Ринг - Н. Леонов

— Вы не можете обижаться, Петр Алексеевич, я объективно отмечаю ваш опыт и мужество.

— Я всегда не сомневался в вашей объективности и высоком понимании спорта, — Исаков поклонился и пошел в зал.

Оглядев места участников, он подошел к Пухову, тронул за плечо и указал на выход. Когда тот подошел, Исаков объяснил, что просит не спускать глаз с Куркина. Ненавязчиво преследовать его везде: в холле, у буфета, даже в туалете. Любыми средствами задержать его до конца соревнований.

— Сделаем, — ответил Пухов. Исаков видел, как он и Седов, поднявшись со своих мест, сели рядом с Куркиным.

Следующий бой легковесов знатоки, видимо, считали неинтересным, так как многие вышли в коридор. Куркин, Седов и Пухов направились в курительную, здесь и нашел их Исаков.

— Привет, Иван, — сказал он Куркину, словно они лишь вчера расстались.

— Ребята, это же сам Исаков, — Куркин поклонился. Был он все так же кряжист и сутуловат, так же тяжелые веки прикрывали глаза.

Исаков старался в них не смотреть. Не ответив на выпад Куркина, взяв у Пухова сигарету, он стал расспрашивать о Смирнове. Боксеры хвалили молодого коллегу. Куркин слушал молча, неожиданно перебил:

— Слышал я, что Смирнов вчера пил пиво, — заметив недоумение Пухова и Седова, пояснил: — Не положено боксеру выпивать. — Куркин тяжело повернулся к Исакову: — Может, снимешь его с соревнования? Зачем тебе нужен такой тяжелый противник?

Исаков, не поднимая глаз, скользил взглядом по широкой спине Куркина.

— Я ведь не боксировать пришел, Иван, — оправдываясь, ответил Исаков. — У меня сегодня один человек деньги занял, я зашел должок получить. — Он совсем опустил голову, сосредоточенно разглядывая ботинки.

— Снимаешься! — Куркин довольно хохотнул. — Всегда трусоват был, показуха одна.

Исаков жестом остановил пытавшегося вмешаться Пухова.

— Говорю, один человек деньги занял. Боюсь, не отдаст, — Исаков поднял голову, уперся взглядом в глаза Куркина. — Взял в двенадцать часов семь минут триста сорок семь рублей семьдесят пять копеек, — они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Противоестествен был этот долгий взгляд в упор. По лицу Исакова медленно расплывалась улыбка: — Может, он отдаст триста сорок семь рублей семьдесят пять копеек?

Куркин провел ладонью по лицу, откашлялся, сплюнул в угол.

— Раз твоего боя не будет, я пойду, пожалуй. Жалко, — он деланно засмеялся. — Представляю это зрелище!

— Почему не будет? — лениво протянул Исаков. — Рано еще, придет время, переоденусь.

Островерхов подошел к двери с табличкой «Главная судейская коллегия» одновременно с грузным мужчиной в белом костюме, с круглой эмблемой на груди — «Главный судья».

— Здравствуй, Виталий Иванович, — судья открыл перед тренером дверь.

Островерхов, поблагодарив кивком, вошел в судейскую.

— Исаков снимается, — сказал он тихо. Все присутствующие замолчали и повернулись к Островерхову.

— Правильно!

— Ясно было! Зачем лез?

Старый тренер вспомнил, что забыл написать заявление, заверить его у врача. В общем-то дело бессмысленное, Петра наказать и дисквалифицировать нельзя. Но порядок существует. Островерхов взял лист бумаги, начал писать, когда в судейскую быстро вошел Исаков, оценил ситуацию, одной рукой смял бумагу, другой подхватил тренера за локоть, уже на пороге, через плечо бросил:

— Шутка!

Островерхов пытался вырваться, Петр вел его по тесному коридору, улыбаясь, шептал:

— Иваныч, на нас смотрят. Спокойно, старина. Не могу я, старина, отказаться. Пусть лучше убьют.

— Дурак. Упрямый дурак, — устало и безнадежно сказал Островерхов.

Исаков одевался и равнодушно решал: что конкретно его заставляет подняться на ринг? Федякина, которая крутила пуговицу кофточки? «Это понятно, у вас работа. Я-то за костюмом Мишиным пришла». Куркин? «Всегда трусоват был. Одна показуха». Исаков прекрасно понимал, что раз уж выходит на ринг, обязан думать лишь о боксе, все остальное в сторону. Он пытался сосредоточиться, составить план боя, но видел только Куркина. Неужели тогда, двенадцать лет назад, он из-за дисквалификации сошел с рельсов, сделал первый шаг к преступлению? Не подними тогда Исаков скандал, Куркина бы не дисквалифицировали. Он не бросил бы спорт, остался человеком. Федякин был бы жив. Исаков вспомнил последнюю фразу своего выступления на тренерском совете: «Спорт воспитывает мужественных людей, а не хулиганов. Им не должно быть места в наших рядах». Красивые, правильные слова. Слова. Слова. Ведь хотел встретиться с Куркиным, поговорить по душам.

