Риск - Дик Фрэнсис

Дик Френсис

Риск

Глава 1

В четверг семнадцатого марта утро я провел в волнении, день — в экстазе и вечер — без сознания.

В четверг на исходе ночи, где-то в предрассветный час, я медленно выплыл из пучины беспамятства и увидел кошмарный сон. В нем не было бы ничего особенного, если бы я спал.

Мне понадобилось довольно много времени, чтобы осознать, что на самом-то деле я пробудился. Наполовину, во всяком случае.

Ни проблеска света. Я думал, что открыл глаза, но я ничего не видел — темнота стояла кромешная.

Было очень шумно. Слышалось множество разнообразных звуков, громких и непонятных: рев мощного двигателя, дребезжание, скрип, шорохи. Я лежал, смутно представляя, что происходит, подавленный нескончаемой какофонией.

Я лежал на чем-то, напоминавшем матрас. На спине. Я продрог. Тело затекло и ныло. Меня мутило и знобило. Я был совершенно разбит.

Я попытался пошевелиться. Почему-то мне не удалось поднести к лицу ни ту, ни другую руку. Они словно прилипли к бокам. Очень странно.

Прошли целая вечность. Я чувствовал себя все хуже. Я еще больше замерз и полностью проснулся. Попробовал сесть и ударился головой обо что-то твердое, находившееся прямо надо мной. Я снова лег, подавив внезапный приступ паники, и заставил себя еще раз, шаг за шагом, проанализировать ситуацию. Руки. Почему я не могу шевелить руками? Потому, что мои запястья как будто привязаны к штанам. Это казалось бессмыслицей, но ощущение было именно таким.

Место. Интересно, где я? Я с трудом подвигал затекшими ногами, исследуя. Выяснилось, что я без ботинок. В одних носках. Слева, совсем близко, начиналась стена. Сверху нависал очень низкий потолок. Справа я наткнулся на более мягкую преграду, возможно, матерчатую.

Я подался чуть-чуть вправо всем телом и потрогал ее пальцами. Это оказалась не ткань, а сеть. Похожая на туго натянутую теннисную сетку. Она не пускала меня. Я просунул пальцы сквозь ячейки, но не сумел ничего нащупать с другой стороны.

Глаза. Если только я внезапно не ослеп (а у меня были серьезные сомнения на этот счет), я лежал где-то, куда не проникал ни один луч света.

Блестящий вывод. Весьма конструктивный. Чертовски обнадеживает.

Уши. Пожалуй, с этим дело обстояло хуже всего. Непрерывный, навязчивый гул оглушал, надежно замуровав меня в узком, темном склепе: из-за грохота я не слышал ничего, кроме гудевшего поблизости мощного мотора. У меня возникло ужасное чувство, что никто не услышит меня, даже если я закричу. И вдруг мне мучительно захотелось кричать. Чтобы кто-нибудь пришел. И чтобы этот кто-нибудь объяснил, где я нахожусь, почему и что, черт возьми, происходит. Я открыл рот и заорал.

Я орал: «Эй! Сюда!» и «Проклятый ублюдок, выпусти меня!» — и метался в бесплодной ярости. Все усилия привели лишь к тому, что мои крики и страх не нашли выхода в замкнутом пространстве и рикошетом вернулись обратно, усугубив и без того скверное положение. Цепная реакция. Верный способ довести себя до изнеможения.

В конце концов я прекратил вопить и замер неподвижно. Проглотил слюну, скрипнул зубами и попытался собраться с мыслями. Растерянность обычно побуждает к идиотским поступкам. «Сосредоточься, — сказал я себе. — Думай».

Рокот мотора…

Это большая машина. Она работала на пределе и стояла где-то рядом, но не в том помещении, где находился я. За стеной.

Я тупо подумал, как было бы хорошо, если бы она остановилась. Тогда я не чувствовал бы себя таким больным, подавленным и испуганным. Машина продолжала равномерно грохотать, я ощущал вибрацию сквозь стены. Это не газотурбинный двигатель: он работал недостаточно ровно и без подвываний. Поршневой двигатель. Большой мощности, как у трактора… или грузовика. Но я лежал не в грузовике. Я не ощущал движения. Скорость не менялась, машина не разгонялась и не замедляла ход. Никакого переключения передач. Значит, не грузовик. Генератор. Я решил, что это генератор, вырабатывающий электричество. Я лежал в темноте, связанный, на чем-то вроде полки, рядом с электрическим генератором. Окоченевший, больной и перепуганный. Но где?

Что касается того, как я сюда попал… пожалуй, об этом я имел некоторое представление. Я довольно отчетливо помнил, как все началось. Я никогда не забуду семнадцатое марта, четверг.

Но были вопросы, на которые я не мог найти ответов. Почему? Зачем? И что дальше?

