Птица над городом. Оборотни города Москвы - Клещенко Елена

Глава 6

Волка на собак в помощь не зови.

Урок у Ламберта был в спортзале на третьем этаже. Снаружи росла березка, как раз такой высоты, что верхние ветки доставали до забранных решетками окон. Правда, ветки довольно хлипкие даже с точки зрения небольшой галки.

Случалось вам видеть в городе птиц, которые с маниакальным упорством садятся на слабо натянутые провода или тонюсенькие веточки той же плакучей березы? Вместо того чтобы пересесть пониже и поустойчивей — болтаются вверх-вниз, как на батуте, машут крыльями, удерживая равновесие… Так это не тихое помешательство и не фитнес для летательных мышц. Попробуйте проследить, куда смотрит птица, и, возможно, поймете, почему ей так важен данный наблюдательный пункт.

Десять пятиклассников построились в одну шеренгу вдоль желтой линии на деревянном полу. Инспекторша была тут же, сидела на низенькой скамейке позади детей — стул из тренерской почему-то не пожелала взять, или же, что более вероятно, Пашечка ей не предложил. Дама предбальзаковского возраста, с пышной прической и в брючном костюме, очень мило смотрелась в этой оригинальной позе: практически на корточках.

Ламберт прогуливался вдоль строя — руки за спиной, с пятки на носок, от правого фланга к левому, разворот на пятке и пошел обратно. Прогуливался не молча, а доводил до личного состава задачу текущего момента. Форточки были открыты, и я хорошо слышала с моей березы ламбертовский голос, усиленный гулким спортзальным эхом. Вещал он со своеобычной гнусавой армейской растяжечкой, которую передразнивает вся гимназия, и учителя, и ученики. Или восторженно копирует, кто их разберет.

Вот вам живое доказательство, что мужчина в самом призывном во всех смыслах возрасте, с модельной фигурой и медальным лицом, может быть не просто непривлекательным, а отвратительным. Не то чтобы я его боялась — еще не хватало! Просто мне даже стоять рядом с ним неприятно. Русые волосы, подстриженные машинкой, лежат ровно, как шерстка на волчьей лапе, солдатским мыском находят на лоб. Когда поворачивается спиной, на затылке видны две пролысинки по форме шрамов. Брови двумя прямыми чертами, губы линейкой. Глаза под нависающим лбом, как два гривенника: такие же круглые и темно-желтые. Волчий взгляд скользнул по мне, я тут же сделала невинный вид и принялась искаться под крылом.

Да, я его не люблю! Я вообще не люблю крутых парней, крепких орешков, рэмбо, командосов, крестных отцов и сыновей, а также батяней-комбатов, жиганов-лимонов и правильных пацанов. У меня аллергия на брутальных мачо: к какой бы культуре они ни принадлежали, — с души воротит. Так жизнь сложилась, что я предпочитаю восхищаться мужественностью в любых других ее проявлениях. Это только в романах крутой парень защищает детей и стариков, а свою единственную женщину любит нежной и чистой любовью. И то не во всех.

А если быть до конца честной — злюсь еще и потому, что лично мне дополнительные Облики даются плохо. Предпочитаю быть галкой. И то, что Ламберт этим искусством владеет в совершенстве — и сам себе, если не врут, наработал несколько десятков Обликов, да еще и знает, как этому учить, — симпатии к нему не прибавляет.

— В условиях города нам недостаточно владения единственным Обликом, — вещал Ламберт. Пятиклассники, особенно мелкие по сравнению с ним, в цыплячье-желтых футболках с гербом гимназии и синих трусах, стояли по стойке «смирно», дышали через раз и томились, как перед контрольной. Правофланговый, вихрастый и востроносый, то и дело нервно ухмылялся во весь рот. — Свободно перемещаться по городу могут следующие виды: крысы, собаки и кошки распространенных пород или беспородные, а также птицы — воробьи, вороны, голуби. Поэтому каждый горожанин должен иметь в своем распоряжении соответствующий Облик, а лучше два или несколько. Если ваш врожденный Облик не подходит для городских условий, вам надлежит работать над освоением дополнительных Обликов. У кого вопросы?

Дети молчали. Инспекторша вежливо улыбнулась со своей скамейки и переставила затекшие ноги.

— Вопросов нет, переходим к практике. Сегодня будем тренировать оборачивание собакой. Как я понял, ни у кого в этой группе нет врожденной собаки. Поднимите руки, у кого есть… Ни у кого нет. Действовать в этом случае нужно так. Сначала уйти в трансформацию обычным способом и постараться задержать переходную стадию по возможности дольше. Затем выйти из этой стадии не во врожденный Облик, а в собаку. Порода на этом этапе для нас значения не имеет, поэтому вы можете выбрать любую. Теперь — напра-во! Вокруг зала, не торопясь, бегом марш!

