Жизнь других людей - Шейла Нортон

– И это говоришь мне ты?

– Прости, – шепчет она мне вслед.

По дороге к автобусной остановке меня догоняет Мартин.

– Это они тебя послали? – мрачно спрашиваю я.

– Нет.

– Полагаю, ты тоже участвовал в этом спектакле? Тебя ведь прихватили для ровного счета. Чтобы отвлечь меня.

– Нет.

– Я тебе не верю.

– Тебя можно понять. Но я понятия не имел, что Фэй не рассказала тебе про Нила. Я и не знал, что они делают вид, будто только что познакомились. Господи, Бет, разве не видно, что это не так?

Конечно же, это было видно, думаю я, вспоминая случившееся. Я чувствую себя полной идиоткой. Как я могла не заметить? Они же не отрывались друг от друга.

– В любом случае, ты свое дело сделал. С ними я никуда больше не пойду и быть для них прикрытием не намерена. Значит, ты тоже свободен.

Мы подходим к автобусной остановке. Я смотрю на него.

– Вот и все. Будь здоров.

– Разве мы с тобой тоже должны поссориться? – спрашивает он.

– Но мы ведь совершенно не знаем друг друга. Нас просто использовали.

– У меня нет такого чувства, но мне жаль, что все так вышло. Нил пригласил меня сходить с ним и с его девушкой в бар, чтобы познакомиться с ее подругой Бет. Если бы ты мне не понравилась, во второй раз я бы с ним не пошел.

Подходит мой автобус.

– Фэй – не его девушка, – резко говорю я. – Она замужем.

– Я знаю. Но я не духовный отец Нила. Я всего лишь его друг.

– Тогда, возможно, тебе следует поразмыслить, что такое друг, – наставительно говорю я, поднимаясь в автобус. Я сажусь на свободное место, не глядя в окно.

Не помню, как дошла домой от автобусной остановки. Сама не своя от обиды и злости, я хожу взад-вперед по квартире, хлопая дверями. Мне хочется рвать и метать, но какой в этом смысл? Вместо того чтобы портить собственные вещи, мне следовало бы выяснить отношения с Фэй. Надо бы позвонить ей прямо сейчас и потребовать объяснений; пусть извинится за то, что врала мне и использовала нашу дружбу, пусть обещает, что прекратит встречаться с Нилом, и наши отношения станут такими, как прежде.

Но я не могу позвонить ей, потому что сейчас она с Нилом, со своим приятелем, который появился у нее еще до Рождества, – то есть они знакомы не меньше двух месяцев, а может, и больше. Как давно они встречаются? Полгода? Год? Но рассказать мне о нем она не сочла нужным. А завтра дома будет Саймон, и при нем мы не сможем поговорить. Если мы начнем спорить, он услышит и спросит, что случилось, а как бы то ни было, я не могу допустить, чтобы он узнал, что Фэй ему изменяет.

Я не могу позвонить ей еще и потому, что наши отношения уже никогда не станут такими, как прежде. Что бы я ни сказала, что бы ни сказала она, былого не вернуть. Да мне это и не нужно. Все равно я ей больше не верю. Я не желаю ее видеть и не хочу с ней разговаривать. Я не хочу, чтобы она присматривала за моей дочерью.

Я хлопаю дверью спальни и сбрасываю туфли. Одна падает на кровать. Меня подмывает желание поехать к Фэй прямо сейчас и забрать Элли. Но это приведет лишь к тому, что мы поссоримся с Элли, и она никогда не простит мне, что я испортила ей удовольствие от ночевки у Лорен. И что я скажу Саймону? Все это отдает ребячеством.

Я ничего не могу сделать.

Меня трясет от злости, я чувствую себя подавленной и беспомощной.

Швырять и ломать собственные вещи бессмысленно.

Я не могу думать ни о чем другом, но поделиться не с кем.

Я надеваю кроссовки и куртку и выхожу на улицу. Я обегаю вокруг квартала один раз, потом второй, бегу все быстрее. Я не в лучшей форме, и во время второго круга я начинаю задыхаться и чувствую резь в боку, но не останавливаюсь до самого дома. Я открываю дверь, выпиваю две чашки воды, принимаю горячий душ и ложусь в постель.

Примерно в час ночи звонит телефон. Я считаю звонки. Двадцать пять. Я набираю оператора, и мне называют номер Фэй. Внезапно меня охватывает паника – вдруг что-то случилось с Элли. Она заболела, произошел несчастный случай, она упала с кровати или подавилась во время ночного пиршества, а я лежу и считаю звонки.

Но если бы она заболела, они привезли бы ее домой.

Если бы произошел несчастный случай, они позвонили бы снова из больницы.

Примерно час я лежу с открытыми глазами. Мне хочется, чтобы телефон зазвонил снова. Мне хочется снять трубку и набрать номер Фэй.

Когда он звонит снова, я вздрагиваю от неожиданности. Он опять звонит двадцать пять раз, но я не отвечаю. Больше он не звонит.

