Копай, Ами, копай… - Алекс Тарн

Ами: Да о чем вы наконец?

Профессор: За нами охотятся, Ами! Охотятся! Я чувствую себя дичью на прицеле. Вы когда‑нибудь чувствовали себя дичью на прицеле?

Ами: Неоднократно, когда служил в армии. Но вы‑то не в армии. Кто может охотиться на вас? Или вы имеете в виду ракеты?

Профессор: Какие ракеты… При чем тут ракеты? Вы видели трех горилл, которых сегодня убило миной? Тех, что расспрашивали обо мне у Давида?

Ами: Видел. Не повезло людям.

Профессор: Не повезло? (издает нервный смешок) Зато повезло мне. И Леночке тоже. Потому что иначе в морге лежали бы сейчас мы, а не они. Это были килеры, Ами. Они приехали убивать нас с Леночкой. Мафия! Как они нас нашли, ума не приложу… (плюхается на диван и закрывает лицо руками)

Леночка: Саша, возьми себя в руки!

Ами (удивленно): Убивать вас и госпожу Элену? Но за что?!

Профессор: Ах, Ами, это длинная история. Не хочу рассказывать. Да и зачем вам лишние детали? Не хватало только, чтобы они начали гоняться еще и за вами… Нет — нет. Я всего лишь хочу попросить вас о помощи…

Ами: Ну уж нет. Как можно просить о помощи, не раскрывая сути вопроса? Хотя бы коротко. (после паузы) А лучше всего перенесем этот разговор на утро. Или даже на вечер, потому что утро уже вот — вот…

Профессор: Хорошо! Я расскажу… расскажу… Понимаете, Ами, я диссидент — был такой круг людей в Советском Союзе. Вы, наверно, о таком и не слышали…

Ами: Слышал. Так эти килеры из КГБ?

Леночка (рассмеявшись): Из ЦРУ!

Профессор: При чем тут ЦРУ? Лена, я попрошу… Ами, нет, и КГБ тут ни при чем. Понимаете, я был один из… э — э… вождей этого движения. Уважаемый человек. Со мной встречались сенаторы, премьер — министры и лично президент…

Леночка: К делу, профессор, к делу!

Профессор: Да — да… В общем, где‑то в конце восьмидесятых меня позвали в Мюнхен, на конгресс, выступить на тему будущего Европы и мира. Вообще‑то меня приглашали довольно часто, но власти, конечно, не выпускали. А тут вдруг выпустили… времена уже начинались другие.

Леночка: Горбачев.

Профессор: Вот — вот. Я произнес большую речь. Она произвела огромное впечатление. Огромное! Мне очень хлопали, а канцлер…

Леночка: Саша, к делу!

Профессор: Ну да, ну да… В общем, потом устроили банкет в роскошном отеле. Там‑то мы и познакомились с…

Леночка: Меня посадили рядом с гостем.

Профессор: А потом спустились вниз, в казино. Мне выдали горсть жетонов. Леночка тоже присоединилась, а когда жетоны закончились, сказала, что у нее в номере завалялись еще несколько штук и она их немедленно принесет, чтобы возместить мой проигрыш. Я, конечно, возмутился. Я сказал: «Что вы, Леночка?! В конце концов, это даже не мои деньги!» А она ответила…

Леночка (театрально): Нет, нет, не спорьте! Я принесу. Составите мне компанию?

Профессор: Мы поднялись к ней в номер… и… сами понимаете… Это было… незабываемо. Она призналась мне в любви. Она говорила, что…

Леночка (преувеличенно пылко): Ни с одним мужчиной мне не было так хорошо!

Профессор: О себе она рассказала, что работает редактором — переводчиком крупного издательства, и, судя по роскоши номера, в это можно было поверить. Под утро Леночка вызвала такси. Я хотел записать номер ее телефона, адрес, что‑нибудь… Но она сказала…

Леночка (с бутафорской страстью): Я позвоню сама. Как я буду жить без тебя, как?!

Профессор: Вернувшись в Москву, я мог думать только о ней. О ней и о своем мюнхенском триумфе. Я мечтал вернуться туда — в залы конгрессов и к ее… к ее…

Леночка: …заднице.

