Генерал Конфедерации из Биг Сура - Ричард Бротиган

Табачный обряд Ли Меллона выглядел так: когда у него не оставалось больше ни табака, ни надежды добраться до него через любой из доступных каналов табачной реальности, Ли Меллон отправлялся пешком в Горду. Естественно, денег, чтобы купить табак в магазине, у него не было, и он шел по обочине шоссе. Предположим, сначала он двигался со стороны гор Санта-Лючия, выискивая по краю дороги окурки и складывая их в бумажный мешок.

Иногда он находил целую россыпь бычков, похожую на грибную поляну в заповедном лесу, иногда от одного чинарика до другого приходилось идти целую милю. В этом случае, когда он находил, наконец, окурок, на его лице вспыхивало радостное шестизубое изумление. В других краях это называлось бы улыбкой.

Иногда, пройдя полмили и не найдя ни единого сигаретного бычка, он впадал в депрессию, и тогда ему представлялось, что он никогда больше не найдет ни одного окурка, а так и будет идти и идти до самого Сиэттла, ни один бычок не попадется ему на обочине шоссе, потом он повернет на восток и дойдет до Нью-Йорка, будет искать на дороге окурки, но так ничего и не найдет. Ни одного распроклятого бычка до самого края американской мечты.

До Горды было пять миль. Добравшись до места, Ли Меллон поворачивал обратно и шел по тихоокеанской стороне дороги. Океан сыпал свой пепел на песок и скалы. Бакланы толкали крыльями воздух. Киты и пеликаны творили то же самое с Тихим океаном.

Как неистовый Бальбоа (28), шел Ли Меллон по самому краю западного мира — пять миль до наших будок — находя то там, то здесь изгнанников табачного королевства.

Вернувшись домой, он садился у огня, доставал собранные сигаретные бычки и вытряхивал их на газету маленькими кучками. Затем смешивал весь табак, делил, смешивалделилсмешивалделилсмешивалделил и высыпал то, что получилось, в пустую жестянку.

Табачный обряд Ли Меллона выполнялся регулярно, по увлекательности его можно было сравнить с высоким искусством, а курение становилось висящей в легких прекрасной картиной.

Ли Меллон был последней мыслью, с которой я уснул, размазавшись ласковой нежной тенью вокруг Элайн. Ли Меллон рассыпался, как табачная крошка.

Снова Уилдернесс

Утром я проснулся, солнце светило в стекло, но Элайн в спальном мешке не было. Я стал оглядываться… где? И сразу увидел, как она склоняется над кусками мотоцикла. Одежды на ней не было, и вид круглой попы вернул мне веру в прогресс.

— Это мотоцикл, — сказала она себе. Она походила на наседку, уговаривающую цыпленка не разваливаться на части.

— Это мотоцикл, — повторила она. Негодный цыпленок! Куда ты подевал свою голову!

— Привет, — сказал я. — Хорошо смотришься.

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

— Я просто решила взглянуть на мотоцикл. Ему чего-то не хватает, — сказала она.

— Ага, похорон, — сказал я. — Мотоциклетного гроба, прощальных слов и траурной процессии на дороге в Марблтон (29). У тебя красивые грудки, — сказал я.

Солнце заглядывало в окно, и комната наполнялась запахом горячего мотоцикла — так, словно мотоцикл был чем-то вроде бифштекса.

Порцию мотоцикла с черным хлебом, пожалуйста.

Что вы будете пить, сэр — бензин?

Нет. Нет. Пожалуй, не стоит.

Элайн прикрыла грудь руками. Вид у нее стал смущенным.

— Угадай, кто я?

— А кто ты?

Она дернула головой и улыбнулась.

Боковым зрением я заметил, как что-то шевелится. По дорожке к будке шел Ли Меллон. Я махнул ему рукой, чтобы он лез обратно в дыру кухонной стены.

Ему не хотелось уходить. Он стал жестикулировать, изображая поедание завтрака и сопровождая движения мимикой, которая была призвана показать, как это вкусно. Завтрак был шикарный: жареная свинина, яйца, картошка и свежие фрукты.

Из-под ног Ли Меллона выбежал кролик. Ли Меллон его не заметил, кролик спрятался в кустах и теперь таращился оттуда, прижав к голове уши. Прекрасному утру в Биг Суре явно не хватало Алисы.

— Так вот ты кто, — сказал я Элайн. Она опустила голову… да. Завтрак растворялся. Руки больше не закрывали грудь, тело слегка изогнулось и подалось вперед.

Я замахал Ли Меллону руками — «ИДИ К ЧЕРТУ», и он медленно ретировался в дыру кухонной стены — свою неизменную страну чудес, Уилдернесс.

