Контрадикс по пятницам - Светлана Тулина

Была халва!..

— Какой может быть «Старлайн», когда у нас под самым носом тарелки шастают?! Шпаги наголо! К бою готовсь! Даёшь облаву на инопланетных монстров! Залька, пни его, а то до утра не проснётся. Паяльник тебе и Сашка подержит, а нас труба зовёт… Чак, это твоя сумка? Вот и славненько, вот и чудненько… Всем пока! Чак, скажи всем «Пока»!

— Фсем пока…

Залька смотрела задумчиво, даже от паяльника оторвалась.

— Странная ты какая-то последнее время. Ничего рассказать не хочешь?

За дверь Милка буквально выпрыгнула.

Чак запутался было в рукавах куртки, а потом попытался надеть рюкзак незастёгнутым клапаном вниз, но Милка была настороже, и эту его попытку пресекла в зародыше.

Чак сказал спасибо, принял перевёрнутый в надлежащее положение рюкзак, запустил в него руку по локоть и радостно вывернул содержимое прямо на лестницу. После чего сказал: «Ой…»

Чак — это Чак.

Милка смотрела, как Чак сгребает обратно в рюкзак какие-то коробочки, баночки, кассеты, ручки, бумажки, календарики и прочую, совсем уже неопознаваемую и изрядно потёртую дрянь. Помогать ему бесполезно — начнёт смущаться и торопиться, и опять всё уронит, проверено. Пусть лучше сам…

— Фот! Я ше помню, што они кте-то… смотри, я тепе покасать хотел…

Это были пробники — не больше кредитной карточки, чёрно-белые, неоформленные. Как всегда, отменного качества. Чак даже пробники делал так, что их в любой редакции брали без звука. Толстенькая такая стопочка — успел нащёлкать, однако, шустрый мальчик.

Они напоминали игральные карты. Милка перетасовала стопку. Потом — ещё раз, уже медленнее.

Царапнула ногтем глянец.

— Прафта, хорошенький?

Ага.

Конечно.

Хорошенький.

И, что характерно, очень узнаваемый.

Классический такой, серебристенький, словно из двух тарелочек склеенный.

— Перфый рас я слутшайно уфиттел. Не снал ешщё. Хорошо, што я пес аппарата не выхошу, прифышка. Фот и снял. Фот эта фотка, фитишь? На сатнем плане — рекламный щит, ехо потом упрали. Я каштый тень потом прихотил, ф расное фремя. На фсякий слутшай. Осопо не натеялся, но фсё-таки штал. И тоштался! Ф пятнитсу, снофа, ф то ше фремя, минута ф минуту. Фот эти, фитишь? Стесь уше нет рекламноко шщита, ф срету упрали… а фот эти — ешще тшерес нетелю. Токта я потумал, што, наферное, она только по пятнитсам прилетает, и перестал тешурить в трухие тни. А это — на прошлой нетеле, фитишь, листья потшти тшёрные? Это потому, што они уше красные! На плёнке так фсехта, отшень красифо, прафта?..

Они сидели под самым мостом, на тяговой балке у одной из опор. В месте крепления балка шла почти горизонтально, и Милка давно облюбовала это местечко. Во всяком случае, две крашеные зелёной масляной краской широкие доски были сюда притащены и аккуратно уложены поверх железобетонной и не очень-то полезной для долгого сидения балки именно ею. Как и несколько обтянутых упаковочным пенопропиленом кирпичей, из которых получились отличные подлокотники.

Балка была компромиссом.

Тарелка всегда возникала в одном и том же месте, выныривая из-под моста, над самой водой. Последний раз Чак пытался проследить её с другой стороны, до того, как она окажется под мостом. Он поставил камеру на автоматический режим съёмки — по одному кадру каждые две секунды.

И получил триста отличных снимков сосен на противоположном берегу Енисея. Самое обидное, даже слегка прозевал — тарелка, как ни в чём не бывало, снова вынырнула с другой стороны моста и полетела себе вниз по течению. Он и заснять-то успел только потому, что двигалась она очень медленно.

Исчезала тарелка тоже всегда в одном и том же месте — в полукилометре ниже по течению. Там когда-то была стройплощадка, до сих пор напоминающая о себе грудами строительного мусора и штабелем железобетонных плит. Милка настаивала на том, чтобы обосноваться на плитах. Чак вообще не собирался покидать моста.

Сошлись на золотой середине.

И вот теперь сидели на балке. Давно сидели — Чак всегда приходил заранее.

Время от времени наверху проносились машины. В сторону пригорода — чаще. Оно и понятно, вечер пятницы, заморозков на выходные не обещано, вот люди и стараются урвать последние теплые денёчки. Легковушки лишь шелестели. Иногда проезжали тяжёлые многотонники, гудя мотором на низких частотах, и тогда опоры моста отзывались вибрацией — если прижаться спиной, мелкая дрожь пройдёт по всему позвоночнику, до самых кончиков пальцев, словно от низкочастотного электрического разряда.

Милка любила это место за тишину и отстранённость, приглушённые звуки пролетающих над головой машин и странное состояние отгороженности. Ей повезло — она обнаружила его в тот день, когда вернулась в город, обожжённая и выжатая до звенящей прокалённой сухости. Она бы наверняка сорвалась тогда и натворила бы какой-нибудь фигни. Человек делает массу глупостей, если некуда ему сбежать.

Но посидев до вечера под мостом и основательно промёрзнув, делать глупости она расхотела.

— Скоро уше. Фосемь минут осталось. Ты потершишь фспышку? Я хотшу её саснять в покофом осфешщении.

Она взяла маленькую коробочку вспышки, оттянула её влево, как он просил — на всю длину проводов. Чак был старомоден даже в этом, и предпочитал пользоваться именно проводными соединениями. Провод метра полтора, но даже такой разнос даёт вполне отчетливую боковую тень. Что ж, дело его, кому как удобнее. Помнится, на мастер-классе по фото-делу одна дамочка демонстрировала снимки, сделанные при помощи спичечного коробка. И неплохие, между прочим. Так что Чак с его отрицанием цифровых и тсионовых камер ещё вполне себе ничего…

— Ну, фот… — сказал Чак тихо и очень удовлетворенно.

И нажал кнопку.

Милка обернулась одновременно с этими словами, поняв, что смотрела не туда и проворонила… левую руку она при этом по-прежнему держала на отлёте, оттягивая чёрную коробочку как можно дальше, и поэтому вспышка не ослепила, брызнув нереальной яркостью откуда-то чуть ли не из-за спины. Только при этой вспышке стало понятно, как же под мостом темно. А сейчас с беспощадной стерильностью высветились все неровности сварочных швов на растяжках, каждая пожелтевшая травинка на склоне и каждый сантиметр идеально гладкой поверхности пролетающего мимо золотистого диска…

Золотистого.

Он был невероятно близко — метра четыре, ну пять, отсилы. И — немножко выше той балки, на которой они с Чаком сидели. Он пролетел уже, неторопливо удаляясь — Чак тоже слегка стормозил. Плёнка у него чёрно-белая, как всегда. И на ней этот диск тоже будет выглядеть серебристым…