Оборотень - Ольга Чигиринская

От вампирки, которой Валера вырвал горло, осталось только готическое платье с капюшоном и пара летних ажурных сапожек, присыпанных прахом. А, да, деятель с пистолетом оказался не вампиром, а человеком. Впрочем, заряд соли и человека из строя прекрасно выводит…

— Я знаю, о чем вы думаете, — Ярослав запустил левую руку в карман и нащупал горсть патронов. — Вы думаете, что это за дробовик и сколько в нем осталось зарядов. А вы лучше поду…

— Один! — взвыл Генрих. — Один заряд, гандон! Взять его!

И вампиры бросились на Ярослава все одновременно.

Он разрядил последний патрон в чью-то оскаленную рожу, а дальше пришлось орудовать стволом и прикладом.

Это было нелегко, избитое тело слушалось плохо, и, хотя спину прикрывал фургон, пятеро упырей вышли из игры, а трое сильно тормозили из-за своих травм, все шло к тому, что история повторится в худшем варианте — на сей раз его серьезно искалечат, а если он сдохнет постфактум, так Сильвестр лишь руками разведет: о том уговора не было, верно?

Ярослав уже света белого не видел, отбиваясь из последних сил, как вдруг стало просторнее. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что оставшиеся вампы валяются кто где, а Валера в состоянии полутрансформации, с окровавленной пастью и полными горстями чьих-то кишок, корчится в двух метрах от машины.

Кишки в руках Валеры рассыпались прахом.

— Таня, тащи его в фургон! — заорал Ярослав, перезаряжая «Байкал». Нужно было смываться как можно быстрей, пока вампиры не пришли в себя для второго раунда.

— Десять лет, — проворчал он, забив последний патрон. — Десять лет мечтал процитировать «Грязного Гарри», а вы все испортили, суки. Ненавижу.

Таня втащила мужа в фургон и захлопнула дверь. Ярослав влез боком на водительское место, переложил дробовик в левую руку и собрался было тронуть машину с места, когда услышал из зарослей, уже почти полностью погруженных в темноту:

— Погоди.

Он узнал голос Сильвестра и скрипнул зубами.

— Чего тебе, сволочь? Ещё не наигрался?

— Успокойтесь, прошу вас, — главупырь медленно выступил из тени. — Я здесь для того, чтобы остановить миньонов и объявить, что передумал. Вервольф и его щенок могут жить в городе. Все слышали?

— П… почему? — прохрипел Генрих.

— Я так решил, — пожал плечами Сильвестр. — Расходитесь.

— Он Грету убил! — заскулил кто-то. — Убил, псина вонючая! И Толика!

— У вас был шанс, — жестко сказал Сильвестр, и Ярослав ощутил давление его воли. — А теперь все прочь. Вечер ещё молод, восстанавливайтесь.

Вампы рассосались. Ярослав усмехнулся глупому каламбуру.

Сильвестр остался.

— Зачем ты здесь? — спросил он, подходя почти вплотную. — Тебя же попросили уехать.

Ярослав подумал, прежде чем ответить. Было несколько причин, но Сильвестру имело смысл назвать не главную, а лучшую.

— Ты меня напугал, — сказал он.

Сильвестр чуть двинул бровью, обозначая удивление.

— Ты меня напугал, — повторил Ярослав. — Я от мысли, что меня могут всерьез искалечить, приссал, извини мой французский. И настолько сам себе не понравился, приссавший, что понял: лучше быть искалеченным, чем запуганным. Передай своим жополизам, что они могут мне ноги переломать, могут почки опустить — но пока я жив, я за ними приду, с дробовиком и колом. А не смогу идти — приползу. Понятно?

— Понятно, — вампир улыбнулся, и Ярославу немедленно захотелось высадить в эту улыбочку заряд освященной соли. — Ну, а настоящая причина?

— Да пошел ты, — Ярослав положил дробовик на колени, хлопнул дверью и дал задний ход.

В перегородку робко постучались.

— Давайте… давайте поедем к нам! — попросила Татьяна.

— К вам, конечно. Куда ж ещё, — и Ярослав вывернул руль.

Потом они сидели на кухне. Таня обрабатывала свежие ссадины Ярослава и заново бинтовала ребра эластичным бинтом. Раны Валеры зажили сами собой, ему только душ осталось принять.

— Может, все-таки уедем? — спросила Таня. — В Вовчуги ваши. Я придумаю что-нибудь. Научусь картошку сажать…

— Нет, — Валера хотел грохнуть кулаком по столу, но, спохватившись, разжал ладонь и опустил её на стол медленно, хоть и твердо. — Никуда мы не поедем. Не будут эти бледные поганки мне указывать, где жить.

