Удивительные приключения барона Мюнхгаузена - Готфрид Август Бюргер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после того, как я одержал такую блистательную победу над двумя свирепыми врагами, появился мой друг, чтобы узнать, почему я отстал от него.
После взаимных приветствий и поздравлении мы принялись измерять крокодила и установили, что он имеет в длину ровно сорок парижских футов и семь дюймов.
Как только мы рассказали губернатору об этом необычайном приключении, он выслал телегу и нескольких слуг, приказав привезти обоих зверей к нему домой. Из шкуры льва местный скорняк изготовил мне кисеты для табака, из которых я несколько штук преподнес своим знакомым на Цейлоне. Остальные я по возвращении в Голландию подарил бургомистрам, которые собирались преподнести мне за них тысячу дукатов — подарок, от которого мне с трудом удалось уклониться.
Из крокодила сделали самое обыкновенное чучело, составляющее сейчас одну из главных достопримечательностей амстердамского музея. Человек, которому поручено водить по музею посетителей, рассказывает им историю этого крокодила. При этом он, правда, допускает всевозможные добавления, которые сильно расходятся с истиной. Так, например, он утверждает, что лев проскочил через крокодила и как раз собирался улизнуть через заднюю дверь, но мосье, знаменитый во всем мире барон (так он обычно величает меня), отсек вылезшую наружу львиную голову, а вместе с головой — еще и три фута хвоста крокодила.
— Крокодил, — продолжает иногда рассказчик, — не остался равнодушным к утрате своего хвоста: он повернулся, вырвал у мосье из рук охотничий нож и проглотил его с такой яростью, что нож пронзил сердце чудовища, после чего оно мгновенно лишилось жизни.
Мне не к чему говорить вам, милостивые государи, как неприятна мне наглость этого негодяя. Люди, плохо знающие меня, смущенные такой ложью, могут в наше склонное к скептицизму время усомниться в правдивости рассказов и о моих действительных подвигах, что в высшей степени обидно и оскорбительно для благородного кавалера, дорожащего своей честью.
Второе морское приключение
В 1776 году я сел в Портсмуте на английский военный корабль первого ранга, направлявшийся в Северную Америку. Корабль был вооружен сотней пушек, и экипаж состоял из тысячи четырехсот человек. Я мог бы здесь, правда, попутно рассказать и о том, что мне пришлось испытать в Англии, но оставлю это до другого раза. Об одной истории, которая представляется мне удивительно занятной, я все же мимоходом упомяну. Однажды я имел удовольствие увидеть короля, когда он с большой помпой направлялся в парламент. Кучер с необычайно внушительной бородой, в которой тщательно был вырезан английский герб, с торжественным видом восседал на козлах и, хлопая бичом, выбивал столь же искусное, сколь и четкое «Georg Rex»[28].
Что касается нашего морского путешествия, то с нами не приключилось ничего особенного до тех пор, пока мы не оказались на расстоянии примерно трехсот миль от реки святого Лаврентия. Здесь корабль вдруг со страшной силой ударился о какой-то предмет, который мы приняли за скалу. При этом, опустив лот на глубину пятисот саженей, мы не могли нащупать дно. Но еще более удивительным и даже непонятным было то, что мы потеряли руль, сломался бугшприт, все наши мачты расщепились сверху донизу, а две из них даже полетели за борт.
Бедняга матрос, который в это время как раз убирал большой парус, отлетел на три мили от корабля, раньше чем свалиться в воду. Если он уцелел, то только благодаря тому, что во время полета ухватился за хвост северного гуся, и это не только облегчило его падение в воду, но и дало ему возможность, пристроившись на спине этой птицы, или, вернее, между шеей ее и крылом, плыть вслед за кораблем до тех пор, пока наконец не удалось подобрать матроса.
Сила толчка была так велика, что всех людей, находившихся в межпалубных помещениях, подбросило к потолку. Моя голова при этом была вбита в желудок, и потребовалось несколько месяцев, пока она заняла свое обычное положение.
Мы еще не пришли в себя от удивления и состояния полнейшей растерянности, когда все эти непонятные явления внезапно объяснились: на поверхности воды показался огромный кит, который, греясь на солнце, как видно, задремал. Чудовище было весьма рассержено тем, что мы осмелились его обеспокоить, и ударом своего хвоста не только сорвало часть обшивки, но и проломило верхнюю палубу. Одновременно кит ухватил зубами главный якорь, который, как полагается, был намотан на руль, и протащил наш корабль по меньшей мере миль шестьдесят — считая по шести миль в час.
Бог ведает, куда бы он увлек нас, если бы, на наше счастье, не порвалась якорная цепь, благодаря чему кит потерял наш корабль, но зато и мы лишились якоря.
Когда полгода спустя, возвращаясь в Европу, мы снова очутились в этих водах, мы натолкнулись в нескольких милях от прежнего места на мертвого кита, который покачивался на волнах, и длиной он был, — чтобы не соврать, — по меньшей мере в полмили. Так как мы не могли погрузить на борт сколько-нибудь значительную часть такого огромного животного, мы спустили шлюпки и с большим трудом отрубили ему голову. Какова была наша радость, когда мы обнаружили не только наш якорь, но еще и сорок саженей якорной цепи, которая забилась в дупло гнилого зуба слева в его пасти.
Это было за всю поездку единственное происшествие, достойное внимания.
Но погодите! Я чуть не забыл упомянуть об одной подробности. Когда кит в первый раз отплыл, таща за собой корабль, судно получило пробоину, и вода с такой силой хлынула в дыру, что работа всех наших насосов не могла бы и на полчаса отсрочить нашу гибель. К счастью, я первый обнаружил беду. Пробоина была большая — примерно около фута в диаметре. Я испробовал всевозможные способы, чтобы заткнуть ее. Но все было напрасно! В конце концов я все же спас прекрасный корабль и весь его многочисленный экипаж. Меня осенила счастливейшая мысль. Как ни велика была пробоина, я всю заполнил ее моей дражайшей частью, даже не снимая для этого штанов, и ее хватило бы даже и в том случае, если бы пробоина была вдвое шире. Вас это не удивит, милостивые государи, если я скажу вам, что я и по