Понедельник

Я привожу Элли в садик пораньше, чтобы не встречаться с Фэй.

– Где Лорен? – в тревоге спрашивает дочка, обводя взглядом комнату, и дергает себя за волосы.

– Она скоро придет. Поиграй пока с другими девочками. Смотри, вон Кэти и Кара.

– Не хочу. – Она сует в рот палец, а другой рукой цепляется за мой рукав.

– Ты большая девочка, – выговариваю я, – а ведешь себя как маленькая. Тебе скоро в школу. Лорен не всегда будет рядом.

– Лорен тоже пойдет в школу! – Ее глаза наполняются слезами, и меня охватывают смешанные чувства – вины и досады. Почему я позволила ей так привязаться к одной-единственной подруге? Это было ошибкой. Мне это было просто и удобно, а теперь у нее столько проблем.

– Ну конечно, Лорен тоже пойдет в школу, – говорю я, стараясь, чтобы меня не слышали воспитательницы. Они сразу поймут, что я плохая мать, которая подрывает веру ребенка в себя. – Но там будут и другие дети. Попробуй подружиться с кем-нибудь еще. А вдруг Лорен однажды не придет в школу?

– Тогда я тоже не пойду в школу! – заявляет Элли, продолжая сосать палец.

– Иди сюда, Элли! – окликает ее Пэт, воспитательница, тем особым певучим голосом, которым всегда разговаривают няни, воспитательницы, учителя воскресных школ, вожатые скаутов и многодетные матери. Она решительно идет к нам, протягивая руку Элли, чтобы забрать ее у никуда не годной матери и передать на попечение профессионалов.

– Идем, ты ведь обычно не капризничаешь!

При этом она сочувственно улыбается мне – дескать, ничего страшного, что поделать, если ты такая неумеха, уж с нами-то она плакать не станет.

– Пойдем слепим что-нибудь из пластилина и отпустим мамочку на работу. Вот умница, хорошая девочка. До свиданья, мамочка!

Я поспешно и благодарно прощаюсь и бегу к машине. Я трогаюсь с места и вижу, что к садику подъезжает Фэй. В зеркало заднего вида мне видно, как она выходит из машины и смотрит мне вслед. Я не останавливаюсь.

С Фэй я не разговаривала с пятницы.

Я понимаю, что это не решает проблемы, это ребячество и рано или поздно с этим придется что-то делать. Но сейчас я не готова к этому. И не хочу делать первый шаг.

Когда утром в субботу я приехала за Элли, Фэй еще спала. Саймон говорил шепотом и заставлял девочек ходить на цыпочках, чтобы не будить ее. Он держал на руках Джека и предлагал ему то сок, то печенье, чтобы тот не плакал и дал Фэй отдохнуть, ведь он день и ночь не дает ей покоя и она заслужила передышку.

В нормальном состоянии я не имела бы ничего против. Ей приходится нелегко, она присматривает за моим ребенком и за двумя собственными детьми и успевает содержать в порядке дом и сад, при этом Джек не дает ей ни сна, ни отдыха. Но я знала, что она устала не от детей. Она устала веселиться в ночном клубе и обниматься со своим дружком. И еще оттого, что ночью безуспешно пыталась дозвониться мне.

Я от души поблагодарила Саймона за то, что он возился с детьми и позволил им устроить очередной ночной пир, забрала Элли и уехала. Весь день звонил телефон. Я не снимала трубку, а когда звонки прекращались, набирала оператора. Один раз позвонила мама, и я сказала ей, что не ответила сразу, потому что была в ванной. Остальные три раза мне назвали номер Фэй, но я не стала ей звонить. После третьего раза она оставила свои попытки.

Приехав в Сельский домик, я на время забываю о собственных неприятностях. Дверь открывает Луиза, она в джемпере, волосы подвязаны шарфом. До сих пор я видела ее только в деловых костюмах и с макияжем, когда она собиралась на работу. Сейчас под глазами у нее круги, а в уголках глаз – морщины, которых я не замечала раньше.

– Проходи, Бет, – говорит она усталым голосом.

Я неожиданно для себя обнимаю ее, и она благодарно прижимается ко мне. Я чувствую, что она сглатывает комок в горле, стараясь не расплакаться.

– Спасибо, что пришла, – говорит она, пытаясь улыбнуться, и убирает под шарф несколько выбившихся прядей. – Извини, что у нас такой беспорядок.

Я прохожу в холл. В этом доме было обычным делом спотыкаться о вещи, которые валялись повсюду, но теперь все изменилось – и при виде этих перемен хочется плакать. Повсюду громоздятся коробки, ящики, сумки, пакеты с игрушками, одеждой, посудой, книгами, безделушками – всем, что заполняло жизнь пятерых человек. Все это торопливо упаковано, но не с радостным предвкушением новой жизни в более просторном доме или иных, приятных перемен, нет, эти поспешные сборы были вынужденными, потому что иного выхода не осталось.