Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки - Автор неизвестен

В наскальных изображениях (петроглифах) Чукотки, открытых впервые в этих северных широтах советскими геологами и археологами в 1965–1967 гг., рукой древнего художника исполнены впечатляющие картины охоты на дикого оленя и морского зверя52. Высеченные на скалистых отрогах Пегтымельской скалы рисунки оленей, волка, собаки, охотника на каяке, вонзающего в плывущего оленя копье, сценки морской охоты на кита являются свидетельством высоко развитого древнего изобразительного искусства, отразившего реальную жизнь древних охотников этого края. Вместе с тем рядом с правдивым изображением окружающего мира древний художник запечатлел на каменных плитах также и мифические картины, являющиеся несомненным отражением художественно-фантастических представлений палеолитического охотника.

К таким рисункам относится изображение танцующих женщин с огромными шляпками грибов-мухоморов на голове. Это наскальное изображение веселых женщин-мухоморов находит прямую параллель с содержанием ительменской сказки «Челкутх и девушки-мухоморы», № 189 (из цикла сказок о вороньем герое Кутхе), в которой веселые лесные девушки-мухоморы увлекают героя сказки и уводят с собой. В их мире он забывает о жене и детях. Наступает зима, а с ней и голодное время. Челкутх уходит на леса к жене и детям, а увлекшие его мухоморы засыхают в лесу.

Мухоморы, употреблявшиеся коряками и чукчами в качестве одурманивающего средства, одухотворялись ими и, как свидетельствует В. Г. Богораз, являлись пьяным людям в странной человекоподобной форме. Персонификация палеоазиатами явлений и предметов окружающего мира равным образом распространялось и на мухоморы, употребление которых приводило человека, в ненормальное психическое состояние. Изображение в наскальных рисунках и устном искусстве палеоазиатов Чукотки и Камчатки веселящихся женщин с шапкой-грибом на голове, как и другие параллели в сюжетах устного и изобразительного искусства, является убедительным свидетельством связи мифологических представлений народностей этого региона с их охотничьим бытом и жизнью. Эти представления наиболее многогранно нашли свое выражение в мифах, сказках и сказаниях всех коренных народностей Чукотки и Камчатки.

Бытовые сказки (или бытовые рассказы) повествуют об особенно памятных и типичных событиях, происходивших при разных ситуациях ранее и закрепившнхся в устной традиции народа. Особенностью этого жанра устного повествовательного творчества народностей Чукотки и Камчатки является отражение бытовых и социальных сторон их жизни, межплеменных отношений, борьбы героя с врагами-обманщиками, насильниками и угнетателями; в сказке этого жанра высмеиваются хвастовство, самонадеянность, лень, глупость. Герою бытовой сказки помогают не чудесные помощники, а ум, справедливость, находчивость, превосходство в силе и ловкости.

Бытовые сказки возникали в разное историческое время, но наиболее широко — в период разложения первобытнообщинных отношений, появления имущественного неравенства, противопоставления сильных слабым, богатых бедным. Наибольшее количество бытовых сказок зафиксировано у чукчей. Эти сказки носят часто басенный характер: рассказчик обнажает и с добродушной иронией высмеивает глупость, неповоротливость» неприспособленность своих персонажей к преодолению жизненных трудностей. Серия таких сказок в значительном количестве записана в советский период собирателями устного повествовательного творчества из среды чукотского народа — Ф Тынэтэгыном и В. Ятгыргыном. Из эскимосских бытовых сказок можно отметить тексты «Брат и сестра». «Островной человек» «Меткий стрелок», «Нунагмитцы» (см сб. «Эскимосские сказки и легенды»). К бытовым сказкам включенным в настоящее издание, относятся чукотские, тексты № 92—101, большинство из которых впервые публикуется на русском языке.

Перед составителем и собирателями-переводчиками, участниками настоящего издания, стояла задача познакомить читателя лишь с образцами устного повествовательного творчества коренных народностей Чукотки и Камчатки. Поэтому здесь не представлен жанр песен (танцевальных, индивидуальных развлекательных и коллективных игровых импровизаций), бытовавших во всем чукотско-камчатском регионе, а также специфического жанра шаманских заговоров, засвидетельствованных главным образом у чукчей и азиатских эскимосов, и загадок, бытующих только у коряков.

Во введении и комментариях мы стремились рассказать как об общих жанровых и сюжетных особенностях чукотско-камчатского повествовательного фольклора, так и о специфических чертах фольклора каждой народности в отдельности и особенностях фольклора эскимосско-чукотского и ительменско-корякского регионов. Эта задача была выполнена лишь частично и в весьма общих чертах. Мы, однако, надеемся, что фактический материал, представленный в сборнике, окажется достаточно интересным как для любителей устного народного творчества, так и для специалистов-фольклористов, занимающихся сравнительно-типологическими исследованиями этого вида искусства у разных народов мира.

