Я жду тебя - Рангея Рагхав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и дурак же ты!
— Почему?
— Потому что слушаешь эту потаскуху. На твоем месте я бы ей все зубы повыбивала.
— Что ты говоришь, Каджри? — испугался я.
— А разве я не права? — настаивала она.
— У мужчины должна быть выдержка, — терпеливо объяснял я. — Женщины слабее.
— Господи, что за чепуху ты мелешь. Выдержка! Женщины слабее! Ты еще не видел женской выдержки! Всех мужчин из твоего рода до седьмого колена женщины держали под башмаком! Будь бы у мужчин выдержка, от них не убегали бы жены. Стоило ей пригрозить, и ты уж голову потерял. Ты ее раб! Ну и оставайся им! Да только я не такая дура, как ты, чтоб молодость свою со стариком губить.
— Чего же ты хочешь, Каджри?
— А ты до сих пор не догадался?
— Нет, ты же не говоришь.
— Ах, тебе и говорить бесполезно, — рассердилась Каджри. — Пьяри превратила тебя в бесчувственный чурбан! Ты как черная, грязная подстилка, к которой уже не пристанет другой цвет! Дрыхни! Я пошла!
Мне не хотелось ее обижать.
— Не уходи, Каджри, — попросил я. — Посиди еще.
Каджри покорно села.
— Каджри!
— Чего тебе?
— Ты пойдешь завтра на базар?
— Пойду, если тебе надо.
— Сходи, а? Возьми это. — Я достал глиняный кувшин, вытащил из него пять ан и вложил ей в руку. — Принеси молока.
Каджри рассвирепела и швырнула мне в лицо все медные и серебряные монеты, и они рассыпались в разные стороны. От боли я закрыл лицо руками.
— Ты хочешь заплатить мне за пирожные, несчастный раб своей вертихвостки! Ты решил, что я такая же продажная, как она? Уж не разбогател ли ты на ее подачках? — воскликнула Каджри. Но в тот же миг, просунув свои ладони между моими, она стала гладить мне лицо.
— Тебе больно? — участливо спросила она.
— Нет, — улыбнулся я. — Ты очень рассердилась?
— А ты бы не рассердился? Уж лучше бы избил. — И Каджри вздохнула. Мне хотелось как-нибудь утешить ее, но тут я опять вспомнил Пьяри. Она ждет меня. Но она далеко, очень далеко. Теперь она уже не принадлежит нашему племени и не позволяет мне даже коснуться ее. Так кормят собаку, чтобы она потом умильно виляла хвостом. Пьяри думает только о себе. Какое ей до меня дело?
На дворе зарычала было Бхура, но умолкла. Подул холодный ветер. На небе одна за другой засветились звезды. Снова воцарилась тишина. Мир сузился. В нем был только маленький шатер, Каджри, я да спящие вокруг нас наты.
— Можно я спрошу тебя об одной вещи, Сукхрам?
— Ну спроси.
— А ты ответишь?
— Обязательно.
— Почему ты не ударил меня, когда я швырнула тебе в лицо деньги?
— Потому что ты не поняла меня, Каджри. Я вовсе не думал платить тебе за пирожные. Я видел радость в твоих глазах, и мне было хорошо. Я захотел, чтобы глаза у тебя снова стали счастливыми, вот и придумал эту глупую историю с молоком.
Каджри не выдержала и прослезилась.
— Тебе нравится видеть меня счастливой?
Я промолчал.
— Сукхрам, — нежно сказала она, — скажи мне!
— Нравится.
— Ты добрый, Сукхрам. Добрые мужчины — большая редкость. Женщина, сделавшись матерью, становится добрей хотя бы для своего ребенка. Мужчины — другое дело. А ты очень хороший человек, поэтому ты и терпишь муки со своей Пьяри. В тебе совсем нет хитрости, Сукхрам! Можно, я буду приходить к тебе каждую ночь? — робко попросила Каджри. — Я не буду сердить тебя. Мы бы говорили друг с другом, а?
— Нет, — ответил я, но мне стало как-то не по себе.
— Мой старик когда-то тоже был добрым. Он рассказывал мне разные истории и сказки. А ты знаешь сказки, Сукхрам?
Я рассердился и резко схватил ее за руку. А она рассмеялась:
— Вот у меня был попугай, он тоже знал много историй…
Я окончательно вышел из себя и заломил ей руки за спину.
— Нет, ты не острый нож, ты садовые ножницы, — не унималась Каджри. — Пока плоды не упадут тебе на голову, ты и не подумаешь их срезать. А может быть, ты и не знаешь, с какого конца держать нож?
— Ты коварная женщина, Каджри!
— Я? Коварная? Ты удивляешь меня, откуда у тебя такие мысли?
Но по ее лицу я понял, что она польщена…
Начали гаснуть первые звезды, Каджри встала.
— Пожалуй, я пойду, а то скоро мой Курри проснется.
— Ты боишься?
— Пусть боятся мои туфли, им придется здорово поработать по его голове. — Она посмотрела на меня. — Одно слово, и я останусь.
