В гостях у Берроуза. Американская повесть - Александр Давидович Бренер

лежала чёрная кошка с порванным ухом.

Она посмотрела на меня как на подонка.

Я не посмел её погладить.

Я направился в ванную, чтобы принять душ (я взмок, бегая по улицам в поисках Лоретты).

Ванная в доме Берроуза пахла кошачьей мочой, как и всё остальное.

После смерти Брайона Гайсина кошки стали единственными существами на этой планете, которых уважал Берроуз.

Он говорил, что кошки научили его лучшим человеческим чувствам.

Например, сочувствию и отзывчивости душевной.

Он считал, что кошки утончают даже самую толстокожую душу.

В сущности, Берроуз в свои последние годы предпочитал компанию кошек всем людям, включая Грауэрхольца.

Я читал где-то, что он рыдал при мысли, что его кошки могут быть уничтожены ядерным взрывом.

В своей книге «The Cat Inside» Берроуз пишет, что его любимые кошки умели исполнять роли самых дорогих ему людей из прошлой жизни, у которых он хотел попросить прощения: его матери, его жены Джоан, его отца, Джейн Боулз, его сына Билли…

Берроуз исповедовался перед кошками и извинялся за свои стародавние проступки.

«Они живые, дышащие существа, а контактировать с другим существом всегда печально, потому что ты видишь ограниченность, боль, страх и смерть в финале. Это и есть контакт, – пишет Берроуз. – Это то, что я чувствую, когда прикасаюсь к кошке и замечаю, что по лицу у меня текут слёзы».

2

Я толкнул дверь ванной и… увидел Патти Смит: она мочилась, присев над унитазом.

Её чёрные джинсы были спущены, обнажив массивные колени.

Она мочилась громко и мощно, как лошадь.

Патти Смит – легендарная крёстная мама панк-рока, поэтесса, певица, писательница и мемуаристка. – Эй! – сказала она. – Здесь занято, buddy.

Я, конечно, растерялся.

Подумал, что ошибся.

Неужели сама Патти?

Патти Смит в доме Берроуза – вот так удача!

3

Я отправился на кухню.

Там была рыжая кошка.

Она что-то ела из миски.

Я тоже проголодался, но не нашёл ничего съестного.

Я сел в кресло, сплошь покрытое рыжими и белыми кошачьими волосками.

Персональное кресло Берроуза (на колёсиках) пустовало.

Я думал: «Патти Смит! Сама Патти!»

Я предвкушал авантюру.

4

И тут появился Берроуз – в сопровождении Грауэрхольца.

Они только что вернулись из Канзас-сити.

Берроуз ездил в тамошнюю больницу за дозой метадона.

Он был на метадоновой программе.

Он крикнул:

– Кушать! Хочу кушать!

Грауэрхольц тут же засунул хлеб в тостер.

Берроуз съел яйцо всмятку и два тоста с арахисовым маслом.

И выпил большую чашку сладкого чая.

А потом пару раз пыхнул джойнтом.

Я не помню, что он сказал мне тем утром.

Кажется, только одно:

– Хочу покакать.

Сказал – и вышел.

5

И вдруг вошла Патти Смит, уже успевшая натянуть на себя чёрные джинсы.

Грауэрхольц нас познакомил.

– My name is Patti, – сказала Патти.

Она хотела знать, откуда я родом.

Она слышала об Алма-Ате, о Казахстане.

Она даже знала слово ЮРТА.

6

Втроём – с Патти Смит и Грауэрхольцем – мы позавтракали: тосты и кофе.

Я, конечно, млел и нервничал в присутствии Патти.

И поэтому не мог наслаждаться своим тостом.

А Берроуз всё не появлялся.

Зато появилась толстая серая кошка.

Почему-то она шла на подогнутых лапах, так что её живот волочился по полу.

Грауэрхольц сказал:

– Когда кошки чего-то боятся, они бегут с животами, волочащимися по полу.

Патти спросила:

– А чего она боится?

Грауэрхольц ответил:

– Она не любит чужих в доме.

Я подумал, что это замечание относится ко мне, и напрягся.

Патти сказала:

– Некоторые люди тоже от фрустрации распускают брюхо.

7

Что было потом, я не помню.

Кажется, мы вдвоём с Патти Смит сидели в холле и листали журналы: Guns and Ammo, Soldier of Fortune, American Handgunner.

И вдруг она сказала:

– Извини. Я никогда не закрываю дверь в туалете. Это у меня с детства.

Я не знал, что ей ответить.

Я даже не знал, как мне к ней обращаться: миссис Смит или просто Патти.

Она сказала:

– Люди полагают, что мочиться и какать – очень интимное дело. Very, very private. Но я так не считаю. В пятнадцатом веке в Париже люди справляли нужду в любом общественном месте. Просто снимали штаны и задирали юбки на улице или в парке. Не только плебеи, но и аристократы. Были даже короли, принимавшие послов, сидя на золотом горшке и пукая, как кони.

Мы оба рассмеялись.

У Патти Смит были очень ровные белые зубы.

На её чёрной мужской рубахе красовалась брошь из белого металла: бабочка с человеческой головой (кажется, это была голова Артюра Рембо – боготворимого ею поэта).

Вдруг она сказала:

– Зови меня Патти. Значит, ты русский художник из Казахстана. Я люблю русских. Я недавно читала русского поэта по имени Клюев. Ты его знаешь?

– Да, – сказал я. – Знаю.

– How did he die? – спросила Патти.

– He was killed by Stalin.

– Ох! – сказала она. – Сталин! That fucker!

Вдруг я увидел острые маленькие волоски, растущие в углах рта и на подбородке Патти.

Я подумал: «Она уже бабушка. Или ведьма?»

Но тут появился Берроуз.

8

На нём была та же зелёная куртка, а на голове помятая шляпа.

В руке он держал чёрную элегантную винтовку.

– Hi, Patti, – сказал он.

– Good morning, William, – сказала Патти. – Как ты поживаешь?

– Всё в порядке, – сказал Берроуз. – Только все мы должны кардинально измениться.

– My name is Patti Smith, – сказала она. – Куда мне от этого деться?

– Heh, heh, heh, – сказал Берроуз. – Who lives will see, my dear.

Грауэрхольц подал ему стакан с кока-колой и водкой.

– Американо-русский антивирус, – хмыкнул Берроуз. – America Libre.

Он выпил и сморщился, словно глотнул рыбьего жира.

– Ну что, пойдём делать искусство? – спросил он, дёрнув губами.

И мы пошли практиковать GUNSHOT PAINTINGS.

9

Было чудесное утро.

Мы – я, Патти Смит, Джеймс Грауэрхольц и Берроуз – вышли во двор, обнесённый высоким забором.

Там было очень красиво: трава, цветы, густая листва – и могилы кошек.

Берроуз хоронил своих любимцев под окошком спальни.

В саду всё было готово для художественно-стрелкового сеанса: перед маленьким гаражом стоял стенд с укреплённым на нём картоном; три жестяных банки с краской покоились на треножнике перед стендом. – Умеешь стрелять? – обратился ко мне Берроуз. Я сказал, что посещал секцию стрельбы, когда учился в школе, но меня выперли оттуда за