Цена убийства - Джон Макдональд

Езда за рулем отвлекала, успокаивала, и, возвращаясь в Хэнкок, он вспоминал, как гордился тем, что взялся за дело с исключительной предусмотрительностью, не оставив ни единого следа. Никто не в силах доказать, что он на машине ездил в Талсу и вернулся с деньгами в багажнике. Уже больше трех лет люди ломают голову, что стало с деньгами из дела Роуверов. В то время, когда все разыгралось, он внимательно следил за сообщениями в газетах. Если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что он станет обладателем тех денег, он пришел бы в ужас.

Кэлвин Роувер — богатый житель Хьюстона, из коренных, наживший миллионы на нефти, участках для ранчо и транспорте, рослый, сердечный человек, который лишь в сорок лет женился на очень красивой девушке из Форт Уэрта. Через год с небольшим после свадьбы у них родились мальчики-близнецы, а еще через два года — дочка. Роуверу принадлежало летнее поместье в холмистом краю к северу от Сан-Антонио — большой, но скромный дом на 15-акровом участке земли в излучине реки Гуадалупе, недалеко от городка Бандера. Часть земли он приказал оборудовать под посадочную площадку и в жаркие месяцы летал в офис и возвращался на личном самолете. Одним августовским утром, в среду, вместе с ним в Хьюстон полетела и жена, чтобы пройтись по магазинам. Дети остались в летнем доме с поваром, горничной, там же находились трое рабочих с подрядчиком. Мальчикам было тогда девять, девочке — семь лет.

Около полудня близнецы исчезли. Один человек сообщил, что видел старый фургон, стоявший на подъездной дороге к Роуверам. Было это, наверно, часа в два. Марку машины не разглядел — стояла далеко, сколько внутри людей, не обратил внимания. Он вообще забыл об этом случае и вспомнил только в полночь, когда его опрашивал капитан дорожной инспекции. На следующее утро недалеко от места, где стоял фургон, обнаружили обрывок коричневой оберточной бумаги, придавленный камнем. На нем чернилами было написано: «Если хотите видеть своих детей живыми, соберите полмиллиона долларов в мелких купюрах и ждите, пока не дадим знать».

Роувер с большим трудом достал требуемую наличность — так, чтобы не привлечь внимания газетчиков. Полиция работала тщательно, оперативно, и после положенных семи дней было подключено ФБР. Похитители не объявились. На совещании штаба по розыску решили подготовить другие деньги, которые потом можно будет опознать. Заказали полмиллиона совершенно новых купюр достоинством в десять, двадцать, пятьдесят долларов, заменив ими деньги, собранные Роувером. Денежные знаки подвергли механической и ручной обработке, чтобы они казались старыми, бывшими в употреблении, перемешали для нарушения последовательности номеров серий и упаковали. Надеялись, что при таком количестве похитители вряд ли способны заметить последовательность серий. Деньги уместились в два больших чемодана.

Через десять дней после похищения в контору Роувера пришло письмо. Отправлено из Далласа. Ни бумага, ни конверт, подвергнутые экспертизе, не дали никаких сведений. В письме излагался план передачи денег, настолько продуманный и неуязвимый, что его так никогда и не сообщили журналистам. Похитители обещали: как только получат деньги, мальчиков отпустят в каком-нибудь большом городе. Полиция, бессильная что-либо предпринять, согласилась на передачу выкупа, которая благополучно и состоялась на двенадцатый день после похищения. Три страницы с номерами серий тихонько разослали по всем банкам. Прошло две недели, а мальчиков не отпустили.

Их трупы обнаружили в полутора километрах от городка Вандерпул, почти в тридцати километрах от летнего поместья Роуверов. Обоих мальчиков убили, проломив череп, бросили в мелкий ручей, небрежно прикрыв камнями и песком. Вода и ветер оголили детскую ногу, и на каменную могилу наткнулся местный пастух. После этого убийство обсуждалось со всеми подробностями, за исключением того, что номера купюр переписаны.

Деньги объявились в банках города Янгстаун, в Огайо. Следы привели к юноше, ездившему в небольшом фургоне с пенсильванским номером. Он арендовал фермерский домик под Оранжвиллем, недалеко от границы Пенсильвании. Когда ферму окружили, завязалась перестрелка, в ходе которой один полицейский был серьезно ранен, а трое обитателей дома — юноша, пожилой мужчина и молодая женщина — убиты. Все состояли на учете в полиции. Молодая пара числилась среди наркоманов. Один из чемоданов, в котором оказалось более ста шестидесяти пяти тысяч, доставили в полицейский участок Янгстауна.

