ПОЛЁТ НАД ГОРОДОМ В. (ЧЕМОДАННЫЙ РОМАН) - Лора Белоиван

Этот сказочный обмен устроил мне Мент. В квартире-почти-в-центре жили воры, и он их поймал. Воры согласились на обмен со мной, потому что накануне украли в порту контейнер с кухонными плитами. Плиты Мент вернул на место, а воры переехали подальше от контролируемой им территории.

В новой квартире у меня была очень хлипкая дверь, двухмесячный щенок Мона и — спасибо Менту — карабин «Сайга». Преступники обрезали мне кабельное телевидение, подумав, что это телефон (не было там никакого телефона), залепили глазок конфетной бумажкой, а сами стали взламывать соседскую квартиру.

Именно в тот день мне поставили решетки на окна и балкон, а дверь должны были поменять завтра. Время от времени преступники  бились жопами о мою дрищёвую дверь, от чего она вгибалась вовнутрь.

Удрать с балкона за правоохраной я не могла. Я с «Сайгой» в руках тряслась в 40 см от воров, но первая решила не нападать. Я вообще решила сделать вид, что меня нет дома и выключила везде свет. В довершение ко всему мой двухмесячный щенок Мона внезапно захворал животом, и я до утра просидела в темноте среди говен, не выпуская оружия из рук.

Утром Мент сказал, что надо было рывком открыть дверь, бабахнуть из «Сайги» по ногам преступников и спокойно ложиться спать. 

В той же квартире у меня был газовый пистолет «Беретта», подаренный мне Ментом на день рождения. «Беретту» у меня украл один итальянец, который оказался югославом.

С тех пор оружия в доме я не держу.

Мент умер от сердца лет через семь после истории с последним пистолетом. К тому времени мы уже не слишком общались, а в день его смерти я вообще была политпиарщицей в Сыктывкаре.

Я узнала о смерти Мента из сообщения всё того же информагентства города В. Впервые за весь Сыктывкар открыла сайт агентства и сразу увидела фотку Мента в траурной рамке.

Где его могила, я не знаю до сих пор. Летая над Лесным кладбищем, прочитываю надписи на памятниках, но знакомых ФИО пока не встретила.

Журнализм — это не работа, а сплошное блядство, а блядство очень, очень утомляет. Работая в журнализме, всегда стоишь перед нравственным выбором, какой именно блядью тебе стать: идейной или обычной.

Идейное блядство отличается от просто блядства ужасной подробностью: пошлой суетой под клиентом. Поэтому выбирать тут есть из чего.

Блядь идейная не в состоянии выполнить пожелание клиента без того, чтобы не сказать ему, что «она вообще-то не такая, но обстоятельства...» Блядь обычная, или блядь vulgaris, обслуживает клиента молча и старательно.

Обычная блядь никогда не скажет клиенту, что «она так не хочет». Блядь идейная постоянно норовит употребить клиента за его же деньги, причем своим любимым способом.

Обычная рядовая блядь не станет говорить клиенту, о том, что у того толстое пузо. Идейная блядь тоже не скажет этого, зато потом поведает всем, что у клиента маленький член.

Обычная блядь постоянно помнит на работе о том, что она на работе, но зато после работы начинает жить в свое обычное, вульгарное удовольствие. Блядь идейная круглосуточно на боевом посту. Даже тогда, когда её никто не вызывает.

Блядь vulgaris, реализовав заказ, благодарно берет деньги, надевает трусы и сваливает домой спать. Блядь ideis взимает плату, укоризненно глядя клиенту в глаза, а по дороге домой звонит подругам и жалуется, что ее только что изнасиловали. Выручку она пропивает, пытаясь залить тоску по утраченной лет 15 назад девичьей чести.

В общем, выбор есть. Но какой-то уж больно паршивый.

Объяснительная записка

ОАО "Дальэнерго"

от Белкиной Л.Г,

проживающей.

На ваше исковое заявление с требованием срочно погасить задолженность за электроэнергию за период 2001-2004 гг поясняю, что ваше электричество я не брала, потому что всё указанное вами время я пользовалась исключительно своим домашним электричеством, расположенном в розетках, находящихся в моей квартире в количестве 18 (восемнадцати) штук.

С ув., Белкина ЛГ.,

проживающая.

Ужасно холодно летать в одной майке, поэтому время от времени приходится садиться на какую-нибудь крышу греться. Я села на крышу американского консульства, стала болтать ногами и мысленно ржать на всё небо, потому что мысленно ржать тихим голосом я не умею.  