Профессор (горько): …к ее любви. Мог ли я предполагать, что все это было бутафорией? Видите ли, Ами, мы, советские люди, были ужасно наивными. Ужасно. Ужасно… (замолкает)

Леночка: Редактор… издательства… (презрительно фыркает) Я была тогда элитной шлюхой и зарабатывала намного больше любого редактора, профессора и председателя. Правда, потом, годы спустя, когда этот чудик — профессор привязался ко мне на улице, я уже специализировалась на игорном бизнесе…

Профессор: Это было уже после того, как я эмигрировал. Нечего и говорить, что все оказалось не так, как я себе представлял. Ни тебе конгрессов, ни тебе Леночки, хотя искал я ее отчаянно… Но никто не знал ни такой переводчицы, ни такого издательства. Хорошо, подвернулась работенка на радио. А так — убогая квартирка, убогая одежка, убогие неудачники в друзьях и знакомых. Все остальное от случая к случаю: тут конференция, там телепередача. Как‑то я возвращался домой после ресторана — отмечал десятилетие эмиграции. Все‑таки дата… Вот и вспомнилось прошлое — триумф, Леночка. Ноги сами принесли меня к тому отелю. И вдруг вижу — она! Она!

Леночка: Я как раз садилась в лимузин с клиентом. И тут вдруг этот чудик. Наскочил: «Леночка, это я! Узнаешь! Твой Александр!» Ну не дурак ли?.. Я швейцару мигнула, он оттащил. Чудик только и успел визитку свою бросить.

Профессор: Неужели ты меня не узнала?

Леночка: Саша, ты уже тыщу раз спрашивал. У меня такие клиенты сотнями. Сотнями! Конечно, не узнала. Но визитку сохранила. Шлюхам редко визитки дают. По визитке и вспомнила. Они меня потом и спасла, эта визитка…

Ами: Визитка? Спасла?

Леночка: О, интересно стало молодому человеку… Спасла, Ами, спасла. Я тогда работала на игорную мафию, раскручивала богатых клиентов. Клиент должен проиграть и проиграть много. А если выиграет — вернуться на следующий вечер и играть снова, пока не проиграет. Что я и обеспечивала (качает головой) пока не попался мне один румын, которому везло, будто сам сатана ему шарик бросал. В общем, вышел он с четырнадцатью миллионами в чемоданчике, и я, понятное дело, приклеилась к этому чемоданчику мертвой хваткой. Поднялись к нему в номер, все чин — чинарем. А утром он вдруг лепит: мол, прости — прощай красавица, улетаю полуденным рейсом. Каково, а? Я сразу в ванную, да за телефон. Так, мол, и так, клиент уходит с бабками, присылайте бойцов… Только вот румын тем еще Рембо оказался. Короче, когда они стрелять перестали, в номере из живых осталась только я и четырнадцать миллионов евро в чемоданчике.

Ами: И тогда ты сбежала? С деньгами игорной мафии?

Леночка: А что мне еще оставалось, прикинь! Для друзей румына я была наводчицей, виновницей его гибели. Для своих — единственной свидетельницей убийства богатого клиента. Меня должны были убирать по — всякому. Да и невелика птица — шлюха без роду без племени… Вот только куда бежать? Все мои знакомые были так или иначе связаны с делом. Тут‑то я и вспомнила про Александра.

Профессор: Когда я увидел ее на пороге, то сначала решил, что это сон. Или белая горячка.

Леночка: Я была в белом плаще.

Профессор: В белом плаще, шляпке с пером и сапожках на высоченном каблуке… А я… я был едва очнувшимся от похмелья стариком в несвежих трусах. Стариком с нечесаными жидкими прядями и грибком на артритных ногах. Я не хотел впускать ее в свою убогую берлогу.

Леночка: Я вошла без спроса. Прикинь: первыми словами этого чудика были…

Профессор: Ты обещала позвонить…

Леночка: Ха! Я ответила: «Извини, телефон сломался…» Тогда он стал вопить:

Профессор: Пошла вон! Пошла вон!

Леночка: Тогда я сказала: «Александр, милый, сейчас не время для сцен. Не понимаю, за что ты на меня сердишься. Тогда я отработала по полной программе, даже сверху… А также снизу и сбоку. Если ты забыл те или иные детали, то можно повторить все прямо сейчас, после того, конечно, как ты умоешься и почистишь зубы. А свой мобильный телефон я действительно выбросила, чтобы меня по нему не засекли и не убили».

Профессор: И она рассказала мне все. Что я мог сделать, Ами? Теперь и я тоже стал частью мафиозной разборки. Мне угрожала не меньшая опасность, чем этой дурочке! Нужно было спасаться, бежать из Мюнхена, из Европы, а лучше всего — с земного шара! И тут я вспомнил об израильском профессоре, с которым познакомился на недавней конференции по проблемам гуманизма. Он был озабочен невысоким авторитетом своего молодого колледжа и безуспешно пытался заинтересовать маститых европейских преподавателей. Я разыскал его визитку, позвонил и выразил согласие прочитать курс лекций. Профессор Гамлиэль Упыр обрадовался: какой‑никакой, а европейский лектор — это, знаете ли, придает университетский лоск любому провинциальному заведению.