Слухи о другом чемодане: найден он или нет, если да, то какова его судьба, — противоречили один другому. Информация о переписанных номерах денежных знаков попала в газеты, на радио, экраны телевизоров. Полицейские службы штата, округа, городские вели интенсивное расследование в сотрудничестве с федеральной полицией. Второй чемодан, если он в самом деле существовал, отыскать не удалось. Одни утверждали, что в похищении были замешаны, по меньшей мере, еще один или двое участников, а потом группа разделилась. Другие считали — оставшиеся деньги присвоил кто-то из полицейских. Но если и остались соучастники, они, конечно, осведомлены, что не смогут воспользоваться добычей.

Пол Вэрни и не думал о тех деньгах, когда к нему заявился Роджер Диксон. Они были хорошо знакомы, даже близки, будучи студентами юридического факультета, но потом, после выпуска, связь оборвалась. Диксон в Детройте занялся уголовным правом, дела его шли в гору до самого 1949 года, когда Роджера привлекли к ответственности за взятки городским властям. Его изобличили, лишили должности и, наложив штраф, исключили из коллегии адвокатов. Вэрни узнал об этом из газет, удивившись легкомыслию Диксона.

Минуло уже, пожалуй, два месяца после инфаркта Катона, когда Вэрни как-то вечером, приехав из конторы в частный клуб, где занимал комнату, обнаружил, что в холле его дожидается Роджер Диксон. От него веяло благополучием и самоуверенностью. Они поднялись в покои Вэрни.

Комната Пола отличалась старомодным уютом и удобствами. Они выпили виски.

— Старина Пол, — начал Диксон, — выглядишь в точности, как я и предполагал. Оправдал собственные надежды. Я не раз думал, что ты, пожалуй, с рождения ощущал себя самодовольным холостяком. Что случилось с Мелиссой?

— Мы поженились. А шесть лет назад с ней произошел нервный срыв, начались припадки. Сейчас она в специальном заведении. Мальчика тоже здесь нет — в школе. Ему сейчас пятнадцать.

Вэрни ожидал естественной реакции — сочувствия и симпатии. Однако Диксон, насмешливо, даже язвительно улыбаясь, заметил:

— И ты наслаждаешься каждой минутой их отсутствия?

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что хорошо тебя знаю. Впрочем, оставим это.

— Ты выглядишь весьма преуспевающим, Роджер.

— Конечно, тебе известно, что у меня были неприятности. И ты разочарован оттого, что не встретил меня на углу с жестянкой для подаяния.

— Ну почему же, я рад, что дела твои идут хорошо. Диксон с неприятной усмешкой подтвердил:

— Еще бы, разумеется, рад. Славный старина Пол. Всем он желает самого лучшего. Но меня-то не проведешь. Тебе ни до кого никогда не было дела. Мы ведь жили в одной комнате, Пол. Возможно, другим еще не удавалось проникнуть за твой фасад, только не мне. Не знаю, что тебя изуродовало, но когда мы познакомились, ты уже весь состоял из неживой материи.

— Извини, я не стану слушать подобные вещи.

— Станешь, Пол. Будешь слушать, потому что мне известно — ты крепко сел на мель, еле-еле унес ноги от обвинений в нарушении закона и сейчас прекрасно соображаешь, что я пришел с выгодным предложением, на котором ты сделаешь деньги. Так уж не мешай, дай выложить все, чего мне давно хотелось.

— Ты всегда был чересчур эмоционален.

— В отличие от тебя, Пол. Эмоции для тебя не существовали. Я же видел, как ты добиваешься своего. Холодный как автомат. Ни сожалений, ни преград, никакой этики.

— Дисквалифицированный юрист читает мне лекцию об этике.

— Речь идет об этике в человеческих отношениях. Стоило кому-то или чему-то оказаться на твоем пути, ты безжалостно с ним расправлялся, сметая с дороги. Никогда не встречал я такого бесчувственного, хладнокровного, страшного честолюбия и тщеславия… Мне хотелось выяснить, что тебя сделало таким, каким ты был и остался.

— Тебе не кажется, твоей речи не достает оркестрового сопровождения?

— Не мешало бы включить заранее. Итак — безграничное корыстолюбие, плюс исключительный эгоизм, плюс неумолимый, методичный интеллект. Мне бы сразу понять тебя и держаться подальше. Тогда ты, может, и не пожелал бы жениться на Мелиссе. Она тебе понадобилась потому только, что была нужна мне.

— Мелисса выбрала сама.

— Она тебя не знала. А я следил за тобой, Пол. Денег и положения ты добился, как можно было предвидеть, очень быстро. И потом пошел в гору. Рвался вверх и наконец поскользнулся, словно осел на льду. Когда я узнал об этом, в ту ночь я на радостях напился, Пол. Отметил событие. И ставил выпивку всем подряд: пейте за полный крах Пола Вэрни — самого крупного мерзавца на свете!