Цена убийства - Джон Макдональд

Джон Макдональд

Цена убийства

ПРОЛОГ

Прошу внимания всех членов комиссии. Позвольте восстановить физические детали первого убийства.

Он стоял метрах в трех от нее. Нам известно, что она, обернувшись, выдернула ящик с ножами. Однако убийца бросился на нее, прежде чем она успела достать нож, правой рукой сжал ее шею сзади. Точно не знаем, что делал левой рукой, возможно, держал ее за талию, но скорее всего, схватил заднюю часть… мм… платья в области таза. Затем, господа, поднял ее и со страшной силой ударил лицом об угол плиты.

Предполагаю три рентгеновских снимка черепа и две фотографии трупа, свидетельствующие о телесных повреждениях. При тщательном исследовании переломов и ран на лице можно с одинаковой уверенностью утверждать, что он ударил ею не менее пятнадцати раз, или, что ударов было только два. Уже после первого она потеряла сознание, а может, и умерла. Ее вес составлял пятьдесят два килограмма. Если предположить, что каждый удар занял две секунды, напрашивается вывод: этим мертвым, бесчувственным телом он слепо бил об угол плиты целую минуту. Не свидетельствует ли это о безумии?

А теперь прошу тишины. В течение этой минуты представьте себе всю картину убийства. Итак!

1

ЛИ БРОНСОН

В арендуемом особнячке на Аркадия-стрит, 1024 в жаркий октябряский день, в субботу пополудни Ли Бронсон, вытащив на крытую веранду столик для бриджа, проверял сочинения по английскому языку, написанные на уроке в пятницу сорока учениками 2А класса.

Сидел он в плетеном кресле, одетый в легкую рубашку, мятые брюки цвета хаки, на ногах — старые теннисные туфли. Веранда располагалась по фасаду дома, и от взглядов прохожих ее скрывала густая стена зелени. Вдоль Аркадия-стрит росли высокие деревья, их корни вспучивали асфальт на тротуаре, и по нему кое-где змеились трещины. Ветви простирались почти до середины улицы, отбрасывая летом прохладную тень на газоны перед деревянными особнячками.

Отрываясь от работы, он мог наблюдать часть тротуара и улицы. Слышал доносившийся уличный шум: урчание моторов, визг и шорох покрышек, фырканье маленькой девчушки и стрекот газонокосилки из дома напротив.

Ли Бронсону было двадцать девять лет — высокий, широкоплечий, со стройным торсом, могучими жгутами мышц, соединяющих шею с плечами, узкий в бедрах и с тонкой талией. Держался прямо, двигался легко и быстро. Коротко подстриженные каштановые волосы, спокойные, чуть близорукие серые глаза. Несмотря на сухие, решительные черты выражение его лица обычно было спокойным, терпеливым, с налетом смутной печали, а в минуты веселья уголки губ горько опускались. Очки в черной оправе, которыми он пользовался при чтении, делали его похожим на ученого. Уже третий год он преподавал в Бруктонском колледже, в соответствии с контрактом вел английский язык и физкультуру. Кроме того, выполнял обязанности помощника тренера по легкой атлетике, относясь к ним чрезвычайно серьезно, поэтому и сам был в прекрасной форме.

Работа с детьми ему нравилась — давала ощущение твердой жизненной цели. Он с удовольствием наблюдал, как растут и меняются дети, чувствуя и себя причастным к этим переменам. В минуты уныния вынужден был признаваться себе, что без радости, доставляемой работой, жизнь его стала бы невыносимой. В такие минуты он четко сознавал, в какой капкан так слепо угодил — в надушенную ловушку. Шелковую, опутывающую, как паутина, удушливую. В ловушку по имени Люсиль.

Он взял следующее сочинение. Класс был новый, он пока еще привыкал связывать фамилию с внешностью. Джилл Гроссман. Забавная пугливая мышка, почти альбиноска с прыщавым личиком, в очках с голубой оправой. Но ее сочинение свидетельствовало о таланте. Он с удовольствием предложит ей посещать внеклассные занятия, которые проводил у себя дома с некоторыми учениками.

Однако в этом году Люсиль переносила такие домашние встречи с еще большим трудом, чем в прошлом. Она считала бессмыслицей все, что человек делал бесплатно, для собственного удовольствия. В такие вечера Люсиль ускользала в кино.

