Тысяча и один день - Александр Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас я начну тыкаться, как слепой котенок, медленно поднимаясь выше – непременно зигзагами, потому что строго вертикальный подъем чреват шансом не разминуться со столбом или стволом дерева… ЕСТЬ!
Я падаю с небольшой высоты в мелкий ручей, едва удержав равновесие, чтобы не плюхнуться плашмя. Что за шуточки? Оказаться посреди мегаполиса мокрым до нитки не входит в мои планы. Допустимый максимум – промочить ноги.
Уже промочил. Журчит холодная подземная вода, обтекая мои щиколотки. В ботинки она забралась первым делом – погреться, наверное.
Глаза постепенно привыкают к темноте. В туннеле, пробитом для подземного ручья, все-таки не совсем темно – шагах в двадцати от меня откуда-то сверху проникает скудный свет. Невысоко над головой навис темный свод, по виду очень древний. Кое-где с потолка капает, свисают тонкие сосульки сталактитов.
В кои-то веки удачно вынырнул! Лучше места не придумаешь.
К счастью, это обыкновенный коллектор ливневой канализации, не имеющей никакого отношения ни к бытовой канализации, ни к технической. Еще удача – последнюю неделю не было дождей, а зимний снег давно стаял и стек в Москву-реку, в том числе по этому самому туннелю.
Иду к свету, по-журавлиному поднимая ноги. Под тонким слоем журчащей воды мягкий ил и твердый песок. Аллювий. Что-то живое быстро-быстро шлепает по воде далеко впереди. Крыса, наверное. Вслед ей выплевываю свою «пустышку», теперь уже вполне пустую…
Интересно, как скоро подручные холеной дамы догадаются, куда я исчез? Положим, гонять меня по канализации, даже ливневой, спецназовки скорее всего побрезгуют, а вот пустить в туннель какую-нибудь не шибко убойную летучую отраву, чтобы выгнать меня на свет, могут запросто.
Свет льется из чугунной решетки наверху неглубокого квадратного колодца. Скобы сгнили. Сквозь решетку видна листва и угол скамейки, слышны голоса и старушечий кашель. Так. Сюда я не полезу, пусть себе старушки сидят на парковой скамеечке, греются на майском солнышке и судачат по поводу невоспитанной молодежи и бюрократии в Департаменте социального вспомоществления. Как всякий порядочный рабочий из Водоканала, я должен покинуть подземные недра через люк, а не решетку. В идеале неплохо бы иметь на себе спецовку, а в руках разводной ключ или кувалду – но, надо надеяться, я не привлеку особого внимания и так.
Четвертый по счету колодец – круглый и с крепкими скобами. Лезу вверх, поднимаю головой и сдвигаю в сторону массивную чугунную крышку…
Истошный визг тормозов. Высунув голову из круглой дыры в асфальте, я жмурюсь от солнечного света, а прямо перед моим носом застыл бампер.
Опять мне везет, но на этот раз везение с изъяном: перед дырой в асфальте и торчащей из нее моей очумелой головой затормозил легковой мобиль. Будь это грузовик, управляемый эксменом, я без колебаний телепортировал бы в кузов – и ищи ветра в поле.
Все это я обдумываю уже в Вязком мире. Рефлекс, сволочь… Как в схватке с Саблезубым. Гойко прав: в нашей конспиративной ячейке я наименее надежен.
Теперь уже в бывшей ячейке…
Стараюсь не думать о том, как там сейчас Гойко, Ваня, Руслан… Хоть бы догадались лечь на пол! Господи, если ты есть, сделай так, чтобы спецназовки, ворвавшись в раздевалку, сгоряча не открыли пальбу!
Я опять чувствую себя подлецом. А потом – без всякого перерыва – приходит единственно верное решение.
Стекла легковушки вздрагивают от воздушного удара, когда я с размаху приземляюсь на заднем сиденье. Не будь они частично опущены по случаю теплой погоды, их, пожалуй, выдавило бы.
– Гони! – Мой голос срывается на визг. Молодая белокурая женщина на водительском месте как раз собирается высунуться в окно, дабы обложить как следует эксменское быдло, по врожденной тупости и лени не догадавшееся оградить место работ щитами. Разумеется, по ее просвещенному мнению, ей следовало не останавливаться, а сшибить дурню башку. Удар воздуха за спиной и мой крик заставляет ее подпрыгнуть на сиденье. Вслед за тем машина прыгает вперед, как лягушка, и набирает скорость.
Все-таки мне сегодня хронически везет: в легковушке не оказалось пассажиров. И еще: если бы ополоумевшая от страха особа, сидящая передо мною, не ударила по газам, а телепортировала вон из машины, мое положение трудно было бы счесть завидным.