Свинский аллигатор

Когда мы отправились завтракать, начался дождь. Свет прятался в туче, словно артиллерийский огонь, а теплый дождь шел прямо из света. Тридцать градусов неба над Тихим океаном превратились в огромную армию — Потомакскую армию под командованием генерала Улисса С. Гранта. Ли Меллон кормил свининой аллигатора. С ним была Элизабет.

— Симпатичные аллигаторы, — улыбнулась она; зубы ее были рождены из лунного света, а темнота ноздрей казалась выточенной из агата.

— Кушай свинину, — сказал Ли Меллон, проталкивая кусок мяса аллигатору в горло. Аллигатор сидел у него на коленях. Аллигатор сказал:

— ГРОЛ! — опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп! — При этом кусок свинины торчал у него из пасти.

Элизабет держала на коленях второго аллигатора. Ее аллигитор ничего не говорил. И из пасти у него ничего не торчало.

Она излучала нежность так, словно ее кожа светилась изнутри. Ее красота приводила меня в отчаяние.

— Привет, — сказал я.

— Привет, Джесси.

Она меня помнила.

— Это Элайн, — сказал я.

— Привет, Элайн.

— ГРОЛ! — опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп! — сказал аллигатор с торчащим из пасти куском свинины.

Ничего не сказал мудрый аллигатор Элизабет, ибо знал, что кроткие аллигаторы унаследуют царствие земное.

— Есть хочу, — сказал я.

— Еще бы, — сказал Ли Меллон.

На Элизабет было простое белое платье.

— Что у нас на завтрак? — спросила Элайн.

— Картинная галерея. — ответил Ли Меллон.

— Я раньше не видела здесь аллигаторов, — сказала Элизабет. — Они симпатичные. Для чего они вам?

— Купать лягушек, — сказала Элайн.

— Для компании, — сказал Ли Меллон. — А то мне скучно. Аллигаторы — это музыка.

Его аллигатор сказал:

— ГРОЛ! — опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!

— Твой аллигатор похож на арфу, — сказала Элизабет, и стало ясно, что это действительно так — из ее слов вырастали струны.

— А твой аллигатор похож на чемодан с губными гармошками, — сказал Ли Меллон по-собачьи льстиво — из его слов вырастал свист, которым подзывают псов.

— Хватит аллигаторов! — сказал я. — Кофе у вас есть?

Они засмеялись. В голосе Элизабет была потайная дверь. За этой дверью пряталась другая, а за ней еще одна. Все двери были очень красивыми и вели из нее наружу.

Элайн посмотрела на меня.

— Пошли варить кофе, — сказал я.

— У нас есть кофе, — сказал Ли Меллон. — Вы меня не слушаете.

— Я принесу, — сказала Элайн.

— Я с тобой.

— Хорошо, — сказала она.

Огромная темная туча повернулась по часовой стрелке еще на несколько градусов, и сильный порыв ветра стал трепать будку. Ветер напомнил мне битву при Азенкуре (30) — он летел в нас, точно стрелы из воздуха. Ах, Азенкур: красота, и этим все сказано.

— Я положу в огонь полено, — сказал я. БУМ! Я стукнулся головой. Кофе превратился в две белых чашки, черные внутри и снаружи, как ночь.

— Если хватит, я тоже выпью кофе, — сказала Элизабет. К двум другим добавилась третья белая чашка, черная внутри и снаружи.

— Давай завтракать, — сказал кто-то. Предположительно, я. Я вполне мог сказать что-либо подобное, потому что очень хотел есть.

Свинина и яйца были вкусными, как и жареная картошка, как и очень вкусный клубничный джем. Ли Меллон завтракал с нами во второй раз.

Он вытащил кусок мяса из аллигаторовой пасти, и теперь аллигатор превратился у него в обеденный стол, на который он поставил тарелку.

— Пожарь мне этот кусок, — сказал Ли Меллон. — Его уже как следует отбили.

Аллигатор больше не говорил «ГРОЛ! — опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!». Обеденные столы не говорят таких слов.

Уилдернесс. Хайку аллигатор

Шел сильный дождь, и ветер гудел в дыре кухонной стены, как армия Конфедерации: Уилдернесс — тысячи солдат, марширующих милю за милей по диким просторам — Уилдернесс!

Элизабет с Ли Меллоном ушли в другую будку. Им нужно было о чем-то поговорить. Мы с Элайн остались держать аллигаторов. Мы не возражали.

6 мая 1864 года. Смертельно раненый лейтенант падает на землю. Проваливаясь сквозь черный ход в память, из отпечатков его пальцев вырастает мраморная глыба. И пока он лежит здесь, величественный, словно сама история, в тело вонзается новая пуля, заставляя его дернуться, как тень на движущейся картине. Возможно, это «Рождение Нации» (31).

Обычно оно сидит в огороде