Поставив оценку за сочинение Джилл и приписав рецензию, в которой предостерегал ее от чрезмерной цветистости и педантичности, взглянул на часы — уже четыре. Возможно, Люсиль не забудет купить упаковку с холодным пивом, о чем он ее попросил. Хотя вряд ли. Был уверен, что принесет с собой нечто иное — вечные попреки: как это противно — вместе с Рут, ее лучшей подругой ходить на общественный пляж, а ведь вполне можно стать членами Гроун-Ридж-клуба — он же совсем недорогой, и попасть туда легко — там прекрасный бассейн, вечером вода подсвечивается; она сможет брать с собой Рут, и всю зиму было бы куда ходить на танцы. А они отказываются от членства в клубе, конечно же, потому, что он ее не любит — единственное объяснение.

Муж воспринимал ее такой, какая есть: растолковать Люсиль, что такое хозяйственные расчеты, было попросту невозможно — от цифр ей становилось скучно. Любая попытка разъяснить ей их финансовое положение неизменно превращалась в повод начать все сначала.

— Раз мы настолько бедны, что не можем вступить ни в один, даже самый дешевый клуб, почему не напишешь новую книгу и не заработаешь какие-нибудь деньги? Ты ведь уже написал книгу, разве нет? Можно писать для телевидения, или кино, или для крупных журналов, так ведь? Если бы ты не таскал сюда этих чокнутых детишек, мог бы сочинять и зарабатывать, чтобы мы жили лучше. Но ты не хочешь, чтобы у меня были красивые вещи. Ведь правда? Тебе на это просто наплевать.

Бесполезно объяснять, что его единственная книга потребовала целого года творческого труда и принесла ему «Фантастический» аванс в двести пятьдесят долларов и «огромную» сумму в сто восемьдесят долларов и тридцать четыре цента после окончательных расчетов. Бесполезно пытаться говорить, что нет у нее бог весть каких достоинств, ради которых он поменял бы нынешнюю среду на ту, о которой мечтала Люсиль. Его творческие тылы представляли дети. Правда, ухаживая за Люсиль, сам слишком часто подчеркивал — он писатель. Вот и дал ей в руки оружие, которым она неустанно пользуется.

Он как раз собирался проверить последнюю письменную работу, когда кто-то застучал в раму затянутой сеткой двери слишком сильно, раздраженно и нетерпеливо. Со своего места Ли увидел только вздувшиеся на коленях серые брюки и кусок белой рубашки.

Пока он, отодвинув стул, собирался встать, дверь распахнулась и посетитель вошел — коренастый мужчина, толстый, но с худым лицом и впалыми скулами, что странно не вязалось с объемистым туловищем. Фетровая коричневая шляпа с залоснившейся от пота ленточкой сдвинута на затылок. Грушевидный нос прочерчивала сеть красных прожилок, резко выделявшихся на синевато-бледном лице. Вокруг маленьких голубых глазок — отеки и темные пятна. Через согнутую левую руку перекинут снятый пиджак. Левая кисть в белой грязной перчатке явно была протезом. Массивные черные туфли покрыты пылью, а походка тяжелая, неуклюжая.

Это мог быть пронырливый коммивояжер-неудачник. Или тип, болтающийся по барам, затевая задиристые, неумные споры. Но тревожный звоночек в подсознании, сопровождавший его с детства, зазвучал в полную силу. Подавив тревогу, Ли сухо спросил:

— Что вам угодно?

— Вы Бронсон?

Ли кивнул. Мужчина, вытащив и раскрыв бумажник, поднес удостоверение:

— Кифли. Из отдела по надзору.

Усевшись без приглашения в плетеное кресло, отдышался и, сдвинув шляпу еще На сантиметр дальше, сообщил:

— Каждый день обещают, что станет прохладней. Что последняя волна жары вот-вот схлынет. А все по-прежнему.

— Вы пришли из-за Дэна?

Кифли посмотрел на него с жесткой, ленивой снисходительностью, под которой скрывалась циничная насмешка:

— Из-за кого ж еще? В этой семейке есть еще одна черная овца? Может, я что-то упустил?

— Я думал, он на попечении Ричардсона…

— Ага, был у Рича, теперь — под моим надзором. Так-то, Бронсон. Еще четыре месяца назад, до несчастья с рукой, я был полицейским. Один несовершеннолетний сопляк, стащив у брата военную сорокапятку, решил ограбить магазин самообслуживания. Только подвернулся счастливчик Кифли, схлопотал пулю в руку, и ее так раздраконило, что уж никто не смог спасти. Возможно, вы читали об этом.

— Кажется, вспоминаю. Того парня вы убили, да?

— Получил от суда оправдание, новый стол в отделе по надзору и протез. Раз я был полицейским, мне передали самые трудные случаи. Так я и получил под надзор вашего брата Дэнни. Когда вы видели его в последний раз?

— Мне нужно подумать, мистер Кифли. Я приехал сюда после того, как выпустили под условный надзор. Было это в мае нынешнего года. А потом мы виделись дважды. Последний раз в июле, могу назвать точную дату — двадцать пятого.