Виновато море - Люси Кларк

Волны накатывали ровными линиями, точно армейские шеренги. Миа стала наблюдать, как каждая из них, грациозно поднявшись до своего максимума, мощно обрушивалась с брызгами и грохотом, досылая белую пену до самого берега.

Позади грозных волн ее внимание привлек одинокий серфер. Он отчаянно греб по набухающему под ним океану, который затем внезапно выбросил его на самый верх водяной горы. Там он поднялся на ноги и ринулся вниз по стеклянной поверхности волны. Он сделал два лихих поворота, подняв ребром доски пенный гребень, и выскочил наверх за мгновение до того, как вал с рокотом и пеной рухнул вниз. Миа вдруг осознала, что наблюдает за ним, затаив дыхание.

Она вынула из сумочки дневник и положила его на колени. Четыре строчки отцовского адреса были написаны на клочке бумаги, который она сунула в середину разворота, где начала записывать краткие заметки и вопросы.

С помощью письма Миа систематизировала свои мысли: видя, как слова обретают на бумаге физическую форму, она узнавала проступающие в них очертания ощущений или эмоций, которые могла осмыслить незаметно для всех. В разговоре все казалось сложнее. Ее восхищало, как Кейти могла запросто, плюхнувшись в кресло и подперев щеки руками, озвучить все свои горести. Советовали ей что-то Миа с мамой или нет, было очевидно, что привести свои мысли в порядок Кейти помогало именно то, как она облекала свои беды в словесную форму – примерно так же, как морозный воздух прочищает пазухи, – и после этого ей неизменно становилось легче.

Сейчас, глядя на разворот тетради, Миа поняла, что из всех записей наиболее важными были два вопроса, и она обвела их в кружок. С первым все выглядело просто: «Кто такой Мик?»

Ей были известны основные моменты: когда он познакомился с матерью, ему было двадцать восемь – на семь лет больше, чем ей. Четыре месяца спустя они поженились и купили небольшой дом в Северном Лондоне, где родились Кейти и Миа. Мик работал в музыкальной индустрии и за свою карьеру создал три независимые фирмы: две первые прогорели, а третью он продал перед отъездом на Мауи. Мама неохотно вдавалась в подробности этой темы, отказываясь говорить о том, кто практически не занимался воспитанием своих дочерей. В редких случаях она отзывалась о нем как о человеке, не лишенном обаяния и весьма изобретательном в плане бизнеса, но в то же время чрезвычайно эгоистичном и напрочь игнорировавшем свои отцовские обязанности.

Второй обведенный кружком вопрос казался сложнее. Еще будучи ребенком, она ощущала, насколько они с Кейти разные. Преподаватели хвалили Кейти за позитивное отношение к труду и за ее авторитет среди школьных друзей и жаловались на плохое поведение Миа и ее недостаточное прилежание в учебе. Именно Кейти всегда являлась тем, на кого следовало равняться Миа, а не наоборот.

Разница, которую они сами осознавали между собой, была намного больше той, что виделась со стороны. Миа порой даже удивлялась, не явилось ли их различие следствием того странного совпадения, что их рождение пришлось на один и тот же день – 11 июня, лишь с разницей в три года. В год, когда Миа исполнялось двенадцать, а Кейти пятнадцать, Миа попросила устроить барбекю на пляже, а Кейти, которая на тот момент заканчивала среднюю школу, мечтала о вечеринке. В качестве компромисса мама предложила устроить вечеринку на берегу моря.

Кейти пригласила с дюжину школьных друзей. Мальчишки рванули прямиком к воде, а девочки наслаждались предзакатным солнцем. Миа отправилась в соседнюю бухту с Финном – единственным гостем с ее стороны. Они копали червей, бегали, резвились, размахивая над головой обрывками спутанных водорослей, похожими на толстые канаты. Ко всем остальным они присоединились, лишь когда запахло горячими бургерами. Забрав свои тарелки, они вдвоем уселись среди скал и бросали объедки нахально собравшимся поблизости чайкам.

Миа наблюдала за тем, как Кейти плавно переходила от одного гостя к другому, осведомляясь, всем ли хватает еды, есть ли у них напитки и весело ли им. Она обращала внимание на то, как девочки при ее появлении расцветали, а мальчишки провожали ее глазами. Одна из приглашенных, миниатюрная девчушка, вовремя не заметившая волну, здорово намочила джинсы и теперь сидела с бумажной тарелкой на коленях в одиночестве, определенно расстроенная своей оплошностью. Увидев это, Кейти отошла от группы собеседниц и села рядом с ней. Проведя рукой по влажным джинсам, она шепнула что-то на ухо горемыке, отчего та в голос расхохоталась, тут же позабыв о холодной, прилипшей к ногам ткани. Когда Кейти встала и протянула ей руку, девчушка поднялась и последовала за ней к группе других гостей.

