Сто тысяч лет большой надежды - Ирина Анатольевна Кошман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть ещё один замечательный фильм Милоша Формана, который называется «Призраки Гойи». Я никогда не забуду гениальную фразу, произнесённую в нём бывшим священником: «В Испании больше нет граждан. Остались только шлюхи». Так вот я во всеуслышание заявляю, я кричу, я надрываюсь! В мире нет больше граждан! Остались только шлюхи!..
Знаешь, ведь есть ещё один пункт, по которому мораль отвергается. Она во все, во все времена была своя. Особенная. Неповторимая. Например, в средние века людей линчевали, вешали, сжигали, им отрубали головы, четвертовали, топили. Палачи приходили домой, садились за столы, брались за руки и молились. Молились перед едой. Это божественно! Христиане… Христиане, у которых есть праздник поминания всех мучеников, что боролись за христианскую веру, кричат о том, как они настрадались, начиная от языческих времён, когда их истребляли, заканчивая временами коммунизма. Христиане, которые также уничтожали язычников, детей, женщин, разрушали их храмы. Убивали, купались в крови. Нет, я ничего не имею против христианства, уж не обессудь, это просто пример. И я просто добровольно отказываюсь принадлежать вере людей, чьи руки по локоть в крови. Так диктует мне моя нравственность. Я отказываюсь.
Но и все современные люди… Они. У них тоже своя мораль. Понимаешь. Они ничем не лучше.
Господи, как же они мне противны! Люди, которым привили с детства определённые правила реализации в жизни, люди, которые не смогли реализоваться по этим признанным схемам, люди, которые скрывают свою нереализованность многочисленными рассказами о сексуальных похождениях. О, да! Я уверена, что ты видел таких. Люди, которым задаёшь вопрос: «А вот если бы ты сел, то дал бы кому-нибудь отодрать тебя в зад?» И они отвечают: «О, нет! Нет, конечно. Это же безнравственно». А потом ты задаёшь вопрос: «А сам? Сам, если бы сильно захотел, отымел бы кого-то?». И они такие: «Да. Определённо, да…»
Так вот, знаешь, они могут отвергать нравственность, ошибочно путая её с моралью, потому что при одном слове о ней встают волосы дыбом, они могут даже убивать себя потихонечку ядом лжи, лицемерия, комплексов, но хотят они этого или нет, нравственность неделима. Она одна, и она не для каждого своя, она есть, и ей плевать на то, что думают о ней. Знаешь, это не бог, не дух, не призрак, не материальность. Это просто логика и смысл существования. Всё. Это как с героином. Ты принимаешь его и медленно подыхаешь от какого-нибудь дерьма или быстро – от передозировки. Не принимаешь – живёшь долго и счастливо… Ну, или до того момента, как на тебя не наедет какой-нибудь пьяный безнравственный ублюдок на своём Форде. Как с героином, только наоборот. Ты её принимаешь… А, впрочем, знаешь, принимай, не принимай, всё равно тебя будут окружать всё те же глупцы. Да будет оно так!.. Есть только один момент, когда все! Абсолютно все будут равны и одинаковы: когда к ним придут в дом, прикуют их к батарее и начнут, как бы это помягче выразиться, совершать действия с целью нанесения физических увечий посредствам бейсбольной биты. Перед физической болью и страхом смерти все равны. Все! Потому что именно в этот момент в организме включаются естественные механизмы, заложенные в нас с рождения. Всё остальное время эти механизмы просто спят, потому что люди засунули их глубоко в свои вагины и задницы. Впрочем, туда же они засунули и всё своё серое вещество. Но в этот момент! О, нет! В этот момент все: убийцы, насильники, изменники, предатели, лжецы, лицемеры, взяточники, педофилы, извращенцы… Все становятся высоконравственными личностями. Абсолютно все без исключения. Потому что это едва ли не единственный момент, который невозможно заглушить стереотипами и условными рефлексами, привитыми обществом: желание выжить, любой ценой, человек превращается в один сплошной кровоточащий и смердящий инстинкт самосохранения. А всё остальное время те самые условные рефлексы и стереотипы заглушают это естество. И человек в частном и глобальном смысле умирает. Медленно и мучительно. Деградируя.
Маленький Дзэн. А выход есть?
Профессор Оук. Для того чтобы утвердиться, человеку нужно одно. Всего лишь одно. Развитие. Просто и сильно. Развитие. Но произошла подмена понятий. Теперь для того чтобы утвердиться, человеку нужно зарабатывать больше, чем его сосед, хотя для собственного выживания ему вовсе не нужно идти по костям других; ему стало нужно изменять себя посредствам пластики, вставляя в жопы силикон и делая подтяжки; ему стало нужно покорять непреодолимые вершины, чтобы доказать свою значимость; ему стало нужно заводить у себя дома игуан, крокодилов и енотов; он будет хвастаться перед своими знакомыми (даже мало знакомыми) своими многочисленными сексуальными похождениями, чтобы доказать свою значимость, хотя человеку, который действительно просто любит секс, да простят меня пуритане, не нужно утверждаться перед другими с его помощью. Видишь ли, человеку больше не нужно развиваться. Не нужно, потому что в мире появились вещи, с помощью которых он может утвердиться проще и доступнее, хоть это всего лишь и иллюзия, хоть это и будет идти вразрез с истинной природой человека, хоть это и будет противоречить истинному счастью. Всего лишь потому, что миром человека правят стереотипы. Стереотипы, а не инстинкты… В этом заключается одна большая разница между человеком и животными. Ты ведь всё понимаешь?
Глава 7. Он звал свою маму…
Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И моё дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупость, но это единственное, чего мне хочется
