Корабль-призрак - Фредерик Марриет

— Я вижу, я чувствую и благодарен тебе за это, — оправдывался Филипп. — Прости меня за вспыльчивость. Но подумай, ведь моя тайна не принадлежит мне. Богу не было угодно, чтобы я никогда не узнал о ней, она разрушила все мои надежды.

Филипп замолчал. Подняв глаза, он увидел, что Амина смотрит на него все так же изучающе.

— Хочешь прочесть мои мысли или выведать тайну, Амина? — спросил юноша.

— Твои мысли? Может быть. Твою тайну? Конечно нет! — отвечала Амина. — Хотя я, конечно, жалею, что она так сильно мучает тебя. Это, должно быть, ужасная тайна, если она растревожила такую душу, как у тебя, Филипп.

— Откуда ты черпаешь такую невиданную силу, Амина? — молодой человек направил разговор в другое русло.

— Обстоятельства делают человека сильным или слабым, — отвечала девушка. — Кто привык к опасностям и невзгодам, тот не боится их!

— И где же ты познала их? — продолжал расспрашивать Филипп.

— У себя на родине. Но не здесь, в этой сырой, промозглой стране.

— Ты можешь доверить мне свою историю, Амина? Если хочешь, я и ее сохраню в тайне.

— Ты уже доказал, что умеешь хранить тайну, несмотря на все мои старания выведать ее, — отвечала, улыбаясь, Амина. — Кроме того, у тебя есть все основания узнать историю той, чью жизнь ты защищал. Я не буду рассказывать тебе всего, но и того немногого, о чем смогу поведать, наверняка окажется достаточно.

Мой отец служил уборщиком кают на торговом судне. Корабль захватили мавры, и отца продали в рабство то ли знахарю, то ли врачу. Отец показался мавру порядочным человеком, он обучил его врачеванию и сделал своим помощником. Через несколько лет отец уже не уступал своему учителю, но, будучи рабом, не мог работать самостоятельно. Тебе известна безудержная алчность моего отца. Он стремился стать таким же богатым, как его господин. Чтобы получить свободу, он принял мусульманскую веру, женился на арабской девушке, дочери одного вождя, которого он вылечил от тяжелой болезни, и осел в стране. Родилась я. Слава отца росла, и он очень разбогател. Неожиданно сын шаха, которого он лечил, скончался у него на руках. Начались гонения, его жизнь оказалась под угрозой, и он мог спастись только бегством. Оставив все свое состояние, он вместе с матерью и со мной бежал к бедуинам, среди которых мы потом прожили несколько лет. Там я и привыкла к жестоким схваткам, внезапным нападениям, необходимости скрываться, беспощадным кровопролитиям. Но бедуины почти не платили отцу за его услуги, а его же кумир — золото! Узнав, что шах, от которого отец скрывался, умер, мы возвратились в Каир, и отец опять занялся врачебной практикой. Он стал копить и вновь разбогател так, что вызвал зависть правителя. К счастью, отец своевременно узнал о его происках. Мы снова были вынуждены бежать, сумев прихватить с собой лишь немного наличных денег. На маленьком суденышке мы благополучно достигли берегов Испании. Моему отцу никогда не удавалось долго владеть своим богатством. Прежде чем мы попали в эту страну, его трижды грабили, и теперь, вот уже три года, он копит снова. В Мидделбурге мы прожили лишь один год и затем переселились сюда, в Тернёзен. Вот и вся моя история, Филипп.

— Твой отец все еще исповедует мусульманскую веру, Амина?

— Я не знаю, но думаю, что вообще не исповедует никакой веры. Во всяком случае, меня он ни в какую веру не посвящал. Его Бог — деньги!

— А твой? — спросил Филипп.

Девушка бесхитростно отвечала:

— Мой Бог — это Создатель этого прекрасного мира и всего того, что в нем есть. Бог природы, или как ты его еще там называешь. Я так представляю себе его, Филипп, и едва ли хотела бы знать больше. Есть разные религии, но все они в конце концов ведут к небесному царству, только разными путями. Твоя вера, Филипп, — христианская. А что, она самая истинная? Так утверждают и другие, считая, что их вера самая истинная.

— Христианская вера — единственная истинная вера, Амина! — вставил юноша. — Ах! Если бы я мог все открыть тебе! У меня есть такие веские доказательства…

— Доказательства, что только твоя вера истинная? — прервала его проницательная девушка. — А разве тогда не твоя ли обязанность предъявить эти доказательства мне? Или ты связан торжественной клятвой никогда не оглашать их?

— Нет, не связан, — отвечал Филипп. — Но в то же время у меня такое ощущение, будто я ею связан. Но тихо! Я слышу голоса. Наверное, пришел твой отец с судебными исполнителями. Мне нужно спуститься к ним.

Филипп ушел. Амина взглядом проводила его.

«Возможно ли это? — спросила она себя, приглаживая рукой свои волнистые волосы. — Неужели все так быстро? Да, да, это так! Я чувствую, что сумею разделить с ним его тайную боль, невзгоды и опасности. Даже умереть вместе с ним я предпочту счастью с кем-то другим! Это мое твердое решение! Отец должен перебраться в дом Филиппа уже сегодня вечером. Надо все подготовить к переезду».

Судебные исполнители занесли в протокол показания Филиппа и доктора Путса, осмотрели трупы, среди которых они опознали двух бандитов. Мертвецов унесли. Минхер Путс и Филипп вернулись к Амине.

Было бы утомительным рассказывать обо всем ходе переговоров о переселении. Наконец доктор согласился с доводами Амины и Филиппа, но главной причиной послужило все-таки то, что ему не нужно было платить за жилье. После обеда скарб доктора был перевезен в дом Филиппа, но железный ящик они доставили на новое место, лишь когда стемнело. Закончив все дела, они поздним вечером отправились на покой.

Глава шестая

— Значит, это и есть та самая комната, которая так долго была заперта? — промолвила Амина, зайдя в нее ранним утром. Филипп все еще спал крепким сном. — Да, она действительно выглядит так, будто ее никогда не открывали.

Амина переводила взгляд с предмета на предмет, разглядывая вещи. Птичьи клетки бросились ей в глаза.

— Так, значит, здесь его отец явился матери, — продолжала она размышлять вслух. — Хм, возможно. Филипп же говорил, что у него имеются доказательства. А почему дух не может явиться? Будь Филипп мертв, я была бы рада, если бы он явился мне, я бы еще раз увидела его! Что же такое я говорю? Неверные губы, выбалтывающие сокровенную тайну души! Стол опрокинут. Похоже на то, будто все происходило в спешке. Шкатулка тоже опрокинута, все ее содержимое разбросано, словно мышки растаскали его. Все же есть что-то торжественное в том, что так много лет ни одно живое существо не переступало порога этой комнаты! Все выглядит так неестественно и поэтому, наверное, так тягостно действует на душу. Меня не удивляет, что Филипп связывает со всем этим какую-то тайну. Однако не надо оставлять комнату в таком состоянии, лучше придать ей жилой вид.