Стакан Берл Лазара

Я с детства любила воровать, но никогда не умела делать это хорошо. За исключением нескольких случаев, мои кражи мелки и бессмысленны. В средней группе детского садика я крала пластмассовую мозаику, складывая её в трусы. Вечером меня ругали словом «клептоманка» и заставляли завтра же вернуть мозаику детскому саду. Утром я её возвращала, но к вечеру она снова была в моих трусах: я откуда-то знала, что при обыске в первую очередь обшаривают карманы.

В старшей группе я украла у девочки Ксюши резиновую белочку, но не выдержала и призналась. Но мне удалось убедить Ксюшу в том, что белочка сама захотела жить у меня. Ксюша горевала по поводу белочкиного вероломства, однако учла её волю и назад не забрала.

В подготовительной группе я начала тырить мелочь по карманам взрослых. Натырив рубль двадцать, пошла в универмаг и купила там пластмассовую картину «Ленин в октябре». Объяснить этот свой поступок я не могу до сих пор.

В школе я воровала мел с доски. Во всех ящиках моего письменного стола валялись куски мела, и всё остальное ящиковое добро было им извозюкано.

На пароходах я не крала ничего, потому что нести уворованное мне, бездомной, было некуда, а держать всё в каюте было бы глупо и неудобно.

Позже я переквалифицировалась на цветы. Мне цветок в магазине свистнуть было раз плюнуть: одной рукой цену спрашиваешь, второй — на другой цветок смотришь, а третьей обламываешь нужный отросток. Потом я стала решаться на подобное всё реже и реже, зато как-то раз свистнула амариллис в американском консульстве.

Свистнуть амариллис — это не веточку сломить, это надо руку по плечо в горшок с землей засунуть, там нащупать луковицу,  раскопать её осторожненько и изъять, не повредив растение. Я тогда так всё и проделала, и, уже амариллис упаковав, поняла, что руки помыть до начала интервью не успею, потому что с атташе по культурке мне было назначено на 17:00, а уже исполнилось 17:01. Надето на мне было что-то неприятно-белое с ног до головы, включая рюкзак, а носовых платков у меня как-то отродясь и так далее. И вот входит культурный представитель, улыбается, руку  протягивает издали, и не подать ему руку в ответ, такому приветливому, совершенно невозможно. Я и подала. Он руку мою как увидел (цветы в консульстве квалифицированно поливали, от души), улыбку выключить не успел, а ужас у него включился сам. Так и пожал, так и все интервью отсидел — с ужасной улыбкой. И ни я ему ничего не сказала (могла бы наврать, например, что упала в лужу), ни он ничего не спросил. Расстались, унося каждый в своей душе тайну.

А стакан я украла уже позже. Из этого стакана пил минеральную воду главный раввин России. Украла стакан я после пресс-конференции в Зубе Мудрости, совершенно неожиданно для себя. Когда прятала стакан в трусы,  в конференц-зал зашел один из вице-губернаторов и спросил, куда делись все остальные люди. Еле успела поправить юбку.

Стакан этот так и носил имя Берл Лазара, и подсовывала я его исключительно двум знакомым антисемитам. В остальное время в стакане Берл Лазара стояли кисточки и трубка для гашиша: обычный такой хрустальный стакан с рисунком «ёлочка», ничего примечательного.

А потом он разбился. Потому что всё — и стаканы, и цветы — тлен. Только душа вечная.

Купила новые акриловые краски взамен иссякших акриловых красок. Как-то они у меня скоренько заканчиваются. Порисую чего-нибудь, глядь, а они — тпррррррр... Хоть и не рисуй вовсе. Хорошо писателям: им писать совсем дёшево, да и какать потому что цена слов — она сильно, в отличие от красок, абстрактная, гипотетическая или совсем даже отсутствующая. У кого как.

Вот сейчас немножечко порисую, и тпрррррр. Надо экономить. Буду пользоваться бесплатными словами.

Home sweet home

Дом, который мы с Яхтсменом приобрели в качестве жилья, находился в ближнем пригороде, 10 минут быстрым шагом от конечной троллейбусной остановки или 20 — от станции "Океанская", если электричкой. Но стоило сделать буквально полсотни этих самых быстрых шагов в сторону от троллейбусного кольца, как над башкой смыкались деревья; тропинка, какое-то время параллелясь с ржавым забором полузаброшенного пионерского лагеря, начинала огибать здоровенные кедры, а панорама то и дело перечеркивалась сигающими туда-сюда белками и мелким грызуном "бурундук". Однажды я была укушена бурундуком за указательный палец: зверь бежал по забору впереди меня, постоянно оглядываясь, а потом решил не искушать судьбу и занырнул в полую опору заборной секции. Он занырнул, а я подошла и сунула туда палец; вот, собственно, и весь инцидент.