Оборотень - Ольга Чигиринская

ХОТИТЕ ОБ ЭТОМ ПОГОВОРИТЬ?

Рассказ третий. Оборотень

В пригородной лесополосе мусор валялся тоннами. В основном — полиэтиленовые пакеты со всякой дрянью, пластиковые бутылки и прочие городские отходы. Но местные собиратели утиля знали: если порыться, можно разжиться неплохой добычей. Уж во всяком случае, макулатура и стеклянная тара тут не задерживались. Каждое утро дядя Миша, местный уважаемый бомж, прочесывал свои «владения», собирая себе на бутылку и закусь, а если повезет — то и на что посущественнее.

За много лет дядя Миша отучился удивляться: чего только в мусоре не найдешь. Он мог бы рассказать немало историй, как смешных, так и страшных — случалось находить и трупы, и брошенных детей, и…

Поэтому он не испугался и не удивился, увидев торчащие из-за куста голые волосатые ноги, перепачканные грязью. Только вздохнул, нащупал в кармане раздолбанную «нокию», оставил свою тележку двинулся к кустам — убедиться, труп это или нет, от этого зависело, кому звонить — милицейским, медикам… или никому.

Глазам почтенного бомжа предстала довольно нелепая картинка: совершенно голый молодой мужик, весь измазанный в грязи, валялся под кустом в очень неудобной позе — словно пытался калачом свернуться, как пес. Лицо замарано кровью и облеплено белыми перьями, а рядом — останки растерзанной курицы. Одно перо, прилипшее к губе, трепетало в такт выдохам. Живой, стало быть. И ран не видно… Бомж спрятал телефон и потормошил спящего за плечо:

— Эй, парень!!! Чё с тобой, парень?

Голый дернулся, раскрыл глаза, бессмысленно воззрился на дядю Мишу. Но спустя мгновение взгляд стал вполне осмысленным, и мужик хрипло спросил:

— Где я?

Дядя Миша выпрямился, пожал плечами:

— В Поповке. В леске тутошнем.

Голый сел, схватился за голову:

— Поповка… твою ж мать… Поповка…

— Слышь, мужик… тебе, может, докторов вызвать? — участливо спросил дядя Миша.

— Нет, нет, — торопливо ответил голый, утер лицо и скривился, обнаружив, что оно в крови и перьях. — Перепил я вчера жутко, дядя. Пойду домой.

Бомж пожевал губами, раздумывая, звонить ментам или нет — видно же, что мужик не в себе. И врет, что перепил вчера, пахнет только кровью и землей… Решил не звонить. Не любил дядя Миша лишний раз с полицией общаться.

— Ну иди, — наконец сказал он. — Только это… ты прикрыться чем раздобудь, — на лице дяди Миши появилась злорадная ухмылка. — Вон там, крайний дом с синим забором, вишь? Петровна как раз белье вывесила вчерась, можешь позаимствовать.

И бомж захихикал. Голый поднялся, ещё раз безуспешно попытался вытереть лицо:

— Спасибо, дядя. Бывай.

И, пригибаясь, побежал к подворью Петровны.

Синий, недавно крашеный забор виден был издалека, притом деревья и кусты подходили к нему почти вплотную. Валера замер, принюхался. Собакой не пахло — странно. Впрочем, даже хорошо. И он перемахнул забор, оказавшись в огороде на задах одноэтажного домика. Кусты крыжовника ещё курчавились листиками, поэтому Валере удалось пробраться за ними к самой колонке, рядом с которой с веревок свисало белье. Он осторожно качнул воду и старательно умылся, ежась от холодной воды. Потом сдернул с веревки трусы…

И тут в огород вышла пожилая женщина, что называется, в теле. Тело колыхалось под пестрым халатом, пока она перемещалась вдоль веревок с просохшим бельем.

Увидав голого мужчину, она замерла, раскрыв рот. Валера рефлекторно прикрылся трусами и попятился назад, к забору.

Когда он оказался уже у самого забора, Петровна (ибо это была она) вдруг заорала дурным голосом:

— А-а-а-а!!! Помогите!! Грабят!!! Маньяк!

И с неожиданной силой швырнула в него тазом с бельем. Валера увернулся, спешно натянул трусы, сиганул за забор и скрылся в лесополосе.

Ярослав провел ужасную ночь, пусть и не самую ужасную в своей жизни.

Если на тебя западает профессиональная доминатрикс — это, конечно, внезапный плюс. У неё в хозяйстве найдется гель против синяков, перекись водорода, ватные диски, пластырь и эластичный бинт. А ещё у неё кабинет, набитый коврами и подушками, где она великодушно позволит переночевать и не придется тащиться в конуру, которую ты себе временно избрал домом.

Если её соседка — врач, пусть и психотерапевт, но все же проходивший общемедицинскую подготовку — это, конечно, тоже плюс: хоть ей самой и плохо, она осмотрит тебя и сделает вывод, что ни переломов, ни внутреннего кровотечения нет, а в хозяйстве у неё отыщется обезболивающее.