Глава 2

В четверг утром клиент, жизнь которого полетела под откос, надолго задержал меня в конторе в Ньюбери: в это время мне уже давно, полагалось ехать на скачки в Челтенхем. Однако я счел неприличным сказать ему: «Да, мистер Уэллс, мне ужасно жаль, что у вас такие неприятности, но я не могу остаться и помочь вам сейчас, поскольку мне хочется поскорее смыться и начать развлекаться». Мистера Уэллса, совершенно отчаявшегося человека с отсутствующим взором, было просто необходимо вытащить из бездны безысходного горя.

Потребовалось три с половиной часа психоанализа, сочувствия, бренди, рассуждений о путях и средствах и общей жизнерадостной болтовни, чтобы посеять в его душе семена надежды. А между тем я не был его врачом, священником, стряпчим или каким-либо доверенным лицом, но всего лишь бухгалтером, которого он, потеряв голову, нанял накануне вечером.

Бесчестный финансовый консультант пустил мистера Уэллса по миру. Мистер Уэллс, обезумев от отчаяния, где-то услышал, что Рональд Бриттен, несмотря на молодость, уже осуществлял спасательные работы. В разговоре по телефону мистер Уэллс пустил в ход веские аргументы: он предлагал двойную плату, рыдал и сулил вечную благодарность. И он надоел мне до смерти.

В тот день я в первый и, вероятно, в последний раз в жизни готовился участвовать в розыгрыше Золотого кубка в Челтенхеме: у английских жокеев-стиплеров эти скачки стоят в табели о рангах на втором месте после Больших Национальных. Не имело значения, что жучки невысоко оценивали шансы моей лошади, а букмекеры принимали предварительные ставки из расчета сорок к одному. Факт оставался фактом: для жокея-любителя, вроде меня, приглашение скакать в розыгрыше Золотого кубка являлось пределом мечтаний.

Из-за мистера Уэллса я не ушел из конторы спокойно и заблаговременно, бегло просмотрев ежедневную почту. Только без четверти час я предпринял первые попытки отделаться от навязчивого клиента. Мне удалось заставить его встать со стула только тогда, когда я поклялся встретиться с ним в ближайший понедельник и снова подробно обсудить его трудное положение. Он открыл дверь и опять застыл на пороге. Уверен ли я, что мы рассмотрели все аспекты проблемы? Не мог бы я уделить ему побольше времени сегодня днем? В понедельник, твердо сказал я. Может, ему имеет смысл обратиться к кому-нибудь другому?

— Сожалею, — сказал я, — мой старший партнер уехал в отпуск.

— Мистер Кинг? — спросил он, указав на аккуратную надпись «Кинг и Бриттен», красовавшуюся на открытой двери.

Я кивнул, мрачно подумав, что мой старший партнер, если бы он не путешествовал в настоящий момент по Франции, обязательно проследил бы за тем, чтобы я вовремя отправился в Челтенхем. Тревор Кинг, крупный, седовласый, властный и практичный, хорошо понимал, что для меня важнее.

Мы работали вместе в течение шести лет — с тех пор как он переманил меня из столичной конторы, где я проходил практику. Он предложил мне нечто, от чего я был не в силах отказаться: гибкий рабочий график, позволявший выкраивать время для участия в скачках. К тому моменту он имел уже пять или шесть клиентов из «скакового» мира, ибо Ньюбери являлся центром подготовки лошадей, здесь располагались десятки конюшен, обитатели которых топтали своими копытами меловые холмы Беркшира. Подыскивая замену помощнику, который покидал его, Кинг рассудил, что расширит клиентуру в этой сфере, если наймет меня. Конечно, он не говорил об этом прямо — не такой он был человек, чтобы потратить два слова, когда довольно и одного. Но вскоре его интерес стал очевиден, так как он не скрывал удовлетворения, когда его замысел начал постепенно осуществляться.

На первый взгляд способный бухгалтер и жокей-любитель — непримиримые противоположности. Однако все, что Кинг предпринял, проверяя мою квалификацию, сводилось к следующему: он спросил моих бывших нанимателей, готовы ли они значительно повысив мое жалованье, чтобы удержать меня. Они ответили утвердительно и дали мне хорошую прибавку. Тревор улыбнулся, словно кроткая акула, и удалился. Затем он предложил мне стать его полноправным компаньоном и массу свободного времени для скачек. Моя партнерская доля будет стоить мне десять тысяч фунтов, и я могу выплатить ее за несколько лет из своих доходов. Что я об этом думаю?

Я подумал, что все может обернуться просто великолепно. Так и вышло.

В каком-то смысле я и теперь знал Тревора не лучше, чем в первый день знакомства. По сути, наши отношения начинались и заканчивались у дверей конторы. За ее пределами они ограничивались одним ежегодным официальным обедом, на который я получал письменное приглашение от его жены. Он жил в роскошном доме: само здание и интерьер относились примерно к двадцатым годам нынешнего столетия. Друзья Тревора принадлежали в основном к числу крупных предпринимателей или советников графства — состоятельные, солидные, как и сам Тревор.