Следуя высшему замыслу - Алексей Аникин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анугиразус растворился подобно пустынному миражу, оставив меня наедине с самим собой.
«Да уж, любитель ты, Анугиразус, загадывать загадки, – подумалось мне. – Ну и ничего, разгадаю».
А ведь небо над солнечным лугом – прекрасное место для первого полноценного полёта!
Глава 3. Второй урок Анугиразуса
Космический бой выглядит совсем не так, как показывали в старом кино. На деле это явление либо чрезвычайно долгое и скучное, либо чрезвычайно быстрое и неожиданное. Ни тебе гигантских космических кораблей, едва обшивками не касающихся друг друга в суровом бою, ни тебе абордажных челноков с сотнями десантников, ни тебе множества пушек по бортам, как у фрегатов семнадцатого века.
Реальность оказалась всё же реалистичнее выдумки как талантливых, так и бесталанных творцов далёкого прошлого. Законы физики, военная доктрина, расстояние боя – всё это вносило свою лепту в набор вооружений. Не было никаких пушек на бортах, планирующих бомб, мин. Лазеры, ракеты, торпеды, радиоэлектронная борьба – вот что было.
Наш корабль стоял возле сторожевой станции, ждал, пока два сопровождающих нас эскадренных торпедоносца отразят нападение вездесущих лацертианских пиратов. Врагов было четверо, корабли примерно того же типа, что и наши. Бой был бы неравный, не будь экипажи наших боевых кораблей отлично выучены.
У нас паники не было. Явление это обычное, на самом деле. Народ уже давно привык. В конце концов, даже если вдруг эсторносцы уничтожат, побитый враг ни за что не уничтожит сторожевую станцию. Я вынес свой разум далеко за пределы корабля и пытался на расстоянии ощущать все возмущения в вакууме.
– И что ты чувствуешь? – спросила Света, лежавшая рядом со мной.
– Лазеры, ракеты, торпеды. Всё как обычно. Ничего нового. Всё идёт одновременно и быстро, одновременно и очень медленно. Скукота.
– Но зачем тогда ты смотришь? Неужели ты что-то видишь за те многие десятки тысяч километров?
– Нет. Но я чувствую. Чувствую, как возмущаются щиты каждому попаданию, чувствую, как торпеды пробивают в них бреши, как рвут на части обшивку, сеют пожары, собирают лацертианскую жатву, разрывая их на части, ломая им кости…
– Вить, у тебя кровь, – испуганно сказала Света. – Из глаз.
Я цокнул языком.
– Чёртова анугирская физиология. Вытри кровь, пожалуйста. Похоже, мне не стоит столь подробно описывать то, что я чувствую. Дракону-карателю это нравится.
«Нет, не анугиру, которого ты называешь драконом-карателем, – заговорил Анугиразус. – Он, без сомнения, тоже был бы рад. Но эта мысль твоя, и именно ты получаешь потаённое удовольствие».
«Удовольствие? С чего ты это решил?»
«В тебе бушует ненависть. Ты ненавидишь врага. Ты рад тому, что враг умирает. Кто-то мгновенно, кто-то в страшных муках – но тебе не сильно важно. Ты удовлетворён, когда чужое тело испускает дух, а разум устремляется в пятый мир-измерение».
«Ты прав лишь в слове «удовлетворён». Да, я и правда удовлетворён, что эти убогие ящерицы, не построившие государства аж за сотни лет космического существования, никому больше не навредят. Я, однако, радуюсь, не мучениям, а жизням, спасённым от их чешуйчатых лап».
«Но разум твой говорит мне, что ты рад их мучениям. Нити разума, которыми я искусно могу играть, никогда не обманывают».
«Не манипулируй мной, Анугиразус. Мой разум состоит из трёх частей, мне это давно известно. Если треть моего разума чему-то там и радуется, остальные две трети вполне себе спокойны. Я не собираюсь потакать ей. Буду честен, я был бы рад даже избавиться от неё».
«Впервые вижу, чтобы кто-то так рьяно отказывался от своей уникальной сущности. Знаешь, что бывает с существами, которые живут без трети мозга?»
«Ничего хорошего, я уверен. Но суть ведь не в этом. Мне мерзка сама ваша философия – жестокая, беспощадная, человеконенавистническая. Как мне нужно относиться к тем, кто ненавидит меня всем сердцем? С любовью? С трепетом? С уважением, да? Я же до сих пор чувствую, как эта треть разума хочет сожрать меня только лишь потому, что я человек».
«Жди нашего следующего урока, Чудов. Мне больше нечего тебе сказать. Не поймёшь».
– Ты нахмурился, Вить, – сказала Света. – К тебе опять приходил Анугиразус?
– Да. Намеревается дать мне очередной урок. Видимо, хочет, чтобы я уверовал в то, что анугирская треть вовсе не хочет меня убить.
– А разве она пытается?
Разум продолжал висеть в космосе, но тело рефлекторно чуть поёжилось. Это был не мой рефлекс, чужой. И означал он призыв сказать правду.
– Нет, – ответил я честно. – С тех пор, как я возродился, не пытается. Абдоцерий погиб тогда вместе со мной. Но кровь дракона-карателя всё равно радуется тому, чему нормальный я радоваться бы не стал. У неё другая суть. Та, которую я не хочу принимать.
– Я бы тоже не стала принимать дар дракона-карателя. Любой, особенно завязанный на их крови. Нужно искать способ бороться с этим наваждением.
– Знаю. Но будет тяжело бороться с тем, что сидит у тебя в самой подкорке.
– Давай лучше поговорим о другом. Чего нам обсуждать столь нервные темы?
– Так и поступим. Что у тебя на уме?
Света немного поразмышляла.
– А помнишь, как мы с тобой обсуждали наше семейное будущее? О том, как мы оба изъявили желание иметь двух мальчиков? Я размышляла над этим. И пришла к выводу, что хочу родить их не в обличии человека, а в обличии драконицы.
Виду я не подал, но мысленно такое желание на мгновение повергло меня ступор.
– С чего вдруг?
– Знания моей второй сущности подсказали, что организм русской драконицы гораздо лучше приспособлен для вынашивания детей и родов, чем человеческий. Хочешь поведаю?
– Валяй. Может, аргументы и правда будут значимые.
– Тогда слушай. Во-первых, важно отметить удивительную выносливость и высокий болевой порог благодаря выработанной сотнями миллионов лет эффективной гормональной системе. По сути, драконица почти не замечает ни беременности, ни самих родов, ей не