В остальном же сплошные минусы. И даже то, что утром моча оказалась нормального цвета, не особо радует. Потому что усилия, затраченные на путь до туалета, сами по себе тянут на небольшой подвиг.

Вчера, оказав медицинскую помощь, женщины оставили его в одних трусах и бинтах. Валентина сказала, что принесет одежду постиранной, но для Ярослава это в первую голову значило, что он не сможет уйти. Так-то мог бы, дверь у Валентины захлопывалась сама, но не в трусах же по городу рассекать.

Он чувствовал себя запертым, зависимым — и слабым. Он не любил чувствовать себя слабым и зависеть от других. Но это фигня по сравнению с главным: Ингу спас Сильвестр. Вампир. А он, охотник на вампиров, её подвел. Подставил. Валялся, как мешок с дерьмом, на полу подъезда, пока мама сражалась с ведьмой, а кровосос спасал человека.

Кажется, именно это чувство называется «грёбаный стыд».

Ярослав осмотрел себя в зеркало, занимавшее почти всю стену душевой кабинки. Судя по этому зеркалу, по красному кафелю, по тому, что полотенцесушитель крепился 12-миллиметровыми анкерными болтами, ванная тоже стала для Валентины рабочим местом. Ладно, не было сейчас Ярославу дела до полотенцесушителя на анкерных болтах и красного кафеля — а вот зеркало почти во весь рост очень кстати.

Он размотал бинты, что стягивали ребра, и осмотрел себя в зеркале. Безрадостное зрелище, но скорее привычное — вампира трудно убить так, чтобы он не наставил тебе синяков, а уж если вампиров больше одного… Нет, дело не в синяках. Дело в том, что Сильвестр изменил правила игры и по этим новым правилам Ярослав не мог не проиграть. Трое засранцев, которым он сломал шеи, восстановились меньше, чем за сутки — а он и в лучшие свои годы после таких побоев отлеживался бы неделю, а сейчас…

— Ма, что у меня там на спине? — спросил он, но Ольга не отозвалась. Видимо, не хотела его смущать и не входила в ванную. Ярослав повернулся к зеркалу боком, попытался глянуть через плечо, со свистом втянул в себя воздух. Судя по резкой боли, перетянувшей спину, трапеция слева, самое меньшее, надорвана…

Он сбросил трусы и шагнул под душ. Вода не приносила облегчения, но смывала засохший адреналиновый пот с его специфическим запахом. Ярослав прополоскал рот, потом напился прямо из-под душа, запрокинув голову. Не лучшая идея, но зубной щетки-то нет…

Его снова повело в сторону, пришлось отключить воду и сесть на пол душевой кабины.

Тело начало сводить судорогой.

— Ну, нет, — проговорил он, но тело почему-то не пожелало слушаться.

Инга услышала плач, едва вошла в офис. Тихий, отчаянный, монотонный. Плач человека, давно уже отчаявшегося получить утешение.

— Ольга? — плач доносился из туалета. Инга открыла дверь, включила свет и увидела Ольгу парящей над умывальником в позе эмбриона, всю в слезах.

Говорить «доброе утро» глупо. Спрашивать «что случилось» — ещё глупее. Её сын вчера был страшно избит. По большому счету, из-за неё, Инги. Да, он по каким-то своим причинам дважды избил подданных Сильвестра — но именно Инга попросила помощи против ведьмы, и именно благодаря ведьме вампиры сумели Ярослава выследить. Инга чувствовала и свою долю вины. Немалую долю.

Однако был и ещё один нюанс. Ольга испытывала, несомненно, сильное и искренне горе — но именно она выбрала место и время, чтобы это горе выразить. Ей хотелось, чтоб её плач услышали. Это не позирование и не театральщина — это потребность в утешении, о котором человек не может попросить напрямую в силу искаженных представлений о гордости.

— Ольга, как себя чувствует Ярослав?

— Ну а как он может себя чувствовать? — Ольга вытерла нос рукой. — Херово. Стонал всю ночь, температура поднялась…

— Я ещё вчера говорила, что ему нужно к врачу…

— А он ещё вчера сказал, что не пойдёт. И не пойдёт же. Да что я вам рассказываю, сами же знаете, каково на приём-то попасть без страховки, без прописки… Разве что принесут. Есть у него знакомый врач один, так он это… ветеринар.

— Ветеринар? — ужаснулась Инга.

— Зато раны шьет и рентген делает, — призрак дёрнул плечом. — И мозги не парит. И даже в долг может. Так это ж надо в соседнюю область ехать, а ему машину исфигачили упыри эти!

Инга вспомнила, как позавчера они убегали из «вампирского» двора. Эти два дня были слишком наполнены интенсивными переживаниями, и до неё дошло только сейчас: это самый обыкновенный двор и живут в нём самые обыкновенные люди. Возможно, не лучшие люди города, с учетом того, что вчера попытке вампиров схватить Ярослава никто из аборигенов не помешал, но ведь какие-то люди там жили: дядька в трениках курил на балконе, тетка развешивала белье, у соседнего подъезда сидели неизменные бабушки… И вот эти люди делят с вампирами дом, и это их, по всей видимости, нимало не пугает…