Мир оранжевой акварелью - Елена Саринова

— Зоя.

— Ну что, Потап?

— А давай вместе махнем подальше?

Вот я даже сейчас растерялась: еще секунду назад толкала в сумку из ящика комода вещи, а теперь замерла с зажатыми в руке…

— Потап. Я не могу, — произнесла в тишине.

— Почему? Все дело в нем? В этом Заче?

— Угу. Он шел меня выручать, а теперь сам страдает. А ты иди, Потап. А то, как бы мне и тебя не пришлось… выручать.

— Ясно… — глухо буркнул парень. — Там окошко внизу ненадежное — камни в кладке расшатаны. Но, дождись темноты. А теперь выходите обе. Я за вами снова дверь закрою.

— Хорошо, — разворачиваясь, кивнула я. — Люса! Давай вперед и тихими переулками, а если что: делай вид, будто шнурок на туфле развязался. Я — следом.

— Так у меня сандалии и на застежках, — тоскливо выдала та.

— Ну… будто, монету ищешь, — подтолкнула я ее к двери. И в последний раз обвела свою сумрачную комнатку глазами — да уж некогда толком прощаться. Да я и не умею…

В дороге до нужных складов два раза вышла заминка. Сначала из-за вечернего посещения портового охранника с ключом. Его Люса развернула быстро, сославшись на мою «протестную голодовку». Потом, уже на самом подходе к порту, женщина, вдруг, бросилась на «поиски» в пыли. Да так убедительно, что, колыхающийся навстречу по переулку пьянчуга (из-за которого заминка и вышла), галантно пристроился рядом. Та попыхтела-попыхтела кормой вверх, да и наддала помощнику под зад. После чего, он понесся своей дорогой (едва не присоединившись теперь уже ко мне в кустах акации), а мы, через несколько секунд, своей. И дальше, уже не останавливаясь.

Задней же стены одноэтажной портовой каталажки, облезлой и пахучей, я достигла уже в одиночестве и в сумерках, «накрывшись» ими сверху, как мутно-синим плащом. И, вспугнув с кучи мусора на углу парочку котов, аккуратно пошла по траве вдоль стены, в узком промежутке меж ней и высоким дощатым забором… Где там это окно? И где здесь вообще окна?

В итоге искомое обнаружилось почти на противоположном углу здания. И я сначала долго сбоку от него прислушивалась, от старания высунув язык. А потом, плюнула и тихо позвала:

— Зача… Зача.

— Чего тебе, сумасшедшая?

— О-ой!

— Тихо, — сквозь приглушенный смех, выдал мне узник с той стороны мерцающего камерного огонька. Я же праведно возмутилась с прежней диспозиции:

— Это я, «тихо»? А зачем ты меня пугаешь?

— Скучно мне.

— Что?

— Надоело слушать твое однообразное сопение за окном… Зоя.

— А?

— Ты чего пришла то? — тусклый огонек вовсе потух. Перекрылся мужской фигурой, занявшей целиком узкий оконный проем. Я отважилась и ответно заглянула вовнутрь:

— Тебя спасать пришла.

— Да ну? — весело удивился Зача. — Вот же какая молодец.

— А ты можешь без иронии?

— Сложно, — скривился парень. — Но, я попробую: Зоя, я — не принцесса в башне. А ты — не бродячий подстаканник. У тебя даже коня нет. Кстати, а где он?

— Кто? — от неожиданности выдала я.

— Люса.

— Я ее сюда не пустила. Она в антураж своим ярким нарядом не вписывается. И вообще, Люса — не конь. И я сама сегодня уже была принцессой. С почти рыцарем. А ты… да просто, хам, — а потом вспомнила про свою «важную информацию». — А ты знаешь, что это окно — ненадежное?

— Знаю. Проверил, когда удивился второй решетке на нем.

— Это как? — прищурилась я в перекрестья между нами.

— Очень просто. Видно, на днях поставили. Еще раствором попахивает с моей стороны, — беспечно пояснил мне узник. Я же совсем растерялась:

— Зача, а как же я тебя тогда…

— Спасешь?

— Угу. Погоди, мне надо подумать.

— Да не надо тебе думать, — хмыкнул тот, ухватившись за свежеводруженную преграду. — Я сам уже все придумал: есть средство надежное, много раз проверенное.

— Какое? — заерзала я в траве.

— Какое?.. Наклонись ко мне поближе.

— Ну?

— Поцелуй. Если ты, конечно, дотянешься.

— Угу, рукой, так точно, — отпрянув, выдала я.

Зача, оторвавшись от решетки, почесал затылок:

— Так я и знал. Ну, хоть пообещай. Может, все ж, сработает.

— Клянусь, — торжественно отсалютовала я. — Зача, а если серьезно? Что будем делать?

— Ждать, Зоя.

— Чего?

— Исполнения аврального плана. И я думаю, уже недолго. У нас с Арсом система обоюдно отработана.

— С Арсом? Так ему же сюда нельзя?

— На то он и авральный, — многозначительно скривился Зача. — Погоди ко, — и, вдруг, исчез из виду. Я же настороженно замерла в стороне от окна. Но, как вновь не старалась, кроме собственного старательного же сопения ничего расслышать не смогла.

Но, зато, два светлых силуэта в высоких фуражках, перекрывшие разом оба прохода, разглядела превосходно.

— Зача… Зача!

— И что же тебе дома то не сидится, Зоя? — почти дружески поинтересовался у меня местный начальник. — Может, сама отсюда выйдешь? — раздвинул он в ухмылке усы, но, вдруг, напрягся. — Двил, а, ну-ка, подержи девушку. Я — к крыльцу.

Второй охранник, загребающий траву с дальней от меня стороны, удвоил скорость. Но нашу «встречу» опередили:

— Зоя, в сторону уходи!

— Тебе же сюда никак нель…

— В сторону, я сказал!

Пришлось нырять прямо под руку брату в тот миг, когда он замахивался своей флибустьерской саблей на вылетающего из-за угла мужчину. И я сначала трусливо отползла вдоль стены. И даже уши ладошками прихлопнула. А потом, вдруг, распахнула глаза: «Нет. Буду здесь до конца. И смотреть — до конца. А то, в прошлый раз сбежала. И что случилось?»

Понемногу, вместе со зрением и слухом ко мне вернулась способность оценки действительности и я сначала пялилась на идущий невдалеке бой, а потом смогла осознать, что Арс дерется отменно. А еще оценила братское «благородство» (навершием по макушке вместо острия в живот). А чуть позже, когда тот, подхватив меня за руку, пихнул в ближайшие от коновязи кусты, смогла разглядеть и численное, почти равное соотношение бьющихся противников. И хоть до этого подобной картины не видела, она, все ж, показалась мне странной. Ведь ни одна из сторон не издавала воинственных воплей или криков о помощи. Будто для тех и других это было ниже достоинства. А еще через пару минут в помощь Арсу и трем матросам с «Крачки» из распахнутой двери выскочил Зача:

— Где Зоя?! Где…

— Я здесь! — пришлось мне отзываться.

— Вот там и сиди! — а то я не знаю? — Эх, хобьи рыла, цапли портовые! Саблю свою некогда искать! — спрыгнул он с крыльца, разбавляя задорным криком тоскливый скрежет металла…

Еще через несколько минут с защитниками местной каталажки было покончено: их, во главе с собственным начальником, связали, «законопатили» рты и волоком стянули в бывшую камеру Зачи. Я же покинула свои кусты чуть раньше, когда увидела, как Арс, зажав левой рукой предплечье правой, опускается на крыльцо. Но, Зача, руководящий «отгрузкой», меня с воплями опередил: