Свой против своих - Фридрих Незнанский

Сержант Сыромятников, дежуривший в вечер двойного убийства на Кутузовском, дал примерное описание внешности преступника: среднего роста, крепкого телосложения. Даже отсюда можно понять, что высокий, худощавый Стебельков слеплен из другого теста. Да и вряд ли станет бизнесмен выполнять работу киллера. Ему проще заплатить, чем рисковать самому. Сразу устанавливать за ним наблюдение, выявлять связи бессмысленно. Сначала нужно позондировать почву, поговорить. Может, там такое алиби, что и уцепиться не за что.

Стебелькова он застал поздно вечером. Тот искренне удивился звонку следователя. По телефону Алексей Михайлович не стал называть причину своего интереса, чем заинтриговал туалетного короля. Отвечая на вопрос, когда они смогут встретиться, Сергей Николаевич сказал:

— Чем раньше, тем лучше.

Договорились, что утром Стебельков заедет в городскую прокуратуру.

Бизнесмен опоздал и долго извинялся:

— Это для меня новый маршрут, и я не ожидал, что будет такое количество пробок.

Услышав о гибели Сурманинова, Сергей Николаевич сочувственно вздохнул:

— Ужасно, что творится. Молодой человек — и вдруг на тебе. — Он сделал паузу, после чего спросил: — А я-то тут при чем?

— Следов на месте преступления осталось мало, поэтому мы проверяем все связи убитого.

— Ну тогда вы обратились не по адресу. Наши связи давно оборваны. Мы уже несколько лет не общались.

— Что послужило причиной вашей ссоры?

— Причиной послужило то, что Максим хотел стать совладельцем фирмы, а не наемным работником.

— Почему вы не хотели этого?

— А чего ради я должен делиться с ним?! Я и так ему хорошо помог, он, не ударив палец о палец, получал у меня приличные деньги. Где бы он столько еще заработал! Максим упирал на то, что, пригласив меня в свой кооператив по производству наклеек для ранцев, он сразу сделал меня совладельцем. Мол, поступил так из дружеских чувств, для поддержания хороших отношений. Но ведь это были другие масштабы. Уверен, владей он сетью общественных туалетов, тогда бы он меня совладельцем не сделал. Это даже технически сложно, нужно переоформлять тьму-тьмущую бумаг.

— А зачем он стремился стать совладельцем?

— В том-то и дело, что незачем! — в сердцах воскликнул Стебельков. — Это была просто блажь. Деньги он и без того получал хорошие, будучи моим заместителем. Но ему не хватало престижности, хотелось где-нибудь небрежно бросить: вот, мол, у меня есть свой бизнес.

— Не получилось?

— Не получилось. Я старался по мере сил и возможностей объяснить ему почему.

— В результате Сурманинов уволился?

— Да.

— Скажите, перед уходом он угрожал вам?

— Вы так спрашиваете, — улыбнулся Сергей Николаевич, — будто это меня убили, а не Максима. Я вам скажу, что после его ухода я вообще с ним не виделся и даже по телефону не разговаривал.

Курточкин задумался, постукивая ручкой по столу. Потом спросил:

— Один из его соседей по Лучинску сказал, что Сурманинов якобы готовил какой-то свой бизнес. Вы что-нибудь слышали об этом?

— Первый раз слышу.

— Что-нибудь предполагаете?

— Нет.

— Насколько мне удалось узнать, когда-то вас связывали общие интересы.

— Только не слишком оригинальные, — с мрачным видом хмыкнул Сергей Николаевич. — Тогда многие бросились в бизнес, все это не от хорошей жизни. Вот и мы также, еще работая на заводе, в свободное время приторговывали всякой мелочовкой: сначала солнечными очками, потом фотографиями бодибилдеров. Очень хорошо пошел антисептический индийский крем.

— Как вы наткнулись на столь экзотический товар? — спросил следователь. Ему это действительно было интересно.

— Случайно. Ехали на электричке в Москву и увидели, каким бешеным спросом тот пользуется. Разузнали, что такой есть у единственного дистрибьютора — индийца, жившего в гостинице «Севастополь». У него одна баночка стоила тридцать центов. Мы с Максимом решили продавать по три доллара. Кстати, крем был действительно неплохой. Но недолго музыка играла — конкуренты напустили на нас бандитов, и… — иллюстрируя человеческую беспомощность перед непреодолимыми обстоятельствами, он развел руки в стороны, — бизнес развалился.

— Бывшая жена Сурманинова говорила, что одно время он занимался ремонтным бизнесом.

Стебельков поморщился, как это делают люди, когда им напоминаешь о чем-нибудь неприятном:

— И в эту авантюру мы вместе ввязались. И тоже все продолжалось недолго.

— Вы же, кажется, не специалисты.

— А мы придумали хитрый трюк. Давали два объявления: в одном приглашали на работу маляров, штукатуров, плиточников. В другом — брали заказы на проведение ремонта. Одно время как-то выкручивались, сбивали конкурентам цены, чтобы завоевать клиентов. Потом случилась пара накладок, стало попахивать крупными неприятностями, и мы еле ноги унесли.

— Ну а туалеты?

— А что — туалеты?

— Вроде бы, — следователь замялся, — не самое престижное занятие для молодых людей.

— Бизнес же не обязательно лежит в сфере интересов человека. Поверьте, ни меня, ни Максима общественные туалеты в детстве не интересовали. По большому счету, мне и сейчас на них плевать. Я как каторжный занимаюсь этим, потому что дело прибыльное, и благодаря ему я могу покупать дорогие книги, домашнюю утварь, путешествовать, то есть делать все то, что мне по-настоящему интересно. Думаю, Сурманинов тоже не все делал для души. Во всяком случае, я помню, когда-то мы с ним разговаривали про работу охранников. Тогда такая профессия только появлялась. Так Максим смеялся над ними. Говорил, что если каждый человек возьмет себе по охраннику, то половина людей будет работать, другая половина — охранять их. А если пойдет мода брать по два-три охраннника, то вообще работающих станет гораздо меньше. В принципе же он такое занятие презирал. Считал это недостойной работой для молодых, здоровых людей. И вот надо же, как жизнь распорядилась. Сам стал таким.

Глава 11 Владимир Михайлович

Днем Турецкий позвонил Владимиру Михайловичу Преснякову. Когда он сообщил тому о гибели бывшей жены, собеседник самым что ни на есть обыденным тоном ответил:

— Если вы ожидаете, что при этом известии я в ужасе схвачусь за голову, зальюсь горючими слезами и стану, суча ножками, кататься по полу, то совершенно напрасно. Тамара причинила мне очень много зла. Однако это вовсе не означает, что расправился с ней таким изуверским способом именно я, — поспешно добавил он. — Надо полагать, она у многих в печенках сидела.

— Вас никто и не подозревает, — успокоил его следователь. — Просто имеется предельно мало следов, поэтому мы используем всякую возможность, чтобы установить круг знакомств Тамары Афанасьевны, найти любую зацепку.

— Помогу чем смогу.

— Вы кто по специальности?

— Писатель, журналист.

— О! Значит, вы наблюдательный человек. Сумеете ярко охарактеризовать людей из ее окружения.

Александр Борисович был совсем не против того, чтобы Пресняков зашел к нему прямо сегодня. Однако писатель оказался человеком тяжелым на подъем. И побриться ему нужно, и переодеться, и ждет важного звонка с телевидения по поводу сценария для новогодней программы. На завтрашнее утро и то согласился через пень-колоду, все норовил прийти после обеда.

— Кстати, завтра во второй половине дня состоятся похороны Тамары Афанасьевны. Вы пойдете?

— На это я могу ответить вам словами своего великого коллеги Марка Твена. Однажды его спросили, придет ли он на похороны какого-то человека. Писатель ответил: «Я занят и прийти не смогу. Но с одобрением отношусь к этому мероприятию».

Турецкий даже удивился — чем же можно довести человека до подобного отношения. По словоохотливости Владимира Михайловича догадался, что спрашивать об этом излишне — сам расскажет.

Пресняков оказался немолодым, плохо выглядящим человеком. Очевидно, он вел малоподвижный образ жизни, редко бывал на воздухе. Судя по коричневатым пятнам на пальцах правой руки, заядлый курильщик. Похоже, и выпить не дурак: мешки под глазами, нос в красно-синих прожилках. Однако выражение лица очень ироничное и живое. Владимир Михайлович работал в сатирическом жанре, поэтому многие его высказывания были весьма язвительными. Правда, его ехидство было беззлобным, чувствовалось, ему нравятся люди, о которых он рассказывает, и лишь профессиональная склонность заставляет высмеивать все подряд.

— Перед тем как идти на наше тайное свидание, я долго думал, чем могу быть вам полезен, — начал он, — и пришел к неутешительному выводу, что значительными сведениями о жизни своей бывшей жены не располагаю.

— О значительных речи не идет, — успокоил его Турецкий. — Нам бы получить какие-нибудь штрихи к портрету.