– Притемни окна! – зверем рычу я. Блондинка вздрагивает, но быстро выполняет команду. Понятливая… И вроде не истеричка. Хотя отсутствие истерики не обязательно показатель редкого самообладания – возможно, просто следствие шока.
Машина выносится с почти безлюдной улочки Энн Мак-кэфри, тянущейся вдоль парка Первых Феминисток, на трассу с оживленным движением и удачно вписывается в городской поток. Мы уже за пределами центральной пешеходной зоны. Вполне вероятно, ее вот-вот попытаются оцепить – но опоздали, голубушки.
Кстати, откуда в пешеходной зоне частный мобиль? Что у этой дамочки – специальный пропуск?
– Куда едем? – прерывает она мои мысли. Ее голос на удивление спокоен.
– К тебе домой.
– Это за городом, – сообщает она, поколебавшись.
– Коттедж?
– Да.
– Тем лучше. Теперь медленно, чтобы я видел, поставь управление на автомат и задай конечный пункт.
– Уже. Я собиралась ехать домой. Вот как. Смотрю на приборную панель – кажется, дамочка не врет. Впрочем, до конца я в этом не уверен.
– Смотри, – говорит она, уловив мои колебания. На краешке ветрового стекла возникает карта мегаполиса и желтая пунктирная линия, обрывающаяся невдалеке за городской чертой. Надо думать, коттедж стоит там.
– Подойдет.
Красная точка уверенно ползет по желтому пунктиру. В городе тьма транспортных развязок, а где все-таки есть светофоры, там нам не стоять – автомат позаботится своевременно изменить скорость.
Город Москва, бывший Феминополь, но уже десять лет, как снова Москва. Уступка традиции. Тем более что Москва – женского рода, не какой-нибудь княжий Москов. Из чего, по мнению нынешних историков, совершенно ясно следует, что матриархальные ростки произрастали и в российском средневековье, пока не были загублены Домостроем.
И Кучка, конечно, была боярыней, непримиримой врагиней мужского абсолютизма, вроде Сандры Рамирес. Только ей повезло меньше.
В общем потоке машина уверенно держит семьдесят, иногда лишь снижает скорость до пятидесяти – сорока. Блондинка, замершая перед крутящимся по воле автомата рулем, ведет себя спокойно. Она никуда не денется: рыпнешься из движущейся машины в Вязкий мир – наверняка убьешься или покалечишься при выныривании. Даже на сорока в час.
Кретин!!!
Мысли мои – враги мои. Чуть не расслабился! А те машины, что едут по соседней полосе с той же примерно скоростью? На месте этой женщины я бы попытался…
На ней блузка с большим отложным воротником – за этот-то воротник я хватаюсь и держусь мертвой хваткой. Попалась, птичка, теперь не улетишь.
– Ты не мог бы убрать руки? – В ее голосе нет ни тени испуга, одна холодная брезгливость. Это нам знакомо: куда эксмену до настоящего человека! Не важно, что у эксмена потные и грязные руки, важен сам факт: эксмен! Червь еси, смрад еси, кал еси…
– Вот что… тварь, – свирепею я. – Имей в виду: никаких штучек! Я не убийца и не насильник, так что тебе безопаснее не дергаться. Почую что – сломаю шею. Терять мне нечего. Окажешь содействие – останешься жива-здорова.
Поняла?
– Какое тебе нужно содействие? – интересуется она.
– После узнаешь.
– Никогда не видела телепортирующего эксмена, – сообщает она после паузы. – Выходит, все эти легенды неспроста.
Я не отвечаю. Мало-помалу город остается позади, машина увеличивает скорость. Начинают мелькать коттеджи. К одному из них, выглядящему, пожалуй, понаряднее других, мы и подлетаем с ветерком. Автоматические ворота услужливо захлопываются за багажником машины. Приехали.
– Ты живешь одна?
– Нет, с подругой, – мгновенный ответ. Логично. На ее месте я бы и сам так ответил. Кстати, совсем не факт, что она врет. Лесбийские забавы фарисейски осуждаются официальной идеологией как проявление низменных страстей, но на деле не преследуются. Все-таки не аморальное и противоестественное сожительство с самцом. Подружка возможна. Может, у них любовь.
– Подруга сейчас дома?
– Я не знаю.
– Посмотрим. А комп дома есть?
– Нет.
Опять она отвечает слишком быстро. На этот раз наверняка врет: в таком доме заведомо есть все, что нужно человеку, и даже, может быть, немного сверх того.
– Для тебя было бы лучше, если бы комп был.
Оглядываюсь. Ворота и забор, оплетенный диким виноградом, надежно скрывают нас от взглядов извне.
Не так это просто – обоим вылезти из машины, не потеряв физического контакта. Надежнее оставить в покое отложной воротник и схватить блондинку за волосы, что я не без удовольствия и делаю. Ее корежит от отвращения.