Обратный отсчет в Родезии - Жерар Вилье

Хотя и целомудренно упрятанная в застегнутую до верха кофту, ошеломительная грудь телефонной барышни Объединенной методистской церкви весьма способствовала обращению заблудших овец в истинную веру. В отличие от большинства чернокожих женщин, она не носила бюстгальтера. Два полушария твердой плоти выпирали под коричневым нейлоном сорочки, бросая горделивый вызов законам тяготения.

За телефонным пультом рядом со входом виднелись лишь ее голова и грудь. Барышня обладала высоким выпуклым лбом, тонкими чертами лица и красиво очерченным ртом. В ореховых, несколько навыкате глазах застыло высокомерное выражение.

— Доброе утро, сэр! — прощебетала она. — Чем могу быть полезна?

— Я хотел бы встретиться с преподобным Согвалой. Я к вам из миссии в Шикоре, где виделся с одним из его друзей.

Выражение антилопьих глаз не изменилось.

— Сейчас узнаю, может ли он вас принять. Ваше имя, сэр?

Она взяла его визитную карточку, переговорила на своем родном языке с незримым собеседником и положила трубку.

— Преподобный Согвала примет вас, сэр. По коридору, последняя дверь налево.

Отсутствие одного резца во рту преподобного Согвалы, как, впрочем, и рубашечка в оранжевых цветочках весьма вредили благолепию слуги Божия. Только бородка да очки придавали ему некоторую интеллигентность.

Чувствовалось, что собеседник Малко держится настороже. В молчании он выслушал рассказ о происшедшем с Джимом Гейвеном, но, судя по всему, не испытал особой радости, узнав, что ЦРУ просит его помощи. Преподобный Согвала обнаруживал признаки сильного беспокойства.

Он указал Малко на дерматиновый чемоданишко, стоявший в углу.

— Меня могут арестовать в любую минуту, достаточно господину Яну Смиту вообразить, что я представляю общественную опасность. Восемь лет в тюрьме я уже отсидел. Но конец уже близок...

В спокойной речи священника не звучала ненависть. Малко завел разговор о плане «Ист Гейт», но чернокожий покачал головой.

— Мне ничего не известно. Но если к власти придут люди с той стороны, случится великая беда. Они ведь все безбожники, враги Бога. Они перебьют всех белых. Я постараюсь что-нибудь разузнать. Только нужна крайняя осторожность. Никаких разговоров по телефону.

Совершенно очевидно, преподобному Согвале не терпелось поскорее спровадить Малко. Он проводил его до маленькой прихожей, сказав на прощание:

— Надеюсь когда-нибудь встретиться с вами в свободном Зимбабве, где по-прежнему будут жить белые. Мы не собираемся ни убивать, ни изгонять их. Мы хотим лишь части их богатств...

Телефонистка с важным видом внимала им. Малко пришло в голову, что ей с ее прелестями не составило бы ни малейшего труда разбогатеть в любой цивилизованной стране. Преподобный Согвала подошел к столику, на котором стояли стеклянные страусики.

— Если кто-нибудь придет к вам с такой игрушкой, исполните в точности все, что вам скажет этот человек. Мне не хотелось бы частых встреч с вами. Люди из госбезопасности не любят, когда мы ведем разговоры с иностранными журналистами. До скорого свидания.

— До скорого.

Малко вышел на обсаженную акациями Моффет-стрит. Странная, однако, церковь. Работников Объединенной методистской церкви, кажется, больше занимала политика, нежели проповедование слова Божия. Теперь ему стала понятна откровенная неприязнь белых родезийцев к иностранным миссионерам. Несмотря на внешнее спокойствие Солсбери, чернокожих в галстуках, в стране разворачивалась война не на живот, а на смерть, которая могла завершиться лишь поражением белых...

Но как втолковать это людям, страшившимся лишиться всего, бежавшим из других африканских стран — Замбии, Руанды, Мозамбика?

Дождь кончился. Нескончаемые дожди этого времени года действовали угнетающе. Стояла невыносимая духота. Малко тревожило, удалось ли Особому отделу установить личность того, кто ускользнул от него субботним вечером. Если допрашивали портье «Мономатапы», то он, наверное, сообщил, что позднее возвращение Малко не имело к политике ни малейшего отношения...

Мысли его обратились к предстоявшему ужину с Дафной Прайс. Он отправлялся в самое логово врага, но в подобных обстоятельствах зачастую выяснялись любопытные вещи.

Глава 9

— Они приходили сотнями, и мы убивали их сотнями. Если к нам припожалуют тысячи, мы будем убивать тысячами!

Дафна Прайс заговорила вдруг в полный голос, в ее глазах появился возбужденный блеск, лежавшая на скатерти рука судорожно сжалась. Малко поразила неожиданно происшедшая в ней перемена. До тех пор она говорила мягко, почти ласково, так что Малко с трудом мог поверить, что она причастна к убийству Эда Скити. Сидевшая за соседним столиком пара одобрительно улыбалась.

Ресторан «Коссак» по Семенс-стрит был почти пуст. Час назад она приехала за Малко, необыкновенно элегантная в костюме из шелка, к которому она надела серебристые чулки. Усевшись за стойкой бара, она так высоко скрестила ноги, что показался краешек кремовой резинки. Было отрадно сознавать, что цивилизация достигла и Солсбери.

Часть дня Малко провел в кабинетах различных министерств, стараясь собрать там какую-нибудь информацию. Но вряд ли таким способом ему бы удалось что-либо разузнать о плане «Ист Гейт». Чтобы успокоить Дафну Прайс, Малко вновь налил ей полный бокал южноафриканского вина. Они распивали уже вторую бутылку. Чернокожие официанты почтительно и безмолвно обслуживали их, храня на лицах непроницаемое выражение.

— Видимо, вам не удастся справиться с террористами, если им будут помогать кубинцы, — предположил Малко.

— Да, конечно, но еще не проведена мобилизация, а мы в состоянии поставить под ружье 40 000 человек, треть из которых — чернокожие, надежные на сто процентов.

— Не исключено, что они не всегда будут надежны.

Дафна Прайс перегнулась через стол. От выпитого вина ее лицо порозовело, глаза заблестели. Ее рука легла на руку Малко. Ей ужасно хотелось убедить его.

— 28 апреля премьер-министр назначил четырех министров и шестерых помощников государственного секретаря. Все черные. У нас нет больше правительства, угнетающего чернокожее население.

Малко промолчал. И АНК, и зарубежное сопротивление единодушно осудили поступок Яна Смита, ибо все десять черных, включенных в правительство, были племенными вождями, назначенными правительством на должность и получающими от него жалованье, то есть лицами наемного труда.

Словно угадав его мысли, Дафна Прайс спросила вдруг:

— Вы когда-нибудь слышали о дозоре при Шингани?

— Нет, — признался Малко.

— В 1894 году, когда начиналась колонизация, войска королевы Виктории сражались с матабеле. На той стороне Замбези черные воины окружили кавалерийский дозор — тридцать трех рядовых с офицером. Врагов были тысячи. Им предложили сдаться, но они отказались, застрелили лошадей и дрались до последнего патрона.

Голос ее дрогнул.

— В живых не осталось никого. Позднее матабеле сказали так: «Это были храбрецы. Увидев, что смерть близка, они запели».

Она осушила еще один бокал вина.

— Дозор при Шингани, — повторила она глухо. — Это родезийцы. Мы умрем, но не сдадимся.

Грудь Дафны Прайс дышала порывисто, в черных глазах, впившихся в Малко, отразилось какое-то мучительное волнение. Она все же овладела собой, но, по-видимому, ценой огромного напряжения.

— Хочу крем-какао!

Малко пришло в голову, что если он не будет мешать ей пить, возможно, она кое о чем и проговорится. Она выпила принесенный бокал одним духом.

— Хочу еще!

Наклонившись к Малко, она промолвила:

— Коли вы журналист, надо писать правду, помочь нам. Мы нуждаемся в помощи всех.

— Потому вы и ужинаете со мной?

Она качнула головой:

— Нет.

Пролетел ангел и поспешил скрыться, напуганный смрадом греховности. Когда Дафна Прайс приехала за Малко, она протянула ему руку как абсолютно незнакомому человеку, как если бы в ее памяти совершенно изгладилось происшедшее между ними в самолете.

Второй бокал опустел через десять секунд.

— Идемте отсюда, — предложила она внезапно.

На выходе из ресторана они столкнулись с двумя чернокожими, шедшими навстречу. Когда они отошли, Дафна зло прошипела:

— Они теперь не те! В прежнее время они сошли бы с тротуара.

Мозг Малко работал с предельной скоростью. Рядом с Дафной Прайс у него было впечатление, что он пытается вскрыть сейф, начиненный взрывчаткой. В ее руках был ключ, но как навести ее на разговор, не выдав себя?

— Может быть, заедем еще куда-нибудь выпить но стаканчику? — предложил он. — В Солсбери есть дискотека?

Дафна Прайс покачала головой.

— Так, ерунда. Едемте лучше ко мне.

Они катили по Севенс-стрит — широкой прямой улице, лежащей между казарм, парков и роскошных особняков. По пути Дафна показала Малко белые чугунные ворота, на которых висел замок.