Зал наполнился топотом кроссовок — даже странно, как десять небольших существ могут производить такой шум. Дети бежали по кругу, аккуратно держа дистанцию: семеро мальчишек и три девчонки — одна высокая, взъерошенная, на тощих ногах, за ней две маленьких, с одинаковыми беленькими хвостиками, смешно подпрыгивающими на затылках. Через три круга Ламберт остановил их, порозовевших и вроде бы повеселевших.

— На первый-второй-третий рассчитайсь!.. Первые — пять шагов вперед, вторые — три шага вперед. Сейчас все оборачиваемся в свой обычный Облик, но стараемся растянуть вспышку подольше, кто сколько сможет. — Ламберт поднял секундомер. — Бояться не надо, я страхую. Кто будет бояться, у того ничего не получится.

Я с трудом удержалась от возмущенного вопля. Браво, Павел Петрович! Просто гениально, товарищ Ламберт! Это уметь надо — так подбодрить детишек! Если до сих пор не боялись, теперь начнут. Задерживаться в состоянии трансформации не то чтобы по-настоящему опасно, но… пробовали когда-нибудь задержать дыхание на сколько сможете, а потом еще на чуть-чуть, пока голова не закружится? Ну, вот что-то в этом роде. Только с трудом даются не лишние секунды, а лишние миллисекунды.

Ну-ка, а инспекторша куда смотрит?

Инспекторша вообще никуда не смотрела, а как-то странно потупила глаза, впрочем, тут же снова вскинула их на Ламберта. Я удивилась, но тут же поняла. Вот что у нее в правой руке — цифровой диктофончик! У меня у самой такой есть, сама точно так же направляю его микрофоном на объект и так же скашиваю глаза, когда проверяю, идет ли запись и сколько времени осталось. Ну-ну. Выходит, каждое слово нашего великого педагога теперь на вес золота. Не забыть предупредить Наталью.

— На старт… внимание… марш!

Зал озарился разноцветными вспышками — от осеннего солнца они казались совсем бледными. На деревянном полу сидела и стояла всевозможная живность: молодой орел, серый кот в красивых мраморных разводах, маленький сычик, теленок какой-то антилопы… В середине третьего ряда, между медвежонком и кем-то вроде крысы, высокая девочка смотрела на Ламберта, испуганно приоткрыв рот. Длинная, вытянутая вперед шея, длиноватый носик; волосы скучного русого цвета; коленки мосластые, как у моей Машки — лет через шесть-семь при надлежащем уходе и воспитании будет первая красавица курса, но эти шесть-семь лет еще надо прожить…

— Все — очень плохо, кроме Абакумова. — Ламберт щелкнул кнопкой секундомера. — Ковалева, тебе особое приглашение нужно? Давай одна. На старт… внимание… марш!

Вспышка. Лапки песчаного лисенка разъезжаются на крашеном полу.

— Ковалева, я о чем вам говорил, ты слышала, нет? — в голосе Ламберта отчетливей делается прапорщицкая сварливость. — Я говорил задержать вспышку, что непонятно? А ты сразу падаешь на все четыре, как кусок… золота. Ну-ка соберись. Давай одна обратно. На старт… внимание… марш!

Вспышка. Девочка медленно выпрямляется, встряхивает головой, отмахивая челку со лба.

— И куда мы так торопимся? Ковалева, вот ты ушла в трансформацию — и светись! Хотя бы на счет раз-два, удержи эту ситуацию, за тобой же никто не гонится. Поняла, да? Обратно в Облик. На старт… внимание…

Не могу больше видеть этого издевательства. Взрослых кицунэ, лисичек-оборотней, я не очень люблю, но к лисятам у меня отношение особое. Что он к ней привязался? Подумаешь, пропустила старт. Обернулась чистенько, и вспышку задержала не хуже других, я следила — оборотни такие вещи чувствуют без всяких спортивных секундомеров, это у нас в пульсе. И где, спрашивается, повод устраивать китайское шельмование перед всей группой? Специально, что ли, чтобы до слез довести?! И ведь моя Машка, чего доброго, через два года тоже попадет к этому…

Делаю круг над школой и возвращаюсь на свой наблюдательный пункт. Ковалева в человеческом Облике очень старается не плакать.

— Абакумов!

Вихрастый правофланговый шагнул вперед.

— Ты у нас кто?

— Орел.

— Какой орел конкретно?

— Орел-карлик. Ну так называется.

Абакумов залился малиновой краской. Я ему глубоко сочувствовала. Зоологи, давая животным имена, совершенно не думают о том, каково оборотню представляться в обществе грязовиком или лысухой. Или как в данном случае — орлом-карликом, да еще будучи самым длинным в классе. А у галки, например, видовое латинское название, к счастью, мало кому известное, — монедула. Фиг его знает, что значит, но звучит обидно. Хотя… вот один мой приятель из Питера с некоторых пор представляется заковыристо: «Семейство собачьи, Alopex lagopus». Ну достало его дурацкое ржание и прибаутки! По-русски он песец. Просто песец.