Это произвело на Миа впечатление. В пятнадцать лет, когда большинство подростков неуклюжи и импульсивны, Кейти интуитивно удавалось создавать для людей непринужденную обстановку. Со своего наблюдательного пункта среди скал она смотрела, как сестра подошла к маме, когда та снимала с гриля последнюю партию побуревших сосисок и укладывала их на свободную тарелку. Когда они встали рядом, чуть наклонив светловолосые головы друг к дружке, и дружно посмотрели в сторону моря, Миа неожиданно осознала, насколько ее мать с сестрой похожи. Сходство было не только физическим, оно проявлялось и в их внутренних особенностях. Обе отличались общительностью и обладали даром понимания других людей, обе были наделены способностью интерпретировать жесты и выражения, которая абсолютно отсутствовала у Миа.

Признание их сходства удручало Миа, но причину этого она поняла лишь много позже, когда смертельная болезнь матери – рак – перешла в заключительную стадию. Миа должна была приехать домой навестить мать, и ее здорово «занесло»: она заявилась на три часа позже того времени, что оговаривала с ней по электронной почте Кейти. От головной боли стучало в висках, и она буквально источала пары алкоголя.

Когда она ввалилась, Кейти с небольшим кожаным саквояжем спускалась по лестнице.

– Мама спит.

– Хорошо.

На нижней ступеньке Кейти остановилась. В непосредственной близости Миа увидела, что веки у нее красные и опухшие.

– Ты опоздала на три часа, – сказала Кейти.

Миа пожала плечами.

– Было бы неплохо извиниться.

– За что?

Кейти вытаращила глаза:

– Ты задержала меня на целых три часа. У меня были определенные планы.

– Уверена, твой дружок тебя поймет, – заявила Миа, недвусмысленно поведя бровью.

– Речь не о нас, Миа, а о маме. – Кейти понизила голос. – Она умирает. Не хотелось бы, чтобы ты потом, оглядываясь назад, о чем-то сожалела.

– Как, например, о том, что у меня такая сестра? – Это был по-детски глупый, подлый выпад, который не делал ей чести.

– Не понимаю, что ты за человек, – сказала Кейти, проходя мимо.

Этой фразой она попала в точку, затронув именно то, что не давало Миа покоя: раз она не была похожа на мать, как Кейти, значит, оставался лишь один вариант – Мик. И поскольку о нем она знала лишь то, что он оставил свою семью, вторым обведенным в кружок вопросом стал: «Кто я такая?»

Подняв голову, Миа увидела, что тени от пальм наползают на пляж, и, понимая, что обведенные ею вопросы ждут ответов, встала и отряхнула с ног песок.

Когда она брела по пляжу, ее внимание вновь привлек одинокий серфер, который отчаянно греб, взбираясь на волну. Затем он полетел с вершины водяной горы с изяществом танцора, выгибая тело и вращая бедрами, чтобы уловить малейшие нюансы движения. Миа наблюдала за ним в восторге, стоя как вкопанная, пока тот, устремившись к берегу, не предоставил белому вспененному прибою вынести его почти на самый песок. Затем он соскользнул с доски и, сунув ее под мышку, вышел на берег.

Он выглядел немногим старше нее, был наголо выбрит, а на внутренней стороне его руки, от кисти до локтя, темнела татуировка. Большим и указательным пальцами он протер глаза от соленой воды и поморгал. Затем, поставив доску, вновь развернулся к океану, где на горизонте все еще пылал багрянцем закат. Он стоял, скрестив руки на груди и чуть приподняв подбородок. Его поза казалась стоической, непоколебимой и одновременно созерцательной. Миа с любопытством наблюдала за его сосредоточенным взглядом, словно он был в неком сговоре с океаном.

Прошло несколько минут – небесная пылающая краснота побледнела до теплого оранжевого сияния, а мужчина продолжал неподвижно стоять. Миа понимала, что ей надо идти, но стоило ей сделать шаг, как тот резко обернулся.

Он взглянул на нее в упор, и в выражении его лица можно было прочесть нечто похожее на негодование, как если бы она посягнула на нечто предназначенное ему одному. На его лице не было ни намека на улыбку, он и бровью не повел в знак хоть какого-то приветствия. Его глаза прятались в тени густых ресниц, но напряженный взгляд пронзил ее насквозь. Будто окаменев от такого взгляда, она почувствовала, как запылали ее щеки. В какое-то мгновение ей показалось, что он вот-вот что-то скажет, но серфер, опустив голову, вновь отвернулся к горизонту.