— Ты опять не головой думаешь, а… хвостовой частью, — тихо проговорил Ярослав. — Весь на эмоциях: мне запрещают, а я буду назло. У вас ребёнок должен родиться, думай, как он жить будет, если тебя искалечат или грохнут.

— А ты меня не учи! Сидит тут, понимаешь, весь в бинтах, и учит осторожному поведению.

— У меня нет ни жены, ни детей! Потому что не место на войне женщинам и детям! Послушай жену первый раз в жизни, вот засунь свою гордость мужицкую в карман и послушай женщину, которая твоего ребёнка носит! Женщину, которую из-за этого упыри сегодня чуть не затравили!

Валера опустил голову и сидел так молча примерно с минуту. Потом подошел к жене и обнял её.

— Как ты скажешь, так и будет, Таня. Решай.

Татьяна поцеловала его. Потом поверх его плеча посмотрела на Ярослава.

— Я передумала. Остаемся мы.

Ярослав закатил глаза и сам зарычал не хуже волка.

— Таня, сейчас не тот момент, чтоб мужу приятное говорить…

— А я и не ему говорю! — Таня выступила вперед. — Я люблю его, да. И я напугалась сегодня. Но когда этот… Когда он сказал, что я ношу не ребёнка, а щенка… Да не буду я жить по его указке! И дети мои не будут! А детей у меня будет — много! Ну и пусть они волки наполовину — не шакалы ведь, не гиены! Мы им ещё покажем, где раки зимуют!

Она замолчала и перевела дыхание. Потом продолжила своим обычным тихим голосом:

— А вы, если хотите, живите с нами, Ярослав. У нас комната свободная есть. Небольшая, но ведь лучше, чем та каморка, что вы снимаете. И место есть во дворе для фургона…

Ярослав покачал головой.

— Спасибо, но… я не один.

— Как? Вы же сами сказали, что ни жены, ни детей у вас…

Из тени медленно проступила Ольга. Видимо, решила, что после оборотней и вампиров Татьяну уже ничто не вышибет из седла, но здесь вышла осечка.

Таня упала в обморок.

Совместными усилиями вампиры вытащили машину из оврага и поставили на колеса. Она осталась на ходу — вот только задняя дверь несла на себе мощный отпечаток «кенгурятника», и окно вылетело.

К Сильвестру подковылял раненый Генрих.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я просил закошмарить вервольфа, а не беременную женщину.

Генрих задохнулся от всей нелепости этого объяснения. В его — и, насколько он знал, Сильвестра — системе убеждений жена вервольфа не могла быть беременной женщиной, только щенной сукой. Разве что она по неведению дала вервольфу, но тогда она должна раскаяться и избавиться от выродка, а раз нет, так о чем разговор? Вервольфы — извечные враги, их кровь безвкусна и бесполезна, они не поддаются гипнозу, и, что хуже всего — могут биться с вампирами на равных. Как таких тварей терпеть, если не загнав в самые дальние бебеня в резервации?

Ну и самое главное: любому ясно, что вернейший способ закошмарить хоть человека, хоть вервольфа — это давить на близких. И баба с пузом ещё лучше, чем просто баба, а если дети есть — то и совсем хорошо. Чего вдруг Сильвестр так размяк?

Генрих чувствовал, что это звенья одной цепи — сначала Сильвестр сам перестал пить кровь до смерти клиента, потом заставил так же воздерживаться весь клан, а теперь вот миндальничает с вервольфами…

Он не стал спорить. Он работал, как все ренфилды, за обращение, за бессмертие, принятие в клан. Ссориться с мастером в таком случае — поступок неразумный до крайности.

Но если мастер внезапно спятил — то стоит ли добиваться карьеры именно под его началом? Как опытный ренфилд, Генрих знал, что новообращенный утрачивает значительный кусок свободы воли — он не может сознательно нарушить запрет мастера или покуситься на его жизнь.

За одним исключением: если мастер не собирался его обращать. Если цель вампира была убить тебя, но ты вырвался и сам испил его крови — тогда ты наследуешь все. Его силу, его клан, его территорию. По праву победителя.

Эта простая и ясная мысль накрыла Генриха с силой откровения. Он был настолько ею захвачен, что даже боль от разъедающей раны соли отступила на время: пока он ренфилд на службе вампира, он может уступать ночным в силе, скорости и выносливости — но сохранять свободу воли. А значит, добиваться своих собственных целей.

Не целей Сильвестра Сиднева.

День прошел ужасно.

Нет, со стороны все выглядело нормально — она приняла двух клиентов и провела скайп-сессию, денежка вовремя капнула на счёт, и если бы кому-то из сегодняшних клиентов сказали, что терапевт в это время думает «гнать меня ссаными тряпками из профессии», те бы сильно удивились.