Составитель выражает искреннюю признательность доктору филологических наук Е. М. Мелетинскому за ряд ценных советов как по введению и комментариям, так и по составу сборника в целом, а также докторам филологических наук В. Э. Померанцевой и И. С. Вдовину за отдельные замечания и советы, учтенные при подготовке рукописи к изданию.

Г. Меновщиков

СКАЗКИ И МИФЫ АЗИАТСКИХ ЭСКИМОСОВ

1. Юноша, ставший сполохом

В комментарии к каждому тексту приводятся краткие сведения о рассказчиках, месте и времени записи, публикациях текстов. Затем отмечается частичное или полное сходство отдельных сюжетов в фольклоре как одного народа, так и разных народов.

Рассказал в 1940 г. житель сел. Чаплино Провиденского р-на Гимугье, 60 лет, неграмотный; зап. его сын Тагикак, 14 лет, пер. Г. А. Меновщиков. Публикуется впервые.

Мифическое предание о юноше, ставшем главным сполохом Северного сияния; эпизод с игрой сполохов в мяч см. здесь № 39.

Так было. Жил береговой человек с женой. Детей у них не было. Человек постоянно в море выходил, нерпу, моржа и другого морского зверя промышлял. Вот один раз не убил он ничего, домой возвращался. Уже поздно было, ночь опустилась. Шел человек, шел, на небо взглянул — северное сияние увидел. Так много сполохов на небе огненными мячами играет! Один маленький сполох сорвался с неба и упал ярким огоньком возле жилища того человека. Поспешил человек домой. Вошел и увидел: жена его беременна. Обрадовался человек. Сполох ему счастье принес. Поели и спать легли.

Однажды утром снова отправился человек на охоту. Несколько нерп убил, а как вернулся, видит: жена мальчика родила. Назвал отец сына Сполохом. Рос Сполох каждый день помаленьку. И скоро юношей стал.

Вот раз отправился отец на промысел, далеко в море по льду ушел. Налетел сиверко, лед поломал, остался в море отец и погиб там. Мать Сполоха горевала, горевала, да с горя и удавилась.

Остался Сполох сиротой среди чужих людей. Раз и подумал он: «Мать с отцом мои померли. Отец в море погиб, мать себя порешила. Старые люди говорят: кто не своей смертью умрет, а в море утонет или на себя руки наложит, те все к сполохам на небо поднимутся. Вот и мои отец с матерью, верно, там уже». Вышел он ночью к морю, на небо глянул. А там сполохи огненными мячами играют. Взял он длинный охотничий ремень, вверх бросил. Ремень за северное сияние и зацепился. Взобрался юноша по ремню на небо. А сполохи еще больше разыгрались. И он с ними играть стал. В игре и веселье совсем о земле забыл. Так пришедший с неба опять на небо вернулся. И стал у тех сполохов старшиной.

2. Спор ветра и солнца

Рассказал в 1941 г. житель сел. Сиклук Чукотского (ныне Провиденского) р-на Имагми, 50 лег, неграмотный; зап. и пер. Е. С. Рубцова. Публикуется впервые.

Сюжет зафиксирован только у азиатских эскимосов.

Говорят, давно это было. Жил человек, было у него пятеро детей. Все мальчики. Самый старший, как подрос, посыльным стал. Остальные маленькие были. Последыши еще и на улицу ни разу не выходили. Были у человека лук, сеть и гарпун. Но жил он бедно. Рыбу ловить сетью не мог. Море всю долгую зиму льдом было покрыто. Там, где он жил, коса в море вдавалась, и человек на этой косе промышлял: море там часто на берег зверя выбрасывало. Его жена не могла за лето собрать много съедобных корней и ягод: детишки еще малы, а оставить их дома не с кем.

Пришла зима. Земля, озера, реки замерзли. А охотник этот зимой часто щеки сильно обмораживал. Вот раз пошел он по косе, дошел до утеса. Ходил, ходил, все расщелины осмотрел. Вдруг слышит голоса. «Верно, соседи выброшенного морем зверя нашли», — думает. Порадовался он соседской удаче да и пошел на голос. Обогнул скалу, голоса слышит, а никого нет. Еще одну скалу обогнул — опять никого. Что за диво: громко так спорят, а никого не видно. Обошел кругом утес, так никого и не нашел. Взобрался на самую верхушку, стал слушать. И вот, сказывают, что услышал, пока там сидел: