облегчением.

— Все-таки дымом пахнет, — повторил Саша.

— Надо все осмотреть, — задумчиво сказала Серафима.

— Что значит “осмотреть”? — возмутилась я. — Влезли в чужой дом.

— Хорошо, стой здесь, а я осмотрю.

— Слушайте, давайте побыстрее закончим, — предложил Саша.

Это предложение всем показалось очень разумным. Мы рассредоточились. Я пошла по коридору, открывая одну дверь за другой и заглядывая в помещения. Серафима проверяла второй этаж, а Саша веранду.

— Как Мамай прошел, — крикнула Серафима.

— Что? — не поняла я.

— Свинарник везде страшный. Чем он тут занимался?

Действительно, я тоже обратила внимание на то, что в комнатах было все перевернуто вверх дном. Такое впечатление, что хозяин очень торопливо покидал дом или искал что-то навеки забытое. У меня было неприятное чувство, что нас сейчас поймают на месте преступления, правда, мы его еще не совершили, но все равно мне здесь не нравилось.

Толкнув очередную дверь, я услышала какое-то поскрипывание. Потом подняла голову: прямо передо мной висел мужской тапок. Элегантный и почти новый. Обут на голую ногу. Вторая нога без тапка. Ноготь на большом пальце отсутствовал, рана давным-давно зарубцевалась, но выглядела неприятно. Я подняла голову повыше, и мне стало вовсе нехорошо.

На железном крюке, в том месте, где должна бы висеть люстра, висел хозяин дома в одном тапке и атласном халате, расшитом драконами.

Я начала пятиться в коридор. Закрыла глаза, потом открыла и уж только после этого заорала. Серафима кубарем скатилась с лестницы, Саша опередил ее на пару шагов.

— Что? — рявкнула тетушка. Я ткнула пальцем в дверь вместо объяснения. Саша осторожно ее открыл, Серафима охнула и прижалась к стене.

— Он умер? — тихо спросила я. Саша кивнул. — А вдруг еще жив? Я где-то читала…

— Умер, — резко повторил Саша.

— Господи, какой ужас, — заныла я, и отходя подальше от двери. — Что за не — а счастье приключилось, если он решился на такое…

— Очень сомневаюсь, — заметил Негритенок. — Я в том смысле, что он на что-то решался.

— Если хочешь, чтоб тебя поняли, изъясняйся внятно, — нахмурилась Серафима.

— А чего ж тут не понять? Он до петли с десятой попытки допрыгнул или по потолку прошелся?

Пересилив страх, я заглянула в комнату. На полу, чуть в стороне лежал стул. Саша подошел, поднял его и встал на сиденье.

— Я до петли с трудом достаю, — прокомментировал он свои действия. — А он ростом ниже. Думаю, стол пододвигали, вот этот…

— Кто пододвигал? — жалобно спросила я.

— Те, кто его повесил.

— Черт, да чем так воняет? — нервно спросила Серафима, прошла по коридору и потянула на себя дверь кухни. Только идиоты вроде нас не смогли понять с самого начала, что в доме пожар. Столб огня вырвался в коридор. Серафима отшатнулась, заслоняя лицо руками.

— Мама моя! — ахнул Саша. — Надо выбираться.

Очень разумно, по-моему. Но только не для тетушки.

— Петюню убили и что-то искали, а потом дом подожгли. О чем это нам говорит?