— Иди, Каджри. Придешь завтра?
— Давай деньги, принесу завтра молоко.
— Как их сейчас в темноте найдешь?
— Ладно. Я принесу и так.
— Скажи, Каджри, почему тебе вздумалось кормить меня?
— Почему? А как ты думаешь, зачем все женщины в мире разводят очаг? Для того, чтобы кормить, поить, ласкать и утешать мужчину. Мужчины — это сторожевые собаки, которые лижут руки тому, кто их кормит.
— Вон отсюда! — рассвирепел я.
Каджри рассмеялась и, радостно бросив: «Приду завтра», убежала.
9
Сукхрам продолжал свой рассказ:
— Пьяри начала выпускать коготки. Однажды загорелся дом брахмана Нироти. Это произошло в субботу. Жена брахмана была бездетна, и кто-то пустил слух, что виновата она. По старинному поверью, если женщина в субботу подпалит семь домов, у нее появится ребенок. Полиция тут же взяла ее под стражу.
Не прошло и недели, как разнесся слух, что полиция посадила в тюрьму двух тхакуров за неуплату поземельного налога. Вскоре все узнали, что правительство продало их землю с молотка, и они остались нищими.
Когда я пришел к Пьяри, она гордо восседала на кровати и жевала бетель.
— Слыхал? — спросила она.
— О чем? — я прикинулся незнающим.
— У Нироти сгорел дом, а обоих тхакуров я сделала нищими! — Пьяри громко рассмеялась. В глазах у нее вспыхнуло злорадное торжество и ненависть.
— Пьяри, но у них ведь дети. Что с ними будет? Что станут делать их жены?
— То же, что делала я. На свете, слава богу, не один полицейский.
Я замер от удивления: в словах Пьяри было столько яда!
— А ты никому не хотел бы отомстить? — неожиданно спросила она. — Только скажи. Я с ними мигом расправлюсь!
— Хочу.
— Кому?
— Да в силах ли ты ему отомстить?
— Ты только назови его.
— У меня два врага. Один — тот знатный заминдар, слуги которого избили меня, а другой — тот начальник полиции, к которому ты ходила, когда он упрятал меня за решетку.
— Ты что, издеваешься надо мной? — Лицо Пьяри потемнело от обиды.
— Нисколько. Я просто хочу сказать тебе, что ты не только на слона — на лошадь еще не села. Чего же ты нос задираешь? Разве ты можешь поднять руку на больших и знатных людей? Что молчишь? Да твоего храбреца Рустамхана могут завтра же вздернуть на первой фиговой пальме! Муравью не влезть на высокую гору, Пьяри! Ты потеряла рассудок!
Пьяри сидела с опущенной головой.
— У насилия гнилые ноги, Пьяри. Долго ли живут те, кто мучает и притесняет таких, как я? Даже Раван[30] был убит, а уж он завоевал три мира[31]. Бог Вишну, приняв образ льва, поразил Хирнакуса. В этом мире все смертны! Зачем ты берешь грех на душу?
— Но я пошла сюда с твоего согласия, — вытирая слезы, возразила Пьяри.
— Мог ли я знать, что ты решишься на такие дела?
— Я еще до прихода сюда говорила тебе, что расправлюсь с этими тхакурами.
— Я думал, ты просто хвастаешь, а сама мечтаешь поспать на шелковых подушках.
— Плевать я хотела на эти подушки! И пусть, если я вру, у меня вместо красной от бетеля слюны из горла кровь польется! Ты единственный, кто всегда был мне всех дороже, таким и останешься.
— Так что же тебя сюда тянуло?
— Я хотела, чтобы ты был сыт и счастлив.
— Эй, поберегись!
Пьяри внимательно, не мигая, посмотрела на меня, а потом медленно сказала:
— Сегодня в твоем голосе я слышу что-то новое, да и сам ты изменился. С чего бы это?
— А ты не замечаешь, что другой стала?
— Другой? Чем же?
— Ты твердишь, что я твой, верно?
— Да.
— А к себе не подпускаешь?
— Мое сердце принадлежит тебе.
— Но ты не только не мое сердце, ты еще и моя жена! Или, может, уже и не жена?..
И прежде чем она успела ответить, я со злостью крикнул:
— Теперь ты больше всего заботишься о чести богачей, о чести своего Рустамхана. Он — полицейский! У него в руках власть! А у меня в руках только кинжал, Пьяри! Ты знаешь, я могу десять таких Рустамханов на куски изрезать и скормить их воронам и коршунам. Меня ты считаешь слугой, а себя мнишь хозяйкой? Я не желаю больше приходить к тебе! Каджри верно говорила…
— Что говорила? — быстро спросила Пьяри.
— Что у тебя каменное сердце, если ты могла уйти от меня.
— Бедняжка, видно, влюбилась в тебя! Ты и красивый, и кожа у тебя белая, и силой тебя господь не обидел. Что еще нужно? И, конечно, она говорила тебе, что хочет остаться с тобой?