Риск - Дик Фрэнсис

— Возможно, история еще не закончилась.

Мисс Пинлок имела малоприятную привычку облекать в слова мои самые худшие опасения.

Мы пили превосходное вино, и она немного рассказала мне о своей работе.

— Мне она нравится, — твердо заявила мисс Пинлок.

— Да, это очевидно.

Возникла пауза. Мисс Пинлок пристально разглядывала вино в бокале.

Потом сказала:

— Вы ляжете со мной в постель?

Думаю, я отреагировал самым недостойным джентльмена образом: оторопело уставился на нее, широко разинув рот. Рот я закрыл, осознав, насколько это оскорбительно.

Когда я оправился от первого потрясения, она подняла глаза. Ее лицо было спокойным и деловитым, как и прежде, но неожиданно на нем промелькнуло выражение уязвимости и застенчивости. Краска стыда залила ее шею, потом мучительно загорелись щеки.

Я дал бы ей от сорока двух до сорока шести лет. У нее были темно-каштановые волнистые волосы, уже тронутые сединой, хорошая стрижка, хотя и не самая модная. Широкий, прочерченный морщинами лоб, большой нос, рот с легко опущенными уголками и маленький подбородок. За стеклами очков — карие глаза, из-за линз казавшиеся маленькими. Морщинки обозначились там, где обычно появляются морщины, и кожа не сияла юной свежестью. Она производила впечатление сильной личности, но была лишена сексуальной привлекательности, по крайней мере для меня.

— Зачем? — задал я довольно идиотский вопрос.

Она покраснела чуточку сильнее и покачала головой.

— Послушайте, — сказал я, — это ведь не так просто. Я не могу… Я хочу сказать, нельзя зажечь или погасить желание, как лампу, просто повернув выключатель.

Мы сидели в неловком молчании. Мисс Пинлок поставила свой бокал и сказала:

— Простите. Нелепо было предлагать такое. Пожалуйста, постарайтесь забыть, что я сказала.

— Вы сказали то, о чем думали. Поэтому… ну… наверное, вы говорили серьезно.

Она слабо, с горечью улыбнулась.

— Я думала об этом постоянно в течение долгого времени. Вам это покажется странным, но я никогда… как говорится, не спала с мужчиной.

— В наш век терпимости? — подал я реплику.

— Вот видите, вам трудно в это поверить. Но я никогда не была хорошенькой, даже в детстве. А еще мне, пожалуй… всегда хорошо удавались многие вещи. Учиться. Преподавать. Организовывать. Руководить. Это все не женские занятия. Всю мою жизнь люди полагались на меня, так как я была способной. Я не испытывала недостатка ни и здоровье, ни в энергии, мне нравилось подвигаться по службе, получать ответственные посты. В основном у меня сложилась очень увлекательная жизнь, приносившая отрадные плоды.

— Но? — подсказал я.

Она кивнула.

— Но. Я никогда не интересовалась мальчиками, когда была подростком, потом считала их незрелыми. В университете я работала, не разгибая спины, чтобы получить степень бакалавра с отличием первого класса. А потом я всегда преподавала в школах для девочек потому, что в смешанных школах, если честно, пост директора обычно предлагают мужчинам, а я вовсе не мечтала оставаться на вторых ролях при мужчине и тешить его самолюбие. Ни я сама, ни то, чем я занималась, никогда не имело ничего общего с романтикой.

— Так почему теперь?

— Надеюсь, вы не рассердитесь, но всему причиной любопытство и стремление к знаниям.

Я не рассердился. Только изумился. Ее румянец увял так же быстро, как и вспыхнул. Мисс Пинлок вновь нащупала твердую почву под ногами.

— Вот уже некоторое время я думаю, что мне следовало бы приобрести опыт. Половых отношений, если точнее. В молодости со мной этого не случилось, но, вы понимаете, я и не ждала этого. Теперь мне кажется, что стоило попробовать найти мужчину, но тогда, в колледже, я довольно сильно боялась этого и не испытывала большой нужды. И я была всецело поглощена своей работой. Потом в течение многих лет меня нисколько не волновало все это, лет до тридцати. А к тому моменту все мужчины, с которыми знакомишься, конечно, уже женаты. В любом случае, работая среди женщин, редко встречаешь мужчин, за исключением чиновников и тому подобное. Разумеется, я часто хожу на всякие официальные приемы, но люди избегают приглашать незамужних женщин на частные вечеринки.

— Что заставило вас изменить свое отношение? — спросил я, живо заинтересованный.

— О, необходимость справляться с чрезвычайно развитыми девочками. Современное поколение слишком хорошо осведомлено. Они так порывисты и откровенны. Мне они нравятся. Но я должна разработать для них курс по половому воспитанию, и в свое время я даже вела такие уроки по учебникам. Мне кажется, было бы намного лучше, если бы я знала… какие ощущения испытывают во время полового акта. Я чувствую себя в невыгодном положении по сравнению со многими из старших девушек. Особенно после того, как в последнем семестре вынуждена была давать советы беременной четырнадцатилетней девочке. Четырнадцатилетняя! Она знает больше меня. Как я могу что-то советовать ей?

— У католических священников нет подобных проблем, — заметил я.

— Возможно, католических священников уважают за непорочность, но директрис нет. — Она помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила: — Честно говоря, я также нахожусь в невыгодном положении в сравнении с замужними женщинами из моего преподавательского состава. Некоторые из них склонны относиться ко мне покровительственно, хотя бы и бессознательно. Мне это неприятно. Однако я могла бы превосходно справиться с ситуацией, если бы на самом деле знала то, что знают они.

— Я… первый мужчина, к кому вы обратились? — медленно спросил я.

— О, да. — Она слабо улыбнулась и пригубила вино. — Вокруг практически нет мужчин, кого можно попросить. Особенно если являешься директором школы и пользуешься широкой известностью. Конечно, я не желала бы рисковать работой.

— Понимаю, это наверняка трудно, — согласился я, размышляя над ее словами.

— Таким образом, отпуск — единственная возможность, — сказала она.

— Я ездила в археологические круизы в Грецию и все такое прочее и видела, как сходились другие пары, но со мной никогда такого не случалось. Еще я слышала, что многие одинокие женщины бросаются на шею лыжным инструкторам, официантам и мужчинам, которые занимаются этим за деньги. Но так или иначе, это не то, что я хочу. Я имею в виду, я не хочу презирать себя. Я желаю приобрести знания, не испытывая чувства вины или стыда.

— Мечта о рае, — сказал я.

— Что? О, да.

— А что же ваша подруга? — спросил я, указывая на вторую кровать.

Она криво усмехнулась.

— Никакой подруги, просто предлог поехать одной.

— Друзья губят всякое стремление к знаниям?

— Именно.

Мы выпили еще немного вина.

— Я нахожусь здесь с прошлой субботы, — пояснила она. — Я всегда беру тайм-аут сразу после окончания семестра, а потом со свежими силами вновь принимаюсь за работу.

— Прекрасная система, — рассеянно откликнулся я. — Почему вы не… э… выдали меня, когда люди с яхты явились за мной?

— Вы хотите сказать, не рассматривала ли я вас сразу как… возможного… В тот момент — нет. Конечно, нет. В какой-то мере я была заинтригована. Я никогда раньше не видела человека, охваченного таким ужасом. Я наблюдала за вами довольно долго. Вы плыли и оглядывались назад. Правда, потом, когда вы доплыли до бетонной ступеньки и я отчетливо разглядела ваше лицо, я поняла, что за вами охотятся. Нужно иметь определенный склад ума, чтобы навести охотников на след измученной, затравленной дичи. Я им не обладаю.

— Слава Богу, что это так, — сказал я.

Я встал, открыл стеклянную дверь и вышел на балкон. Ночь была холодной и ясной, над вечным Средиземным морем сияли звезды. Волны тихо плескались вдоль берега залива, и мягкий лунный свет заливал обширное, пустынное водное пространство, где утром стояла на якоре яхта.

Самый невероятный из всех долгов. Она спасла меня от поимки. Без сомнения, я обязан ей целостностью рассудка, если не самой жизнью. И если единственной платой, которую она хотела получить, было нечто, что я не горел желанием ей отдать, значит, мне просто очень не повезло. Одна великая услуга стоит другой, саркастически подумал я.

Я вернулся в комнату и сел. Выпил вина, ибо во рту у меня пересохло.

— Мы можем попробовать, если вы не передумали, — сказал я.

Мисс Пинлок застыла неподвижно. На мгновение мне почудилось, что теперь, когда я согласился, она поспешно отступает: страхи ее студенческой юности определенно сохранили над ней власть до сих пор.

— Вы вовсе не обязаны, — сказала она.

— Нет. Но я хочу.

Да благословят Небеса всех лжецов.

Она прошептала, словно разговаривая сама с собой, не обращаясь ко мне:

— У меня никогда не будет другого такого шанса.

Голос, полный мучительных сомнений на пороге прыжка в неизвестность.