Куркин... В курительной, когда Исаков назвал, сколько денег было взято у почтальона, и посмотрел Куркину в глаза, произошло короткое замыкание. Обоим все стало ясно. Если бы начать допрос мгновенно, Куркин сознался бы. Он почувствовал, что выдал себя. Сейчас он опомнился, взвесил все, понял — доказательств нет.

Разминаясь и пытаясь анализировать ситуацию, Исаков не заметил, как в раздевалку вошел Попов. Он встал у стены, терпеливо ждал. Когда Исаков, вытираясь полотенцем, взглянул на Попова, тот подошел.

— В шестьдесят втором два года за хулиганство, в шестьдесят седьмом — четыре за грабеж. Освободился в прошлом году, в сентябре.

Исаков кивнул. Попов осуждающе оглядел его, пожал широкими плечами, что-то недовольно бормоча, вышел в коридор.

Судья-информатор пригласил на ринг. Исаков бросил полотенце тренеру, привычно наклонил голову, двинулся по знакомому коридору. Зал встретил аплодисментами, но Исаков плохо слышал их. Что-то он забыл, что еще надо сделать? На полпути он остановился, осмотрел места участников. Пухов чуть поднял руку. Исаков изменил направление, подошел. Куркин сидел между Пуховым и Седовым. В это время на ринг поднялся Смирнов, зрители не смотрели на Исакова, приветствовали молодого чемпиона. Куркин поднял голову, перекрывая шум, крикнул:

— Иди, что стоишь?

Исаков не знал, что ответить, он молча смотрел на Куркина. Тот неловко заерзал на скамейке, хотел встать, но Пухов с Седовым удержали его.

— На ринг вызывается Петр Исаков! — Судья-информатор, хотя сидел в двух шагах, сказал эту фразу в микрофон.

Исаков занял свой угол, наканифолил боксерки, помог Островерхову снять с себя джемпер — все делал автоматически, не думая.

— Петр! — вытирая ему лицо, Островерхое ударил по щеке. — Очнись, иначе он нокаутирует тебя первым ударом.

— Пустяки, старина, — Исаков оперся на тугие канаты, присел. Неожиданно он почувствовал слабость, начало подташнивать. Почему пустяки? Он, Исаков, будет валяться на ринге. И нокаутируют не первым ударом, сначала под свист и аплодисменты измордуют. Зачем это нужно? Озноб, затем холодный пот. Все в одну секунду. Когда-то, тысячу лет назад, сойдясь с противником в клинче, Исаков удивился, что тело боксера было холодным. Страх? Недаром говорят, что страх леденит.

— Иди, Петр! — повторил Островерхов, даже толкнул.

Исаков повернулся лицом к центру ринга, там, улыбаясь, протягивая руки, ждал Смирнов. Впервые Исаков, пожимая перчатки, не заглянул противнику в глаза. Произнес дежурные фразы судья, боксеры вновь вернулись в свои углы.

Смирнов улыбался тренеру, кивнул. Они договорились, что молодой боксер предложит игровой бокс в среднем темпе. Исаков поймет, бой пройдет ровно, с небольшим преимуществом Смирнова, в третьем раунде он не будет форсировать ситуацию, сделает ровно столько, сколько необходимо для победы. Не больше.

Островерхов вытер ученику лицо, ничего не сказал, лишь повернул и подтолкнул в спину. Исаков пытался найти взглядом Куркина, не удалось, посмотрел на Смирнова, шагнул, протянул руки.

— Бокс!

Боксеры не двигались, публика, застыв в ожидании, тяжело вздыхала. Этот бой не походил на предыдущие. Разрушив миролюбивые планы Смирнова, Исаков пошел в атаку, он не выжидал, не экономил силы, мягко, по-кошачьи двинулся вперед, легко тронул перчатки Смирнова, как бы приглашая поиграть, тут же обрушил на него тяжелую серию ударов. Ошарашенный Смирнов отступил.

Зрители начали вставать, через несколько секунд стояли уже абсолютно все. Даже главная судейская коллегия поднялась из-за своего стола.

Исаков дрался яростно, ничего подобного в предыдущих боях не было. В абсолютной тишине слышались лишь дыхание бойцов и звуки ударов. Исаков рвался вперед. Смирнов пытался в ближнем бою захватить ему руки. Исаков рвал связку и бил. Он атаковал из всех положений, почти каждый удар мог закончить бой. Постепенно Смирнов опомнился, теперь атака перехлестывала атаку.

Пухов смотрел широко открытыми глазами, шептал:

— Исаков! Вот он, Исаков!

— Пошел ва-банк — Седов схватил приятеля за плечо. — На сколько его хватит?

— На один раунд, — Пухов втянул голову в плечи, вздрагивал, словно под тяжелыми ударами на ринге. — Ищет шанс. Исаков! Вот он, Исаков! Смотри, Иван, как дерется мужчина, — он схватил Куркина за плечо, ожесточенно тряс, сам, не отрываясь, смотрел на ринг.